Планета обетованная
Шрифт:
Мужчины будут работать в каменоломнях или исполнять другую тяжелую работу, до тех пор пока не издохнут, а когда издохнут то будут скормлены крокодилам. Та же самая участь ждет старых и больных женщин. Из молодых женщин будут отобраны самые красивые, которые предстанут перед Балитумом. Остальные достанутся войнам Абиссариха. Что с ними будет дальше Ишшинкулла особенно не интересовало.
А дети…дети это пластичный материал. Из него можно вылепить все, что угодно. И он – Ишшинкулл – вылепит. Он превратит их в избумов, страшных уродов, одного вида которых будут бояться враги. Это будет непобедимое войско. Оно будет повиноваться только ему и завоюет весь мир. Во славу Каменного бога.
Завтра, когда огненная колесница Бога Солнца скроется из виду, пронесясь во весь опор по небосклону, и черная птица ночи опустится с небес на землю, тогда и только тогда АрбанСин ступит на лестницу смерти, ведущую в чертоги Балитума. Его будут сопровождать мальчик-жрец, несущий дары от их бога. Их обоих ждет смерть. Ишшинкулл еще раз прошелся по келье, освещаемый трепещущим светом масляных факелов, окрашивающих стены в красновато – оранжевый цвет. Его черная тень перелетала при ходьбе со стены на стену, изламываясь на углах. Приближалось время полуночи.
6
Балитум дремал, смежив отвислые веки и опустив лобастую голову с тяжелым квадратным подбородком на могучую грудь, поросшую жестким черным волосом. Его грузное тело, заметно ожиревшее за последние годы, покоилось в массивном золотом кресле, незыблемо стоящем на высоком каменном постаменте на верхнем этаже гигантского многоступенчатого храма – зиккурата, возведенного много десятилетий назад, для прославления его могущества.
Несколько поколений людей сменилось с той поры, когда он появился на свет – отпрыск ли великого царя, наследовавший верховную власть, или некое проявление дьявольского вмешательства, могущественных сил, неизвестных и неподвластных человеку. Он не интересовался жизнью людей, хотя и был одним из них. