Планета героев
Шрифт:
– Да что же это такое? – возмутился Василий и взялся за колоду во второй раз. Однако опять удача от него отвернулась... Меня ситуация забавляла, а все остальные почему-то поскучнели. Венедикт Владимирович даже вытер платком пот со лба.
– А ну дай я попробую,– сказал Бенкендорф.– Ты, по-моему, тасовать не умеешь.
Василию пришли четыре семерки, и он уже собрался по этому поводу ликовать, но явно преждевременно – поскольку тузы все равно были у меня, а шестерки достались ошарашенному Бенкендорфу.
– Я же говорил вам, что он экстрасенс.– Расстроенно
Сидящие за столом как-то странно на меня смотрели, и мне стало неловко. Надо было чем-то объяснить мое везение, но не мог же я им сказать, что это всего лишь магия десятой категории, доступная любому мальчишке на планете Парра. Наше умение в этой отрасли магии известно всему Светлому кругу, именно поэтому представители других планет никогда не сядут за карточный стол с паррийцем.
– Ваши долги я заплачу,– сказал я расстроенному Пушкину, чтобы хоть как-то развеять возникшую неловкость.– И дворец выкуплю. Примите от меня спонсорскую помощь.
– Нет, нет и нет! – замахал руками Александр Сергеевич.– И не просите. Карточный долг – долг чести. И вообще я себя и здесь прекрасно чувствую. Замечательная квартира. Панельный дом. Тараканы на кухне. Я уже привык, притерпелся.
– Не пыли, Саша! – Жигановский выпил бокал водки и довольно крякнул.– Человек тебе от чистого сердца предлагает. Не надо отказывать князю Мышкину – ты его обижаешь. Великий Поэт, а живешь, как босяк.
– А какой срам государству! – покачал головой граф Бенкендорф.– Ужас. Иностранные послы у тебя бывают. Мне уже в Кремле говорили: что это там Сашка дурит – живет в конуре, а нам перед заграницей неудобно. Хоть с бюджетом сейчас и напряженка, но для Пушкина деньги найдем. Затянем пояса, так сказать.
– Не надо затягивать,– возразил я.– Деньги-то небольшие.
– В принципе конечно...– вздохнул Александр Сергеевич.– Всего каких-то пятьдесят миллионов.
– В рублях? – спросил закхекавший Василий.
– К сожалению, в евро.
Я готов был выложить и сто миллионов каких-то там евро, только чтобы вернуть улыбку на лицо Натали, закручинившейся по поводу несчастий мужа. Если вы скажете, что я влюбился, не стану возражать. А кто бы не влюбился, глядя на ослепительную красавицу двадцати лет от роду с совершенно умопомрачительной фигурой?.. Между нами, даже баронесса Крэг до Натали не дотягивала, а Кэт считается одной из самых красивых женщин Парры. Эх, кабы не мое преклонение перед Александром Сергеевичем, который, к слову, был вдвое старше своей жены, я бы не удержался и осыпал ее не только грязными купюрами, но также цветами и комплиментами. Я твердо решил, что набью морду Дантесу, и от этого решения на душе сразу же полегчало.
– Я все улажу, Саша,– сказал Венедикт Владимирович.– Будет у тебя особняк не хуже, чем у нового русского.
В общем, Пушкина мы уломали. Обрадованная Натали тут же пообещала, что пригласит меня на первый бал, который они с Александром Сергеевичем дадут по возвращении в родной дворец. Я в свою очередь выразил надежду, что если не первый, то второй танец на этом балу останется за мной.
– Какой разговор, Никита? – стрельнула в меня глазами Натали.– Попляшем до упаду. Помню, на школьном выпускном так оторвалась, что каблук отлетел.
– Вы учились в школе?
– Скорее в гимназии,– поправилась Натали.– А потом в институте благородных девиц в Смольном.
Разговор с Натали мы вели наедине, поскольку все остальные мужчины ушли покурить на кухню. Мне показалось, что я понравился своей собеседнице. Нет, я не собираюсь компрометировать женщину. И не подумайте, что на что-то намекаю.
Все было пристойно и невинно. Просто играла музыка. Натали спросила: а почему бы нам не потанцевать? Ведь до бала еще далеко. И я немедленно согласился. Я же не знал, что в земных танцах кавалер и дама очень тесно прижимаются друг к другу. Дама при этом еще и обнимает его за шею. В общем, мы поцеловались. Короткое умопомешательство, не повлекшее за собой никаких последствий.
Конечно, я был смущен. Мне кажется, смутилась и Натали. Мы оба почувствовали неловкость и, чтобы снять ее, выпили по предложению госпожи Пушкиной на брудершафт.
– Теперь мы с тобой на ты, Никита! – захлопала в ладоши хозяйка.– Я так рада, что встретила столь воспитанного молодого человека. Кругом одни братские чувырлы.
Кто такие эти «братские чувырлы», я не понял, а спрашивать было неудобно. Тем более что моих ушей достигли разговоры, которые вели на кухне курильщики. То есть я их слышал и раньше, но не обращал внимания, поглощенный целиком Натали.
– А ты этого Мышкина хорошо знал? – спросил Александр Сергеевич.
– Да,– подтвердил Венедикт Владимирович.– Тот еще был фрукт.
– Откуда у него столько денег? – волновался Бенкендорф.– Ты нам голову не морочишь, Веня? По-моему, никаких Мышкиных среди наших олигархов не числится.
– Много ты знаешь! – хмыкнул Жигановский.– Ты, Сенька, как родился рванью, так ею и остался. А Мышкин был вхож к Папе. С Семьей – на дружеской ноге. Я его не один год поддаивал. Но прижимистый был, старый хрыч! Если и отстегивал, то по маленькой. Я подозревал, что у него большие капиталы, но, честно говоря, не думал, что настолько.
– А мальчишка что, полный идиот? – спросил Александр Сергеевич.– Неужели вот так просто возьмет и пятьдесят миллионов за дворец выложит?
– Да ему эти пятьдесят миллионов – как тебе пятьдесят рублей! – огрызнулся Венедикт Владимирович.– Ты только держи марку. И Наташку предупреди. Чем больше она будет ломаться, тем лучше.
– Все-таки неловко,– вздохнул Пушкин.– Человек не в себе. Его, по-моему, три дня назад из психушки выпустили.
– Это не он идиот, это ты идиот! – рыкнул Жигановский.– Зачем психу миллиарды? Мы его определим в престижную лечебницу, и будет он у нас как сыр в масле кататься. Не для себя же стараемся. Судьба Отечества решается. Такой шанс, Сашка, а ты тут благородного из себя строишь! Неловко ему, видите ли.