Планемо
Шрифт:
Реджи опять поднес часы к глазам — ну что ты будешь делать с проклятыми?
— Дважды два — четыре, — громко сказал он. — Дважды три — шесть. Дважды четыре — восемь. Дважды пять — десять. Одиннадцать на одиннадцать…
Последний пример оказался неудачным, он точно не помнил, сто двадцать один или сто одиннадцать, а проверить подсчетом на листочке было нельзя. Может, уже пора написать на нем что-нибудь, чтобы не сказали, что он не работал? Например, что хочется пить?
Сказано — сделано. Лист уже не выглядел таким пугающе чистым, и дальше Реджи изобретательно продолжил тему отсиженной левой ногой. Нет, он научно написал, как его учили — нарушено кровообращение,
Он смахнул каплю пота с шеи и продолжил свой научный труд. Усиленная перистальтика кишечника — годится, хотя потребовалось привстать, чтобы эта самая перистальтика пришла к логическому завершению после белкового обеда. Правда, не совсем она пришла, но день еще долгий впереди, писать про что-то надо. Почему бы не про неприятные ощущения в области желудка? Они ведь даже болевые отчасти, так что извините.
После смены позы Реджи торжественно квалифицировал эти ощущения как мигрирующие болевые (пригодилось слово). Он пощупал живот, на всякий случай спустил руку ниже и потрогал мошонку, на это простое действие отозвалась почему-то только правая тестикула, и Реджи тоже это добросовестно записал. Можно еще смерить температуру до кучи, у него тут есть градусник с железкой, пусть поработает.
Стрелка на термометре прыгнула к тридцати семи и остановилась. Это уже повышенная температура или нормальная? Вообще, он, конечно, вспотел, но все-таки нормальная температура у человека тридцать шесть и шесть, поэтому записать надо.
Научная работа порядком его утомила. Реджи похвалил себя за то, что не пошел в колледж, иначе занимался бы такой фигней всю жизнь. Он откинулся назад и попробовал улечься на спине, но боль переползла в низ живота, и пришлось лежать на правом боку, где это не так чувствовалось.
Реджи проснулся от того, что организм срочно требовал посещения уборной. Причем так требовал, что был риск не успеть. До этого дня Реджи и не подозревал, сколько всего может поместиться в его кишках.
Не надо было есть третью упаковку.
И вторую тоже не надо было.
Зеркало на стене отразило его бледный вид, когда он, пошатываясь, слез с толчка. Нужно записать, мелькнула у него мысль, но тут же пропала, когда он понял, что боль усилилась и прочно обосновалась в правой части живота. Термометр показал уже тридцать восемь, а пульс он сам себе насчитал под сотню. Он наскоро впихнул эту информацию в блокнот и посмотрел на часы — три часа прошло.
Реджи свалился на койку и потянул к себе упаковку воды. Надо попить, сухость во рту — первый признак обезвоживания, как раз его симптомы. Должны пройти после пополнения водного баланса. Он выдавил в рот содержимое пакета, и стало немного легче. Если не шевелиться, терпеть можно. Живот, однако, думал иначе, через несколько минут он ожил и начал сотрясаться в каких-то пульсирующих спазмах, боль стала настолько невыносимой, что пришлось выпить сначала одну таблетку, а потом и вторую. Что за хрень с ним творится? Он же вот только что был здоров как бык.
Под одеждой то, что еще утром было нижним прессом, теперь выглядело как раздутое лягушачье брюхо, причем с одной стороны больше, чем с другой. Наплевав на научные термины, Реджи занес это в протокол своими словами и полез за тревожным вымпелом. Это было последним, что он смог сделать, стоя на ногах. Через бесконечно долгое время (или ему так показалось?) в крышу капсулы ударил магнит стыковочного модуля, и железная бочка понеслась вверх с такими перегрузками, что Реджи первый раз в жизни помолился.
***
Боб Куинси поймал Брайана в туалете и припер к стенке локтем.
— Ну? — угрожающе спросил он. — Что за непонятная тишина? Чувак жив, правильно? Значит, нагнули планету? Снимаемся с орбиты?
— Нет. — Брайан выкрутился из его хватки и огрызнулся: — Не снимаемся.
— Почему? — Крис отошел от писсуара, застегивая ширинку. — Чем аппендицит-то вам не угодил? Это же не аномалия.
— Флегмонозный аппендицит, — многозначительно поджав губы, объяснил Брайан. — Вместо двенадцати часов за четыре развился. Хорошо хоть он этапы болезни в блокноте описал, по симптому Хорна и установили, сразу на стол. Прооперировали.
— И что? — возмутился Боб. — Подумаешь, скоротечный аппендицит, с каждым может случиться!
Брайан покрутил головой по сторонам, убедился, что все кабинки пусты.
— Не с каждым, — шепотом сказал он. — Скоротечный — ладно, но этого парня выбрали потому, что у него единственного из всех кандидатов удален аппендикс. В возрасте шести лет.
***
— Ошибка в документах?
— Да черт его знает, без полноценного расследования не скажешь.
Таким сердитым, как сейчас, Катлер видел Бена всего однажды — когда у них перед носом уходили грабители элитного автосалона.
Тогда штатный полицейский кар, принявший вызов, никаким образом не мог соперничать с угнанной ворами скоростной моделью на антигравах с турбостартом, бессмысленно было даже пытаться. Угонщики нарочно сделали круг по стоянке метрах в трех от земли, потом с неприличными жестами и гоготом поднялись выше. Катлер, не желая рисковать сидящим в служебной машине Беном, передавал информацию дорожной полиции, а воришки зависли у них над головой, и издевательские желтые брызги растеклись по лобовому стеклу. Это оказалось последней каплей: злой как черт Бен толкнул дверь и выскочил наружу, содрал с куртки свой маячок и швырнул в брюхо парящей в воздухе машины — жест, который Катлер ошибочно принял за выражение отчаяния. Ошибочно — потому что через семнадцать минут грабителей задержала не дорожная полиция, а войска специального назначения, вышедшие на операцию «Перехват». Бену за эту выходку влетело от Катлера больше, чем от деда, но краденая машина вернулась в салон целой, а преступников через неделю доставили в участок вежливые люди в штатском, после того как убедились, что похищение Шепарда-младшего воришки не планировали и даже не знали, с кем имеют дело.
Бену было одиннадцать.
— Данные этого Хорна были когда-то утеряны в архиве, — объяснял тем временем взрослый Бен, замещая возникший на сетчатке Катлера детский образ. — При копировании случайно стерли файл, потом восстанавливали, так что об аппендиците сведения записаны с его слов, никто не проверял фактическое наличие. Шрамов от операций сейчас не остается, так что в этом смысле подозрений ни у кого не возникло. А детская память избирательна, любит переворачивать события прошлого с ног на голову. Ему могли удалять не аппендикс, а миндалины, аппендикс же удаляли, скажем, соседу по палате, но он запомнил так, и даже на полиграфе прошел бы тест на правдивость. Где это было — не помнит, вроде бы с матерью жил на каком-то курорте, но мать давно умерла, жалоб у Хорна за это время не было, так что тупик.