Пламя потухшего вулкана. Воспоминания бывшего российского саентолога
Шрифт:
По прошествии недели я приступил к выполнению тренировочных упражнений. Первые два — «ОТ ТУ 0» и просто «ТУ 0» хотя и осознавались мною, как полезные и необходимые, были в числе нелюбимых. Выполняя одно, требовалось без движения сидеть с закрытыми, а второе — с открытыми глазами напротив напарника и просто присутствовать. К примеру, если я начинал думать о чем-то своем, засыпать, кашлять, чесать ухо — это было уже далеко от того чтобы в полной мере «быть здесь и сейчас», и, пока это происходило, супервайзер ставила «фланк» (говорила: «фланк»), что означало «ошибка», «неправильно» и объясняла причину; упражнение в этом случае считалось незаконченным. Если же занятие подходило к концу, я отсидел не шелохнувшись, чувствуя себя при этом комфортно и осознал, что достиг цели упражнения — Настя говорила «пас», что означало — упражнение сдано и можно переходить к следующему. Ещё через неделю началась долгожданная «травля». Меня очень впечатляла возможность сесть напротив взрослого дяди и сказать ему, чтобы он шёл куда-нибудь очень-очень далеко, не говоря уже о тренировках
У меня появилось множество знакомых, среди которых был Димкин приятель Вадик (имя условное, так как настоящее я, признаюсь, запамятовал). Он сходу предложил вместе пораздавать приглашения на тест, но я чувствовал, что пока к этому не готов и вежливо отказался. Я считал, чтобы заниматься распространением, нужно либо быть хорошо заинтересованным материально, и просто делать это, как «работу, за которую платят», либо иметь в этом неудержимую внутреннюю необходимость, основанную на глубоком личном опыте, которым хочется поделиться с миром, или какую-нибудь другую вескую причину. Мои же успехи были пока ещё весьма скромными, и наиболее весомыми доводами пользы учения Рона Хаббарда могли стать лишь надежды, связанные с тем, что я смогу получить от него в будущем, нежели то, что я уже имею. Выслушав мою позицию, Вадик в целом со мной согласился, добавив, что у него самого нет ни малейших сомнений относительно Саентологии, потому его совесть абсолютно чиста. Болтая, мы шли с занятий по домам; в руке Вадик нёс пачку рекламных листовок, которые вручал всем встречным прохожим на улице и в метро, а я восхищался его уверенностью, представляя, как когда-нибудь в той же мере она будет свойственна и мне.
Однажды Димка почему-то не пришел на занятия (мы вместе проходили ТУ, где он, между прочим, был одним из самых крутых травильщиков). Вечером я по традиции заглянул в книжный магазин. Так назывался небольшой черный стеллаж и два столика, плотно выложенные курсовыми буклетами и книгами Рона Хаббарда, в холле при главном входе. Приготовившись протиснуться сквозь толпившихся вокруг саентологов, я мельком увидел, как за угол в конце коридора завернул знакомый парнишка, и решил его догнать. Это действительно был Димка. Он уже успел обессиленно погрузиться в кожу просторного дивана рядом с Людмилой Борисовной, которая заботливо его обняла и что-то тихо приговаривала.
— Ну, привет! — воскликнул я.
— Привет, Лёша. Присаживайся.
Я сел рядом с Людмилой Борисовной. Димка, поправив чёлку, только молча кивнул.
— Как твои ТУ? — тут же поинтересовался мой регистратор.
— Да нормально, продвигаются. А чего это Димка такой вялый и на занятиях не был?
— Температура у него. Ему ассист нужно сделать. Умеешь?
— М-м… Нет. Честно говоря, даже не знаю, что это такое, — растерянно вымолвил я.
— Не знаешь, что такое ассист? — удивилась Людмила Борисовна. — Так я тебе объясню. Ассист — это такой саентологический процесс, вроде одитинга, который применяют, чтобы помочь человеку быстрее выздороветь.
— Неужели даже такое есть?
— Есть. И ещё много всего есть. Проходи быстрее курсы и всё узнаешь. А то так и будешь ходить «Неужели! Неужели!..» — тихо рассмеявшись, сказала Людмила Борисовна.
— Так я и прохожу, — мне стало неловко, что я, такой взрослый балбес, не знаю элементарных вещей, о которых известно даже Димке.
— Ладно, не обижайся, — она слегка прижала внука к себе и потрепала его по голове.
Решив реабилитироваться в глазах Людмилы Борисовны, я поучительно изрёк:
— Между прочим, у Хаббарда написано, что когда человек болеет, ему нельзя сочувствовать, потому что потом, в трудных ситуациях, он будет подсознательно вызывать у себя болезнь, чтобы вновь это сочувствие получить.
— Я не сочувствую — я поддерживаю. Но ты молодец, что знаешь — способный. А раз ты такой способный, мы сейчас научим тебя делать ассисты.
— Сейчас?! Но я ничего про это не знаю.
— Так я и говорю — научим. Да, Димка? — развеселилась Людмила Борисовна.
— Мо-ожно, — еле слышно прохрипел он в ответ.
