Пламя в отсеках
Шрифт:
— Откройте люк! Он еще жив. Надо спасти!
Юдин снова окунулся, пытаясь попасть ключом в звездочку кремальеры, но тут камеру сильно встряхнуло еще раз. Еще.
— Лопаются переборки, — мрачно заметил Юдин.
Стуки снизу затихли. Море ворвалось наконец в отсеки, круша все, что заключало в себе хоть глоток воздуха. Лишь капсула спасательной камеры продолжала еще свой стремительный спуск в бездну.
— Товарищ командир, какая здесь глубина? — крикнул вверх Слюсаренко.
— Тысяча пятьсот метров.
Их было пятеро, и они неслись вниз,
Мичман Черников читал вслух инструкцию по отделению камеры от корпуса. Она висела в рамочке, и мичман читал ее, как чудотворную молитву: «…Отдать… Открыть… Отсоединить…» Но стопор не отдавался. Юдин в Слюсаренко в дугу согнули ключ. Скорее всего, сильное обжатие корпуса заклинило стопор.
Разумеется, спасательная камера должна была легко и быстро отделяться от субмарины при любых обстоятельствах. Однако на одном из учебных погружений стопор ВСК отдался сам по себе, и камера всплыла. После этого крепление усилили. И, видимо, перестарались… Гибнущая атомарина цепко держала последнее прибежище жизни на ее борту. Глубина стремительно нарастала, а вместе с ней и чудовищное давление. Щипцы, сжимающие орех, рано или поздно сломают скорлупу. Спасательная камера превратилась в камеру смертников, Законы физики обжалованию не подлежат…
Глубиномер испортился на 400 метрах. Стрелка застыла на этой оставшейся уже далеко наверху отметке, будто прибор смилостивился и решил не страшить обреченных в их последние секунды жуткими цифрами. Так завязывают глаза перед казнью…
Корпус лодки содрогнулся, вода ворвалась в последний отсек.
Падение в тартарары продолжалось.
— Ну вот и все, — промолвил Ванин. — Сейчас нас раздавит.
Все невольно сжались, будто это могло чем-то помочь. Камеру вдруг затрясло, задергало.
— Всем включиться в аппараты ИДА! — крикнул Юдин. На такой глубине они бы никого не спасли, родные «идашки». Но Слюсаренко и Черников, скорее по рефлексу на команду, чем по здравому разумению, навесили на себя нагрудники с баллончиками, продели головы в «хомуты» дыхательных мешков, натянули маски и открыли вентили кислородно-гелиевой смеси. Это-то их и спасло, потому что в следующую секунду Юдин, замешкавшийся с аппаратом, вдруг сник, осел и без чувств свалился в притопленную шахту нижнего люка. Оба мичмана тут же его вытащили и уложили на сиденья нижнего яруса, обегавшие камеру по кругу. Комдив еще был жив — хрипел.
— Помогите ему! — приказал Ванин.
Слюсаренко стал натягивать на него маску, но сделать это без помощи самого Юдина было весьма непросто. Вдвоем с Черниковым они промучились с маской минут пять, пока не поняли, что пытаются натянуть ее на труп. Тогда они подняли головы и увидели, что командир, Ванин, сидит ссутулившись
Аппаратов ИДА по счастливой случайности оказалось в камере ровно столько же, сколько и людей, «Идашки» вообще не должны были здесь находиться. Просто доктор, готовясь использовать ВСК как барокамеру для кислородной терапии, велел перетащить сюда пять аппаратов.
— Один из них я тут же раскрыл, — рассказывает Слюсаренко, — и попытался надеть на командира. Но опять подвела неудобная маска. Очень плохая конструкция. Сам на себя и то с трудом натянешь, а на бездвижного человека — и говорить нечего.
Позже медики придут к выводу, что все трое — Юдин, Ванин, Краснобаев — умерли от отравления окисью углерода. Камера была задымлена, а угарный газ под давлением умерщвляет в секунды.
И все же чудо случилось: ВСК вдруг оторвалась и полетела вверх, пронзая чудовищную водную толщу, представить которую можно, поставив друг на дружку три Останкинские телебашни. То ли стопор отдался при ударе лодки о грунт, то ли не выдержал сам по себе, но камера неслась ввысь, как сорвавшийся с привязи аэростат.
— Что было дальше, помню с трудом, — продолжает свой рассказ Слюсаренко. — Когда нас выбросило на поверхность, давление внутри камеры так скакнуло, что вырвало верхний люк. Ведь он был только на защелке… Я увидел, как мелькнули ноги Черникова: потоком воздуха его вышвырнуло из камеры. Следом выбросило меня, но по пояс. Сорвало об обрез люка баллоны, воздушный мешок, шланги… Камера продержалась на плаву секунд пять — семь. Едва я выбрался из люка, как она камнем пошла вниз. Черников плавал неподалеку лицом вниз. Он был мертв.
Я не видел, как наши садились на плотик, и вообще не знал, куда они все подевались. Просто плыл себе, и все, пока не наткнулся на свой собственный дыхательный мешок.
Да. этот парень родился не в одной, а в двух счастливых рубашках. Рыбаки, заметив в волнах оранжевую точку (дыхательный мешок), подобрали Слюсаренко из воды.
ВСК — всплывающая спасательная камера — предназначалась для выхода с глубины всего экипажа. Из 69 человек она спасла одного. Но и в этом случае ее строили не зря…
«Они умирали молча»
Они попали из огня да в полынью, В «Словаре командных слов» нет такой команды — «Покинуть подводную лодку!». Для подводников это звучит столь нже абсурдно, как приказ «Расстаться с жизнью», ибо подводная лодка, прочный корпус — защитная оболочка одна на всех, общее тело всего экипажа…
Покинуть подводную лодку?! В это не верилось, как не верится в конец света.
Мичман Кожанов, старшина команды гидроакустиков, глядя, как открывают контейнеры с плотами, шутливо воскликнул: «Неужели мне придется замочить новые ботинки?!» Он мог шутить лишь потому, что, как и все, не верил в невероятное: их прочнейшая из наипрочнейших атомарина пойдет на дно, как протараненная баржа. Но она пошла…