План Б
Шрифт:
Пока я не улёгся в постель, до меня как-то не доходила одна простая вещь: сейчас только пять часов дня. На самом деле я так вымотался, что и не подумал спорить. Кажется, я проспал весь следующий день напролёт и проснулся только в понедельник.
А утром в понедельник я открыл глаза и обнаружил, что прямо у меня на груди стоит Тото — и внимательно смотрит.
— Надо полагать, Ма забыла тебя покормить? — осведомился я.
Встав, я подцепил футболку и пару шорт пообъемистее, и мы с котом двинули в кухню.
Никаких формочек у входной двери, никакой плитки на полу. Квартира пахла тостами.
Она протянула руку и пощупала мне лоб.
Я мотнул головой.
— Что будет в среду, когда придут врачи? — неприветливо спросил я.
Она меня, кажется, не услышала. Просто стояла напротив и щупала кожу у себя на лице.
— Ма, кожа выглядит отлично.
— Спасибо, милый, — улыбнулась она.
Я понял, что сейчас взорвусь. Не то чтобы в буквальном смысле. Но мне до зарезу хотелось сейчас оказаться в школе, с Юэном.
Я до сих пор понятия не имею, кто вы, — но знаете что? Мне уже немного лучше. Вроде как вы и я — уже друзья или типа того, что само по себе странно: я ведь прекрасно понимаю, что сижу тут совершенно один. Это трудно объяснить. Просто мне, в общем, стало лучше.
Мистер Баркер, наш учитель английского, ненавидит все эти «типа» и «в общем». Он бы обвёл их в кружок и поставил рядом целую кучу восклицательных знаков, вот так —!!!!!!!!!!!!!!!
Но это письмо — к вам, а не к мистеру Баркеру, и я хочу, чтобы вы узнали настоящего меня, пока ещё не слишком поздно. Если вы случайно и есть мистер Баркер — ну что ж, извините. Не валите меня, типа, потом на экзамене, о’кей?
Хотя какая разница, даже если завалите?
Ма любит, когда я говорю «типа», как все настоящие американцы. Типа мы как бы местные. Таков и был наш план. И всё, заметим, шло хорошо — прямо до этого самого проклятого утра во Флориде.
Большинство людей и не подозревает, насколько велика Земля в сравнении, скажем, с Луной.
Если вы — один из них, давайте проделаем несложный эксперимент.
Представьте, что у вас есть большой ком пластилина. Представили?
Теперь мысленно разделите этот ком на пятьдесят маленьких комочков, и чтобы все одинакового размера.
Один отложите в сторону. Остальные сорок девять слепите обратно в один большой ком.
Теперь возьмите большой ком в одну руку, а маленький — в другую. У вас получились, типа, Земля и Луна.
Теперь возьмите Луну и разделите её на десять миллионов комочков поменьше. Возьмите один в руку. Поздравляю, вы только что взяли Материнский Корабль. Или просто Корабль. Там в основном и прошло детство моих родителей — по дороге на вашу планету.
А во Флориде, собственно, произошло то, о чём нам в голову бы не пришло подумать заранее. Сейчас до меня постепенно начало доходить, что, помимо всех вещей, о которых я активно беспокоюсь каждый день, существует целая вселенная других — о которых я совершенно не беспокоюсь, просто потому, что не знаю о них. А следовало бы. И вот теперь, когда ты знаешь, что существует
Предупреждение: снова перескок темы, дурной стилистический приём номер два.
Так вот что случилось в прошлую субботу во Флориде.
Рано утром я полез за своими синими плавками. Я каждое утро плавал в бассейне с папой, который всё ещё пытается преодолеть врождённую водобоязнь. Мама мне купила ещё оранжевые с акулами, но для двенадцатилетнего мужчины это как-то несолидно.
А случилось то, что я не смог надеть плавки. Понимаю, это звучит дико. Я хочу сказать, я честно сунул в них одну ногу, потом другую, но до верха дотянуть не смог. Ну, никак. О’кей, решил я, может, Ма по ошибке сунула их в сушилку в прачечной, которая недалеко от нашего бунгало, нужно только пройти по мощёной галькой дорожке… короче, вот они и сели. Ма любила тусоваться там и болтать с другими мамами. Говорила, это помогает не расслабляться.
Я попробовал оранжевые, но и они на меня почему-то не налезли. Создавалось впечатление, что у меня что-то торчит из… скажем так, из копчика. Я попробовал оглянуться, насколько было возможно, — и заорал.
Тут ворвалась Ма, чтобы выяснить, чего это я так ору, увидела и стала очень белого цвета. Такое случается, когда она перестаёт контролировать кровоток: вся кровь сразу уходит в ноги. Ма тогда бледнеет, и у неё есть где-то минута на восстановление системы, потому что потом она упадёт в обморок. Поскольку я родился уже здесь, я с самого рождения умею регулироваться, мне даже думать об этом не надо, а Ма уже достаточно прожила на свете до прибытия сюда, так что когда она удивляется (или, как в этот раз, пугается), она может забыть.
Как бы там ни было, тут вошёл Па, посмотрел на неё, рявкнул:
— Рэйчел! Кровь! — Мама кивнула и стала приблизительно нормального цвета.
— Что это там такое? — спросил я, вертясь и пытаясь разглядеть свою задницу. — Я умру, да?
— Нет, конечно, нет, — ответил Па. — Это просто… ну…
Он посмотрел на Ма.
— Это просто твой хвост, сынок. Он решил вырасти обратно.
В понедельник в школе Юэн повёл себя крайне благородно.
— А у меня вон миндалины тоже обратно выросли, я тебе говорил? Мне их в пять лет удалили, а в восемь — бабах! — и они снова тут. Храпел потом, как трактор.
— Они выросли у тебя из задницы? — недоверчиво уточнил я.
Извините, это было после двух чашек кофе. В последнее время мне приходится пить по утрам кофе, а то я засыпаю в школе.
Юэн покачал головой.
— Ходил потом, как дебил, не закрывая рта. Пришлось опять удалять.
Развивать дальше эту тему мне расхотелось.
Один доктор оказался длинный, а другой — короткий. Когда они, наконец, объявились сегодня (то есть в среду, то есть в День Испанской Кухни), оба были только что из-под душа — от них пахло нашим специальным мылом, которое с Корабля. Я подумал, что они, наверное, будут меня ругать: хвосты определённо в наши планы не входили. Не для того они двенадцать лет бороздили Галактику, дрессируя моих родителей и всех остальных, не для того учили их, как походить больше на людей, чем на котов, чтобы явился я с моим хвостом и всё им на фиг испортил.