Планета Багровых Туч (Собрание сочинений: В 11 т. Т. 1: 1955–1959 гг.)
Шрифт:
Собственно, пора кончать. Перо покоя просит, и меня зовут на процедуры. Хочу только сообщить тебе, что Михаил сейчас откомандирован на Амальтею. Амальтея - это Пятый спутник Юпитера. Сию истину ты, вероятно, узнал в школе, но забыл, конечно. Там сейчас затеваются любопытные вещи. И вообще: ты будешь штурманом, будешь и капитаном корабля, я тебя знаю. Но «Aspice hoc sublime candens, quern invocant omnes lovern», то бишь: «Взгляни на этот возвышенный блеск, который все называют Юпитером». Настоятельно прошу - взгляни! Следующий большой штурм будет там - это я тебе гарантирую, как старый межпланетный волк.
Да, Миша говорил мне, что Дауге окончательно оправился и досаждает Краюхину
Прощай, краснолицый! Надеюсь, не пройдет и двух лет, как ты напишешь мне.
Большой привет супруге и сынишке. Да ручку, ручку ей поцелуй, неотесанный!
Твой В. Юрковский. Венера. Порт Голконда 7.02.19.. г.
ИЗВНЕ
повесть в трех рассказах
1. Человек в сетчатой майке
Рассказ офицера штаба Н—ской части майора Кузнецова
Вот как это было. Мы еще летом собирались совершить восхождение на Адаирскую сопку. Многие наши офицеры и солдаты и даже некоторые из офицерских жен и штабных машинисток с прошлого года щеголяли эмалевыми сине—белыми значками альпинистов первой ступени, и эти значки, украшавшие кители, гимнастерки и блузки наших товарищей, не давали спокойно спать Виктору Строкулеву. Лично я за значком не гнался, но заглянуть в кратер потухшего вулкана мне очень хотелось. Коля Гинзбург, глубоко равнодушный и к значкам, и к кратерам, питал слабость ко всякого рода «пикникам на свежем воздухе», как он выражался. А майор Перышкин… Майор Перышкин был помощником начальника штаба по физической подготовке, и этим все сказано.
Итак, мы собирались штурмовать Адаирскую сопку еще летом. Но в июне Строкулев вывихнул ногу в танцевальном зале деревен ского клуба, в июле меня отправили в командировку, в августе жена Перышкина поехала на юг и поручила майору детей. Только в начале сентября мы смогли наконец собраться все вместе.
Было решено отправиться в субботу, сразу после занятий. Нам предстояло до темноты добраться к подножию сопки, заночевать там, а с рассветом начать восхождение. Виктор Строкулев выклянчил у начальника штаба «газик» и умолил отпустить с нами и шофера - сержанта Мишу Васечкина, сверхсрочника, красивого молодого парня; майор Перышкин взял вместительный баул, набитый всевозможной снедью домашнего приготовления, и - на всякий случай - карабин; я и Коля закупили две бутылки коньяку, несколько банок консервов и две буханки хлеба. В шесть вечера «газик» подкатил к крыльцу штаба. Мы расселись и, провожаемые пожеланиями всех благ, тронулись в путь.
От нашего городка до подножия сопки по прямой около трид цати километров. Но то, что еще можно называть дорогой, кончается на шестом километре, в небольшой деревушке. Дальше нам предстояло петлять по плоскогорью, поросшему березами и осинами, продираться через заросли крапивы и лопухов, высотой в человеческий рост, переправляться через мелкие, но широкие ручьи—речушки, текущие по каменистым руслам. Эти удовольствия тянулись примерно два десятка километров, после чего начиналось широкое «лавовое поле» - равнина, покрытая крупным ржавым щебнем выветрившейся лавы. Лавовое поле использовалось соседней авиационной частью как учебный полигон для тактических занятий. Осторожный Коля Гинзбург накануне дважды звонил летчикам, чтобы наверняка удостовериться в том, что в ночь с субботы на воскресенье и в воскресенье вечером
– «Мессер»,- с выражением сказал он.- И я не желаю получить еще одну такую же от своего… Тем более в угоду некоторым невоенным военным…
На этом разговор окончился. Витька страшно не любил, ког да ему напоминали о том, что в войне он по молодости не участвовал. Он был зверски самолюбив. Впрочем, через четверть часа Коля спросил у надувшегося Витьки папиросу, и мир был восстановлен.
Значит, лавовое поле не грозило нам никакими неожиданностями. Оно плавно поднималось к сопке и заканчивалось крутыми, обрывистыми скалами. Дальше машина уже пройти не могла. Там, под этими скалами, мы рассчитывали разбить наш ночной лагерь.
Итак, мы тронулись в путь. Погода была чудесная. Вообще осень в наших местах, «на краю земли»,- самое лучшее время года. В сентябре и октябре почти не бывает ни туманов, ни дож дей. Воздух прозрачный, тонкий, мягкий. Пахнет увядающей зеленью. Небо днем - бездонно—синее, ночью - черное, бархатное, усыпанное яркими немигающими звездами. Мы не торопясь тащились по развороченной еще летними дождями дороге. Впереди над щетиной леса призрачным сизым конусом возвышалась Адаирская сопка. У вершины конус был косо срезан. Если приглядеться, можно заметить, что склоны сопки отливают рыжеватым оттенком, кое—где поблескивают пятна снега. Над вершиной неподвижно стынет плотное белое облачко паров.
Через полчаса мы въехали в деревню, и тут Виктор Строку лев попросил остановиться. Он сказал, что хочет забежать на минутку к одной знакомой девушке. Мы великодушно не возражали. В радиусе восемнадцати километров от нашего городка я не знаю ни одного населенного пункта, где бы у Строкулева не было «одной знакомой девушки».
Не прошло и пяти минут, как он выскочил из домика с доволь ным видом и с объемистым свертком под мышкой.
– Поехали,- сказал он, усаживаясь рядом с шофером и пе ребрасывая сверток Коле Гинзбургу на колени.
Машина снова тронулась. Витька высунулся и грациозно по махал рукой. Я заметил, что занавеска в маленьком квадратном окне слегка отдернулась. Мне даже показалось, что я увидел блестящие черные глаза.
— Что это он приволок?
– равнодушно осведомился майор Перышкин.
— Посмотрим,- сказал Коля и развернул сверток.
— В свертке оказалось целое сокровище - десяток мятых соленых огурцов и большой кусок свиного сала. Строкулев обернулся к нам, облокотившись на спинку сиденья.
– Если Строкулев что—нибудь делает…- небрежно начал он, но тут машина подпрыгнула, Витька ударился макушкой о раму крыши, лязгнул зубами и моментально замолк.
Началась самая трудная часть пути. К счастью, на плоского рье сохранились тропы, оставленные нашими альпинистами летом. В лесу, в чаще берез и осин, исковерканных свирепыми зимними ветрами, были проделаны просеки, и нам почти не пришлось пользоваться топором. Временами «газик» с жалобным ревом увязал в путанице полусгнивших ветвей, переплетенных прочными прутьями молодых побегов и густой порослью высокой травы. Тогда мы вылезали, заходили сзади и с криком «Пошла, пошла!» выталкивали машину на ровное место. При этом Коля Гинзбург, упиравшийся спиной в запасное колесо, неизменно валился на землю, а встав и почистившись, произносил древнюю военную поговорку: «Славяне шумною толпою толкают задом «студебеккер»». Через четверть часа все повторялось снова.