Пламя
Шрифт:
Сентябрь был очень жаркий, и Париж, казалось, был переполнен более чем когда-либо. Кабаре открывалось в семь и закрывалось в три, четыре ночи. Тони имела два сеанса, получая вдвойне, как и все другие.
Она очень похудела. Воздух был там ужасен, и она чувствовала себя больной от беспрестанного шума и курения.
Кабаре быстро расцветало. Начали приходить англичане и американцы. Жюль толстел и богател более чем когда-либо раньше. Тони одну ночь рисовала под музыку. Это был излюбленный трюк. Она отлично согласовалась с оркестром и умела делать это очень хорошо.
Она
Ее номер был последним, и было уже очень поздно. Она стала на колени в уборной, чтобы сложить свою бумагу.
Маленький хромой человек подошел и стал позади нее.
– Простите, – сказал он на безупречном английском языке, – почему вы теперь не признаете меня?
Тони с удивлением обернулась и увидела хромого человека с очень белым лицом и синими глазами. Ее подозрительный взгляд заметил белоснежную грудь рубашки и жемчужные запонки.
– Я не имею чести знать вас, сударь, – резко ответила она. Она так устала от подобного рода приставаний.
Господин мягко рассмеялся.
– Пять, восемь лет тому назад, – я думаю, приблизительно столько прошло с тех пор, как лорд Роберт Уайк познакомил нас на ярмарке в Овенне.
Услыхав имя Роберта, Тони поднялась.
– Кто вы такой? – спросила она.
– Меня зовут де Солн.
Тони покачала головой.
– Не могу припомнить. Весьма жалею.
– Не поедете ли поужинать со мной, прошу вас?
Тони упорно его рассматривала. Она еще сомневалась в нем: ни один мужчина в течение многих лет не бывал добр к ней из-за одной любезности.
– Я бы охотно с вами поужинала, – сказала она сдержанно, – но это не мое ремесло.
Де Солн слегка вздрогнул, затем улыбнулся.
– Уверяю вас, я только поглощаю свой ужин, – сказал он спокойным голосом, – а вас прошу разделить его со мной.
Тони была очень голодна.
– Спасибо, я поеду, – серьезно ответила она. Он смотрел, пока она прикалывала серую шляпу, отделанную розовым тюлем, а затем посторонился, чтобы пропустить ее впереди себя. У задней двери ждал огромный мотор, и при появлении Тони и де Солна человек открыл дверцы.
Тони знала от Жоржетты, что нужно очень остерегаться ночных поездок в моторе. Она обернулась, чтобы сказать, что она все-таки не поедет ужинать, но в тот момент к хромому господину подошла девушка, одна из погибших созданий. К удивлению Тони, он протянул девушке руку, а та со смехом облегчения пожала ее.
Тони слышала, как он что-то говорил ей насчет дома, затем зазвенели деньги, и девушка сказала:
– Да благословит вас Бог.
Тони села в мотор уже без всякого подозрения. Де Солн сел рядом с ней.
Как только дверцы захлопнулись, она обратилась с вопросом, который она, несмотря на свои колебания ехать или не ехать с ним, все время жаждала задать:
– Вы были другом Роберта Уайка, сударь?
– Я был самым близким его другом, я полагаю. А вы были с ним в родстве?
– В родстве! – Тони страдальчески улыбнулась
– Последний раз я видел его во Флоренции, – продолжал де Солн своим спокойным тоном, – мы встретились в этот последний день.
– Сказал, сказал ли вам Роберт, где он жил? Острая личная нота, зазвучавшая в голосе Тони, сильно поразила де Солна.
«Неужели эта девушка…» – нет, мысль, как слишком нелепая, была отброшена назад.
Он заговорил с Тони под впечатлением минуты. Она выглядела такой бледной и усталой, и он был так сильно поражен, увидев ее здесь. Он хотел помочь ей и не мог себе представить, как она дошла до такой работы и в таком месте.
– Роберт мне тогда сказал, что он снял виллу в Озиоло.
– Сказал ли он вам, кто с ним жил там? – Даже ценой своей жизни она не могла бы удержаться от этого вопроса. Она страстно хотела и все же боялась говорить о Роберте.
– Почему вы меня об этом спрашиваете? – сказал де Солн.
Тони снова замкнулась в себе.
– Не знаю, думаю, что из любопытства.
Мотор остановился у дверей ресторана на улице Селв.
Де Солн выбрал в углу столик, освещенный лампой под опаловым абажуром. Где-то, скрытый от глаз, очень мягко играл оркестр.
Тони оглядела комнату. Эта была та самая, о да, та самая комната, в которой она с Робертом обедала в первый их вечер в Париже.
Кровь потоком прилила к ее мозгу; на минуту комната закачалась и закружилась перед ее глазами.
«О Роберт, взывая к тебе через все эти годы, я еще слышу тебя!»
Она забыла о де Солне. Окружающее перестало для нее существовать.
Она положила лицо на руки и заплакала.
Ни один человек ее круга годами не говорил с ней. Никто никогда не говорил с ней о Роберте, а сейчас этот хромой человек пришел, заговорил с ней, дружески заговорил о Роберте, привел ее сюда, в это лучшее из всех мест на большом, сером свете, куда она и Роберт пришли впервые вместе.
Ни один момент в течение всей последующей жизни не может сравниться с тем, когда двое людей, одни среди толпы, находятся вместе, связанные одним и тем же чувством трепетной, сладкой тревоги, одним и тем же чувством восторга. Тони снова очутилась за маленьким столиком с массой белых цветов, которые Роберт купил на бульваре и велел лакею поставить на их стол, снова в прекрасном плюшевом кресле, напротив нее Роберт, смелый, прекрасный Роберт, весь ее собственный, его рука на момент нашла ее руку под столом, его нога прижалась к ее стройной маленькой ножке.
– О Боже мой, Боже мой!
Она поискала свой носовой платок, но у нее не оказалось с собой. Она безуспешно старалась вытереть слезы рукой. Де Солн, не говоря ни слова, протянул ей белый сложенный квадратик.
Он сделал знак лакею, чтобы тот отошел. Они поужинают после, теперь же он хочет подождать.
Тони, наконец, подняла глаза.
– Мне очень жаль, – сказала она измученным голосом.
– Все в порядке, – сказал де Солн. – Вы устали, вы должны поесть и попить, вы выглядите совершенно измученной. – Он сам рассмеялся над своими усилиями.