Шрифт:
УАЙМЕН ГВИН
Планерята
Их было трое. То есть в биоускорителе спали еще десятки маленьких беспомощных мутантов, от одного вида которых любой высокоученый зоолог впал бы в истерику. Но э т и х было трое. Сердце у меня так и подпрыгнуло.
Я услышал быстрый топоток - по зверинцу бежала дочка, в руке у нее бренчали ролики. Я закрыл ускоритель и пошел к двери. Дочь изо всех силенок дергала и вертела ручку, пытаясь нащупать секрет замка.
Я отпер, чуть приотворил дверь и выскользнул наружу. Как моя девчонка ни изворачивалась
– Что, не можешь приладить ролики?
– Пап, я старалась, старалась, никак не привинчу.
– Ладно, девица. Садись на стул.
Я нагнулся и надел ей ролик. Он сидел на ботинке как влитой, Я затянул ремешки и сделал вид, будто прикручиваю винт.
Наконец-то планерята. Трое, Я всегда был уверен, что все-таки их получу, уже лет десять я зову их этим именем. Нет, даже двенадцать. Я поглядел в угол зверинца, где старик Нижинский просунул сквозь прутья клетки седеющую голову. Я назвал их планерятами с того дня, как удлиненные руки Нижинского и кожистые складки на лапах его родича подали мне мысль вывести летающего мутанта.
Заметив, что я на него смотрю, Нижинский принялся отплясывать что-то вроде тарантеллы. Он кружил по клетке, мизинцы у него на руках - вчетверо длиннее остальных пальцев - разогнулись, и я невольно улыбнулся воспоминанию, даже сердце защемило.
Потом я стал прилаживать дочке ролик на другую ногу,
– Пап!
– Да?
– Мама говорит, ты чудак. Ты правда чудак?
– Вот я ее спрошу.
– А разве ты сам не знаешь?
– А ты понимаешь, что такое чудак?
– Не...
Я поднял ее и поставил на ноги.
– Скажи маме, что мы с ней квиты. Скажи - она красавица. Дочка неуклюже покатилась между рядами клеток, и все мутанты, покрытые коричневой и голубой шерстью, то чересчур густой, то чересчур редкой, непомерно длиннорукие и смехотворно короткопалые, повернули свои обезьянья, собачьи, кроличьи мордочки и уставились на нее. На пороге она оглянулась, чуть не шлепнулась и помахала мне на прощанье.
Я вернулся в лабораторию, достал из биоускорителя моих первых планерят и вытащил уже не нужные иголки для внутривенного вливания. Перенес их, маленьких, беспомощных, на матрас - двух самочек и самца. В ускорителе они меньше чем за месяц стели почти взрослыми. Пройдет еще несколько часов, пока они зашевелятся, начнут учиться есть, играть и, может быть, летать.
Но уже и сейчас ясно, что опыт наконец-то удался и мутанты жизнеспособны. Получилось нечто необычное, но полное смысла и гармонии. Не какие-нибудь чудовища, уродливый плод сильного облучения. Нет, это были очаровательные существа без малейшего изъяна.
К двери подошла моя жеча.
– Завтракать, милый.
Она тоже попыталась открыть, но осторожнее - словно бы нечаянно взялась за ручку,
– Иду.
Она тоже попыталась заглянуть внутрь, как пыталась уже пятнадцать лет, но я выскользнул
– Идем, старый отшельник. Завтрак на террасе.
– Наша дочь говорят, что я чудак. Как это она догадалась, черт возьми?
– Слышала от меня, разумеется.
– Но ты меня все равно любишь?
– Обожаю!
Стол накрытый на террасе, выглядел восхитительно. Горничная как раз принесла горячие сосиски. Я легонько ущипнул ее.
– Привет, малютка!
Жена растерянно улыбнулась и посмотрела на меня круглыми глазами.
– Что на тебя нашло?
Горничная убежала в дом.
Я ухватил сосиску, шлепнул на тарелку ломтик лука, полил сосиску соусом и прикрыл луком. Откупорил бутылку пива и стал жадно пить прямо из горлышка, потом перевел дух, поглядел на дубовую рощу и мягко круглящиеся холмы нашего ранчо и вдаль, где мерцал под солнцем Тихий океан. Все это, подумал я, и трое планерят в придачу.
По одну сторону террасы загремели ролики, по другую - конский галоп.
Сын круто осадил пони - мой подарок ко дню рождения (ему только что исполнилось четырнадцать). Жена придвинула мне салат, я жевал и смотрел, как сын расседлал лошадку, хлопнул ее по крупу и она побежала на луг.
"Вот бы он вскинулся, если бы узнал, что у меня там, в лаборатории, подумал я, - Все они с ума бы сошли..."
– Слушай, что с тобой творится?
– спросила жена.
– С той минуты, как ты вышел из лаборатории, ты не перестаешь ухмыляться, будто разыгравшийся орангутанг.
– Я нашел новую забаву.
Она потянулась и схватила меня за ухо. Прищурилась, с напускной суровостью поджала губы.
– Это шутка, - сказал я.
– Хочу сыграть отличную шутку с целым светом. Когда-то со мной уже было что-то похожее, но...
– А именно?
– Ну, мы тогда жили в Оклахоме, отец нашел там нефть и разбогател. Городишко был маленький, я бродил по полю и наткнулся на кучу плоских камней, а под каждым камнем свернулся ужонок. Я набрал их полное ведро, принес в город и высыпал на тротуар перед кинотеатром, там как раз кончался утренний сеанс. Главное, никто меня не видал. И никто не мог понять, откуда взялось столько змей. Вот тут я и испробовал, до чего это здорово: всех поразил, а сам стоишь и любуешься, как ни в чем не бывало.
Жена отпустила мое ухо.
– Значит вот как ты намерен забавляться?
– Ага... Прости, родная, я доем и побегу. У меня в лаборатории спешное дело.
По совести говоря, в лаборатории меня ждало такое, на что я и не рассчитывал. Я собирался только вывести летучее млекопитающее, которое скользило и планировало бы в воздухе немного лучше, чем сумчатая австралийская летяга. Даже среди ранних моих мутантов в последние годы появились такие, которые очень далеко ушли от обыкновенных крыс (с крыс я начал) и определенно напоминали обезьян. А эти первые планерята поразительно походили на людей.