Планета червей
Шрифт:
Чёдэс чуть криво улыбнулся, и достал из той же шкатулки ещё четыре раковины.
– Не надо жадничать, любовь моя, – сказал он ласково. – Если что-то доставляет тебе радость, для меня цена не имеет значения. Поэтому ещё одну я добавлю от себя.
Мужчина положил раковины в ладонь Флэма и нежно поцеловал смуглую щёку жены. Глядя, как Флэм быстро запихивает оплату в сумку, Чёдэс улыбкой спросил:
– Кстати, Флэм, не подумал ты о моём предложении по поводу шариков?
Юноша растянул губы в притворной улыбке и, непринуждённо подбрасывая оставшуюся в руке раковину, ответил:
– Так то ж надо с мастером Элавом
Чёдэс широко улыбнулся в ответ и похлопал по плечу Флэма со словами:
– Не стoит. Я сам как-нибудь его спрошу. А сейчас нам надо с Вахвой по семейным делам поговорить.
12
«Марбл» – стеклянный, идеально прозрачный шарик, принятый на планете Поса как единица обмена.
– Премного благодарен, уважаемый Чёдэс за щедрую оплату моих скромных трудов, – понял юноша непрозрачный намёк уходить, и пятясь к выходу, добавил, – Чувствую, прохлады в вашем доме стало больше, вероятно, из-за вашего щедрого сердца.
– А также из-за волшебных слов червям! – хохотнула Вахва, игриво глядя на мужа.
Чёдэс слегка растерялся, но засияв улыбкой, быстро сказал:
– Женщины обожают выдумывать небылицы. Так ведь, сладость моя?
Он снова притянул к себе жену и еле слышной скороговоркой выдохнул ей в ухо:
– Не надо раскрывать важные тайны. Они помогут нам ещё больше обогатиться.
Женщина поняла свою ошибку, выскользнула из объятий мужа и немного кокетливо-грустно добавила:
– Я же шутить не умею, а тут вот решила, да неудачно.
Флэм сделал вид, что счёл произошедшее за игру влюблённых, и с самой широкой улыбкой скрылся за входным навесом.
Но фраза про волшебные слова червям уже не отпускала его.
После ухода Флэма, Вахва обняла мужа и, чтобы загладить свою вину за болтливый язык, по-детски надула губы и сказала:
– Сдались тебе эти шарики? Лучше о жене подумай, как она тут страдает одна, без твоей ласки, когда ты по потокам мотаешься. У нас и так, считай, полных двадцать шкатулок с раковинами есть, да ещё половина сарая твоего товаром не менянным завалено. А ты всё…
На что высокий мужчина не дал договорить жене и негромко перебил её наигранную речь, отстраняясь:
– Прелесть моя! Ты бы поаккуратнее болтала рядом с Флэмом. Этот острый на язык хитрец, может все тайны у тебя выведать, а ты и не узнаешь. Ещё и найдёт за что ославить тебя можно. Да так ославить, что потом, придётся убегать и жить непонятно где, лишь бы тебя там не знали.
Чёдэс развалился на лежанке и похлопал по ней рукой, призывая присесть поджавшую губы жену.
– Давай я тебе один урок преподам, – продолжил он, когда Вахва села рядом, глядя виновато, – и ты поймёшь своей красивой головкой, что те шарики гораздо больше по цене, чем твои любимые раковины.
С этими словами Чёдэс не вставая, потянулся, открыл стоявшую на столе шкатулку и достал из неё одну крупную шлифованную раковину.
– Ответь мне – вот чем хороша эта ракушка? – снисходительно продолжил он, крутя перед носом Вахвы раковиной.
– Ну… Она тяжёленькая и в ладошке приятно лежит, – пожала плечами Вахва. – А если ещё как зеркальце отшлифована, то в неё и смотреться можно. Красотулька она!
Вахва улыбнулась от своих же слов и нежно посмотрела на мужа. Тот выдохнул тяжело и продолжил спокойно:
– Но, посмотри, что может случиться с тяжёленькой и шлифованной красотулькой.
С этими словами Чёдэс со всей силы злобно швырнул раковину в железную витую ножку стола и от той отлетел большой кусок. Вахва ахнула и хотела встать, но мужчина грубо схватил её за плечо, заставив снова сесть.
– Теперь понятно тебе, сладость моя, – продолжил он всё так же спокойно с улыбкой, – что твоя раковина хрупкая и может разбиться. Особенно в потоке, когда ураганный ветер несёт тачку и швыряет с ухаба на ухаб.
На глазах Вахвы выступили слезы. Но заплакать она хотела не только от разбитой раковины. Женщина понимала, что Чёдэс, любивший иногда подшучивать над её глупостью, сейчас особенно груб и страшен именно своим спокойствием с издевательской улыбкой.
В возникшей паузе, Вахва смахнула слезу и подумала про себя: «Да, я немного глупая, но хитрая и не прощу тебе, дорогой мой, такого обращения».
Словно прочитав во взгляде жены эти слова, Чёдэс понял, что хватил через край. Он притянул её к себе и звонко поцеловал в нос.
– Не стоит плакать от того, что ты глупенькая, радость моя. Прости, что я так недобро говорю с тобой, но тебе нужно научится понимать важные вещи. И вот почему. Эти самые шарики-марблы, мало того, что не бьются в дороге, но ещё хороши тем, что в Полунгаре за них теперь меняют ракушки один к двум. И даже дают иногда за один марбл не по две, а и по три раковины. Теперь давай посчитаем. Связку водорослей в Полунгаре меняют за четыре ракушки. За простую чашу из блицa уже можно обменять две связки.
– А тут ты меняешь одну связку за три красивые чаши блицeй! – немного успокоившись, поддакнула Вахва.
– Правильно, пышечка моя! – снова чмокнул жену в нос Чёдэс. – Улавливаешь мою выгоду. Но не перебивай. Так вот, а за два стеклянных марбла я могу взять три связки! Понимаешь? Ракушки дешевле шариков, да ещё и хрупкие!
– Да, шарики ведь тоже можно разбить! – не унималась Вахва.
– Конечно и марблы можно разбить, если швырять их в камни, с дуру, – горячо возразил раздосадованный Чёдэс, – но, разговор не об этом! Ты только представь – вот я нагружаю свою тачку доверху тюками с фруктами, мылом, накидками, блицами и другим барахлом, за которые смогу выручить, ну, допустим, десять тюков красных водорослей, по двадцать связок в каждом, и десять тюков рыбы. Больше в тачку не влезет. Но в дороге у меня всегда, нет-нет, да отколются края у пары чаш или помнётся часть фруктов. Такой товар или не обменять, или его и за полцены не берут. А это мои потери. Да, я конечно же беру и пару шкатулок раковин с собой, но и у них иногда края оббиваются. За такие раковины со сколами я уже не выменяю водоросли! Это тоже потери! А вот теперь представь, что я беру только одну шкатулку с тремястами марблов, и привожу тебе… тачку, с двадцатью тюками водорослей! А это четыреста связок! Четыреста! Сколько я смогу тут красивых чаш блицей наменять, посчитай?