Планета FREEkoв. Зарождение
Шрифт:
Гнев Гиленсона утих. Он растер ладонью лоб, пригладил волосы не затылке.
Мария принялась теребить край своей кофты.
— ... Алекс, я ненавижу тебя. Глубоко и искренне, и мне даже порой кажется, что это мое чувство куда сильней и глубже, чем любовь, которую когда-то испытывала. Ты меня предал. Даже не так. Ты меня предавал...
Александр Моисеевич опустил голову.
— Я знаю, что ты имеешь в виду... Я... стыжусь тех слов, что сказал тебе тогда... — еле слышно проговорил он.
Мария усмехнулась.
— Какое
Она испуганно замолчала, опасаясь, что опять разрушила едва установившееся перемирие. Но Александр Моисеевич только покачал головой.
— Это отчаянье, — искренне признался он упавшим голосом. — Я не знаю, что мне делать... Если бы я тогда остановил тебя, если бы... Но я был так зол на тебя!
Мария хмыкнула.
— Еще бы! Жена захотела родить ребенка — какова тварь! — с вызовом бросила она, но Гиленсон не поддержал перепалку.
— Я был не готов, — только и сказал он, грузно откидываясь на спинку неудобного стула. — Но ты не оставила мне выбора — потерять тебя... Я не мог потерять тебя. Я принял твое решение как каприз, заведомо уверенный, что это идеальное существо, которое ты спроектировала с доктором, мне будет безразлично... А когда она родилась... Беззащитная, хрупкая... Эти опухшие глазки...
Гиленсон замолчал, задохнувшись от накатившего воспоминания.
Мария вздохнула. Украдкой смахнула слезинку с ресниц.
— В любом случае, это все уже неважно... Алекс, позволь мне помочь нашей дочери. Я готова на все, лишь бы ты дал свое согласие.
Гиленсон сидел, закрыв лицо руками.
— Зачем ты только завела весь этот разговор...
Мария с вызовом вздернула подбородок, ее лицо выцвело, лишившись всех живых эмоций.
— В этом ты весь, Алекс. Закрыть глаза, спрятаться, убежать. Сделать вид, будто ничего не происходит — вдруг само рассосется. Вдруг кто-то примет решение за тебя? И если все разрешится, ты облегченно вздохнешь, а если станет еще хуже — ты сможешь без зазрения совести возложить вину на другого.
Александр Моисеевич дернулся, хотел было возразить — но слова почему-то застряли в горле.
Мария немного оттаяла.
— Извини. Я стала жесткой.
Гиленсон вздохнул.
— Я читал о твоей методике, еще тогда, в первый раз. Незначительные улучшения в случае успешного исхода — и бешеный процент возможной неудачи. Ты такую помощь хочешь ей оказать?
— Алекс, все изменилось. Я усовершенствовала методику: вероятность неблагоприятного исхода меньше трех процентов. Мы разработали специальную программу, в некотором смысле — самообучающаяся пластичная операционная система, которая сама будет выявлять нарушения нейронных связей и создавать искусственный аналог. Модули цифровой памяти позволят ей осваивать навыки в запредельные сроки, возможность обновлять данные в режиме онлайн сделает лечение максимально эффективным. Разве это плохо, Алекс? Наша девочка через пару лет могла бы догнать в развитии сверстников, научиться жить самостоятельно!
Александр Моисеевич поднялся, прошелся по комнате.
— У тебя есть что-нибудь выпить?
Мария кивнула и направилась к шкафчику с посудой.
— Да, сейчас налью. Коньяк будешь?
— Да, давай коньяк... И сколько таких операций ты уже провела?
— Пока ни одной, — честно призналась она. — Люди всегда боятся всего нового.
— И ты решила сделать из Жданы подопытного кролика?
— Алекс, в случае неудачи ничего страшного не произойдет, просто все останется как прежде.
Она подала Александру Моисеевичу бокал с золотисто-коричневой жидкостью на дне, второй бережно поднесла к своим губам.
Гиленсон проглотил коньяк одним глотком, крякнул.
— Но остается обычный риск форс-мажора во время операции на головном мозге. Так?
— Так, — подтвердила Мария. — Но разве все мы каждую минуту живем не в мире Шредингера? Определено только прошлое. Только когда коробка вскрыта, кот оказывается жив или мертв. А до тех пор мы вынуждены мириться с неопределенностью. Можно умереть в собственной кровати от остановки сердца, а можно выжить на войне. Подумай о Ждане, Алекс. Чего бы хотела она?
Гиленсон прошел к ее шкафчику, плеснул себе еще коньяка. Мария молчала, чтобы не мешать его размышлениям
— Люди с персональным компьютером в голове... — проговорил наконец Александр Моисеевич.
— Именно.
— Но ведь они уже не совсем люди, Мария. Они... они — роботы.
— Ты же не считаешь роботами людей с искусственным сердцем, или умными протезами вместо рук и ног? Так почему протез какого-то участка мозга вызывает в тебе такой ортодоксальный ужас?
Гиленсон покачал головой.
— Я не знаю... Не смогу тебе объяснить. Черепная коробка — вместилище человеческой личности. Мне страшно даже предположить, что у Жданы в ней будет находиться что-то инородное.
Мария кивнула, смочила губы в крепком напитке.
— Но ты же понимаешь, что это страх дикаря перед огнем?
Гиленсон опустошил бокал, поставил его на стол.
— Давай так... Я пока еще не согласился, но я обещаю серьезно подумать. Хорошо? И никаких блогеров больше не будет, обещаю.
Мария в первый раз улыбнулась хорошей, светлой улыбкой.
— Хорошо. Спасибо тебе.
— Ну, я тогда пойду... Меня выпустят без тебя?
— Да, выпустят, — кивнула она.
— И знаешь... ты очень хорошо выглядишь, — вырвалось вдруг у Гиленсона. И смутившись собственных слов, он заспешил к двери, смущенно выискивая что-то в своих карманах...
— А ты сильно постарел, — грустно откликнулась Мария.
— В чем секрет? — печально улыбнулся Гиленсон, обернувшись.
— Просто ты все эти годы жил с безысходностью, а я — с надеждой.