Планета FREEkoв. Зарождение
Шрифт:
Махнув рукой на свое отражение, он взял с полки зонт и отправился на встречу.
Мария жила и работала в том же учреждении, где содержалась Ждана. В отдалении от основного корпуса, спрятанное за стеклянным куполом зимнего сада и зеленью сквера стояло неприметное трехэтажное здание, огороженное еще одной стеной, взирающей на мир и с той, и с другой стороны множеством электронных глаз. В перечне запрещенных предметов контрольно-пропускного пункта значились кроме всего прочего и линзы, так что Гиленсону пришлось их снять,
Дождь закончился, оставив после себя влажный запах, тяжелое темное небо и зеркальца луж, разбросанные по асфальту. Александр Моисеевич шел по дорожке, вдоль которой медленно разгорались желтые фонари, и продолжал удивляться.
Изнутри КПП охраняли двое вооруженных полицейских. На фонарных столбах и даже кое-где на стволах деревьев подмигивали зелеными лампочками действующие камеры, направленные в разные стороны, видимо, чтобы контролировать всю территорию, без единого слепого пятна.
Марию Гиленсон увидел издалека. Она вышла на крыльцо главного входа, зябко обнимая плечи, и, кажется, что-то сказала стоявшему у дверей секьюрити. Очень худая, высокая, в белом медицинском костюме, напоминающем пижаму.
Когда Александр Моисеевич подошел ближе, Мария с вызовом вскинула голову, как норовистая лошадь, и, скрестив руки на груди, крикнула ему:
— Алекс, ты можешь хоть немного ускориться? Я уже замерзла тебя ждать!
Он проворчал что-то себе под нос, но тем не менее зашагал заметно энергичней.
Пропустив Гиленсона внутрь, Мария поднялась по лестнице, подошла к еще одной запертой двери, подставила лицо сканеру.
— Теперь ты, — скомандовала она, и Александр Моисеевич подчинился.
Створки бесшумно раздвинулись, и Гиленсон оказался в сером длинном коридоре с дверями, расположенными по обе стороны. Пахло едой.
— Сюда, — сказала Мария, стремительным шагом направившись направо по коридору. — Здесь моя квартира, проходи.
Над входом также торчала камера. Да и внутри квартиры, напоминавшей лаконичностью обстановки больничную палату, помигивали огоньки.
Гиленсон присвистнул.
— Я что-то не понял. Ты у нас стала народным достоянием, или мир наконец осознал, при каких условиях содержания ты перестаешь быть опасной для окружающих?
— Очень смешно, Алекс. Как будто ты до сих пор не знал, что я работаю над серьезным проектом. Да, камеры у меня повсюду, за исключением туалетной комнаты. И я на это пошла совершенно осознанно. Потому что у меня есть цель, Алекс. Объяснить, что это такое?
Гиленсон вздохнул.
— Слушай, если ты меня позвала для того, чтобы поскандалить — я лучше пойду.
Мария шумно выдохнула.
— Ладно, хорошо. Ты прав. Давай-ка присядем.
Она указала ему на стул, а сама присела на край узкой казенной кровати, застеленной пестрым домашним пледом.
— Ты ведь знаешь, о чем я хочу поговорить? — спросила Мария, буравя бывшего мужа пристальным взглядом.
Гиленсон прокашлялся.
— Ну, во-первых, Ждана для меня не «что», а «кто»...
Мария подкатила глаза.
— Алекс, прекрати! Это сцена для трагедии, а ты у нас теперь выступаешь в другом амплуа.
— Стесняюсь спросить, и в каком же?
— Ну, судя по всему, ты у нас теперь комик, — отчеканила Мария, глядя на Гиленсона уничтожающим взглядом. — По крайней мере именно так я воспринимаю твои дуэты с этим красным попугаем. Что ты делаешь, Алекс? Чужие люди взахлеб обсуждают тебя, меня, нашего несчастного ребенка, сладострастно ворошат наше нижнее белье! Как ты мог опуститься до такого? Превратить нашу личную трагедию в сетевой мем — это низко, неужели ты не понимаешь? Допустим, тебя не волнует, как скандал повлияет на мою жизнь и карьеру, но чем такого заслужила Ждана? — блеснула глазами Мария.
— Удивлен, что ты еще помнишь ее имя, — жестко осадил ее Гиленсон.
Мария вспыхнула.
— Не смей так говорить. Она — моя боль, мой ребенок — и только мой! Ты вообще не хотел, чтобы она появлялась на свет, или ты забыл? Что же теперь вцепился в нее клещом?
Гиленсон фыркнул.
— Твой, значит. И когда, интересно, в последний раз ты видела своего ребенка? В прошлом году? Или позапрошлом? И это при том, что ты целыми днями находишься в пятистах метрах от нее!
Мария некрасиво осклабилась и демонстративно рассмеялась.
— Решил похвастаться, что ходишь вытирать ей сопли раз в неделю? Идеальный папаша, нечего сказать.
— Не тебе судить, — прошипел Гиленсон, невольно сжимая руки в кулаки.
— Только вот Ждана вряд ли в курсе, какой героический поступок ты совершаешь ради нее! — со злом выкрикнула Мария ему в лицо. — Скажу тебе больше — она вообще едва ли помнит твоего лица! Но ты, конечно, можешь сколько угодно уговаривать себя, что ты — хороший отец! А я, плохая мать, годами не вылезала из лаборатории. Я ночей не спала, чтобы найти решение, которое могло бы дать ей возможность прожить свою жизнь, как человек!
— А сейчас она кто для тебя, Мария?! — не выдержал Гиленсон и тоже сорвался на крик. На его глаза заблестели слезы.
— То же, что и для всех остальных, Алекс! Она — растение!
Лицо Гиленсона налилось кровью.
— Если ты еще хоть раз назовешь ее так, я тебя ударю!
Мария шумно выдохнула, помолчала. Стиснула тонкими пальцами без маникюра виски.
— Прости, я раскричалась... Это было неправильно. Давай попробуем услышать друг друга еще раз, ладно? Я действительно понимаю твои эмоции. Но у нас не та ситуация, чтобы щадить чувства друг друга, поэтому давай начистоту? Алекс, у нас есть дела поважней, чем пожирать друг друга. Мы должны ей помочь. Мы оба. И не думай, что мне легко даются эти слова... Пойми правильно...