Шрифт:
Rebecca Stead
Plan B
Среда, 19 апреля
Уважаемый______________,
Оставляю пробел, потому что, кто бы это сейчас ни читал, я понятия не имею, к кому обращаюсь. Я ещё даже не решил, куда засунуть письмо, когда закончу его. Нужно какое-нибудь потайное место,
Невозможно написать эсэмэску или и-мейл и спрятать так, чтобы кто-нибудь когда-нибудь это нашёл. Нет, нужны именно карандаш и бумага. И ещё отстоящие большие пальцы. Кстати, о пальцах: наверное, надо было начать писать много часов назад, когда я услышал, как в дверях спальни лязгает ключ.
Я сижу и слушаю, не заскрежещет ли замок или вдруг повернётся ручка двери. Даже не знаю, на что я больше надеюсь: что дверь откроется или что нет. Кроме того, я не знаю, сколько ещё буду физически в состоянии держать этот карандаш.
Отстоящие большие пальцы, говорите… Ха! Вот что я вам скажу, кто бы вы там ни были: если у вас действительно есть отстоящие большие пальцы, вы, скорее всего, принимаете их как должное. Ну пальцы и пальцы, подумаешь. Да если бы вы только знали, как на самом деле обожаете свои большие пальцы, как привязаны к ним, вы бы самолично написали им серенаду, спели бы её в одних трусах на камеру и выложили на Ютьюб. Вы бы пошли на всё, на любое унижение ради этих прекрасных, удивительных пальцев.
А что, если их у вас нет? Ну, это сразу бы ответило на кучу вопросов, крутящихся у меня в голове в этот самый момент.
Давайте договоримся так: я очень надеюсь, что пальцы у вас есть.
Предполагалось, что я никому не стану о нас рассказывать. Нет, честно. Но в прошлом году я пошёл в шестой класс и неожиданно нашёл там настоящего друга. А ведь я хранил нашу тайну долго, очень долго — и мог бы хранить ещё дольше.
Мама говорит, у меня «сорок девять лучших друзей». Ну да, мы каждый месяц общаемся с ними по скайпу: с Калебом из Калифорнии, с Исааком из Индианы, с Тони из Техаса, с Коуди из Колорадо и так далее. Но когда на заднем плане постоянно маячат нервные родители, скайп — это полный отстой. Нет, дружба — это прежде всего возможность тусоваться без присмотра. А это, сами понимаете, нелегко, когда взрослые только что в уши тебе не заглядывают с увеличительным стеклом.
Юэн не похож на других. Он переехал в Нью-Йорк только в прошлом году, и он просто хороший друг, понимаете? Он всё время хохочет, даже когда шутят над ним. И он, в отличие от меня, не имеет привычки париться сутки напролёт о чём ни попадя. И вот в один прекрасный день (кстати, зимний) я взял да и сказал ему всё. Ну, да, я рассказал ему о нас. Мне всего только и нужно, чтобы кто-то меня знал, чтобы кто-то понимал. Я терпеть не могу прятаться и всё время притворяться. Я и так притворяюсь всю свою жизнь, у меня уже знаете где это всё сидит?
Я был уверен, что Юэн не станет вертеть пальцем у виска и не полезет на меня с кулаками — ну, он и не стал. Он повёл себя просто офигенно, очень разумно, очень спокойно. И мне стало настолько легче — да что там, я просто счастлив, что теперь у меня есть кто-то, с кем можно поговорить о действительно важных вещах. Но сейчас я за него слегка беспокоюсь. Мы договорились, что он зайдёт сегодня после школы, после врачей. Вдруг он случайно захватит пакет эмпанадас от мисс Пены?
Я уже говорил, что у нас сегодня в школе день испанской кухни, и мне ужасно жалко, что я не там?
Пока я торчу тут, взаперти, сеньора Пена угощает наш испанский класс всей этой потрясающей вкуснятиной. Я на самом деле заговорил о дне испанской кухни, потому что жутко хочу есть. Сегодня с утра все носятся как угорелые, никто даже не подумал меня покормить…
О, чёрт! Я опять вырубился. Второй раз с тех пор, как меня тут заперли. Или даже третий.
Уже некоторое время через дверь ничего не слышно.
Интересно, с родителями там всё в порядке?
И интересно, чем сейчас заняты доктора?
И что они сделают с Юэном, если он вдруг припрётся с тарелкой эмпанадас?
Эмпанадас? Ха! Мечтать не вредно.
А теперь я расскажу вам, что, собственно, произошло. (Вы уж извините, мистер Баркер, смена темы действительно никуда не годится. Надо было сказать что-нибудь вроде: «И кстати о больших пальцах, вот что произошло…» или: «Так вот, сижу я запертый у себя в комнате, и тут…». Надеюсь, вы, кто сейчас всё это читает, — не учитель английского в шестом классе, потому что если вдруг вы — это он, вы от этого письма просто…
Так, кажется, я опять заснул.
В общем, вот что произошло.
Пять дней назад мы вернулись с каникул, которые провели во Флориде. Мама сказала, чтобы всё своё барахло мы кидали на пол прямо у входной двери. Она сама несла пляжную сумку с формочками и совочками для песка, ластами и фальшивым кремом от солнца — так вот, она её просто скинула с плеча, и всё рассыпалось по полу, а это для Ма довольно странно, потому что она всегда притворялась идеальной домохозяйкой с идеальным мужем, идеальным сыном (это я, если что) и идеальным домом. (Ну, в нашем случае, с идеальной квартирой.) Я глядел, как маленький резиновый мячик прыгает по полу, потом закатывается под столик в холле, где уже были аккуратно сложены стопками мои учебники к понедельнику. Ма даже не заметила. Наверное, до сих пор думала о жареной рыбе, которую мы так и не попробовали.
Когда мы только заселялись во флоридский отель, нам сказали про Субботний Фестиваль Жареной Рыбы — а для гостей, которые живут в отеле полную неделю, там всё бесплатно, представляете! Большой стол, за ним куча семей, родители, детишки — это Ма любит больше всего на свете. Оно ей как бы доказывает, что она всё делает правильно. Она думает, что другие ничего не замечают, что на нас никто и внимания лишний раз не обратит: такие мы приличные, обыкновенные — и такими нас сделала она, Ма! Прежде всего, меня, конечно. Я у неё идеальный. И совершенно вне подозрений.