Они ждали, пока освободится гардероб, где планировалось провести процедуру, поэтому когда студенты разошлись по домам, мы направились туда. Сложив на подоконник верхнюю одежду и прочие вещи, Людмила Борисовна помогла Димке устроиться на кушетке за голыми вешалками и велела мне внимательно наблюдать. Вначале она сообщила, что собирается сделать ассист и будет прикасаться к различным точкам, давая команду почувствовать ее палец, на что Димке следовало отвечать любым подтверждением. «Почувствуй мой палец», — произнесла Людмила Борисовна и прикоснулась к большому пальцу левой Димкиной ноги. «Да», — буркнул он. «Хорошо. Почувствуй мой палец», — и коснулась того же места на правой. «Угу». «Спасибо. Почувствуй мой палец». Она поднималась от ног к голове, затем просила Димку перевернуться и проделывала то же самое. Я вспомнил, как впервые увидел это на ДСХ и, в ожидании чуда, с четверть часа ходил вокруг таинственного действа. Тут Людмила Борисовна неожиданно сказала: «Давай, Лёша, — теперь ты». «Я?! Да Вы что. Я понятия не имею, какие точки нажимать и, вообще, я же…». «Лёша, давай короче. Димка так замерзнет. Никаких специальных точек тут нет. Просто даешь команду, прикасаешься с одной стороны, дожидаешься ответа, даешь подтверждение, затем снова — команду, прикасаешься с другой и так далее». «Господи! Как страшно-то. Ладно, попробую». Димка перевернулся на живот. «Почувствуй мой палец», — дал я команду одитинга, припоминая ТУ. Людмила Борисовна сидела рядом на стуле и присматривала, поправляя меня, если я делал что-то не так. Через час Димка сказал, что ему лучше и температура спала. Я был в восторге. Мы оделись и поспешили на метро, дабы вовремя отправиться на боковую, поскольку крепкий восьмичасовой сон был одним из обязательных требований учебы.
Во время перемен студенты высыпали из классов во двор, где, дружно общаясь, ели и курили. На одном из таких перерывов я познакомился с Антохой Созоновским. Антоха был худощавым, среднего роста юношей с темными волосами, примерно моего возраста. Он тоже занимался раздачей листовок, но, в отличие от Вадика, работал в штате и ездил с этой целью куда-то на специальном автобусе, который был переоборудован в передвижной тест-центр. Антон предлагал составить ему компанию в ближайшие выходные и даже робко подбивал придти работать на постоянной основе. Рассказывая, как это будет здорово, он пригласил меня зайти внутрь служебного здания напротив учебного корпуса. На меня произвело большое впечатление скопление нескольких десятков столов и суетящихся между ними сотрудников. Помимо незнакомых мне саентологов, здесь находились уже узнаваемые супервайзеры, одиторы, продавцы книжного магазина и регистраторы, которые то и дело приглашали меня присоединиться к их команде. Виновато опуская глаза, я оправдывался, что еще слишком мало знаю о Дианетике и Саентологии для того, чтобы принять такое ответственное решение, а также необходимостью учиться в техникуме, чтобы не попасть в армию. Хотя, по правде сказать, я стал всерьёз помышлять о вступлении в штат после истечения призывного срока, до которого оставалось еще восемь долгих лет.
По окончании последней пары я уже собрался уходить домой, но в «тиарсы» зашла какая-то сотрудница и попросила всех студентов собраться в классе теории. Она сообщила, что там состоится важное собрание, на котором Исполнительный директор Санкт-Петербургского Центра — Галина Петровна Шуринова должна сделать историческое заявление для всех Питерских саентологов. Это было интересно и само по себе, но, пожалуй, ещё больше мне захотелось посмотреть на Галину Петровну — легендарную женщину, стараниями которой Дианетика появилась в России. Минут через тридцать, когда все собрались и расселись по местам, началось интригующее мероприятие. Почти сразу слово предоставили Исполнительному директору. Галина Петровна оказалась боевой, крупной, но, в то же время, очень приятной женщиной. У нее был твердый, уверенный голос и доброе лицо. Почему-то именно такой я как раз-таки её и представлял. Она торжественно заявила, что Санкт-Петербургская Дианетика и Саентология в самом ближайшем будущем вступит в новую эру своего существования и причина тому — приобретение большого здания площадью около 3000 квадратных метров, в несколько этажей, и фасадом, выходящим прямо на Лиговский проспект. В 3-х минутах ходьбы от него также находились такие ключевые объекты, как станция метро «Площадь Восстания», Московский вокзал и главная улица города — Невский проспект.
Одним из следующих выступавших был Иван Мацицкий. Его жена Света — на вид совсем юная девушка — иногда появлялась в классе теории среди супервайзеров. Она казалась мне симпатичной, и, еще не зная о ее замужестве, я даже помышлял с ней познакомиться. Потом мы стали часто видеться на ТУ. Мне и в голову не могло прийти, что Света может состоять в браке, поэтому известие, что Иван — ее муж, было для меня, как гром среди ясного неба. Иван говорил о том, что в приобретенном здании до этого находилось то ли какое-то производство, то ли еще что-то неприглядное, поэтому, чтобы оно обрело приличный вид в кратчайшие сроки, необходима помощь каждого саентолога. Все, кто мог хоть как-то помочь в ремонте, приглашались принять участие в построении своего будущего духовного дома. Каждый час работы на стройке награждался «очками» или «условными единицами», за определённое количество которых можно было проходить курсы или, для особо самоотверженных, даже программу «Очищение» — первый шаг на «Мосту к полной свободе», необходимый перед тем, как человек начнет получать саентологический одитинг. По словам большинства присутствующих, предложение было очень заманчивым, но наступал сентябрь, и я понимал, что все мое время теперь снова будет брошено на прилежную зубрежку юридических наук.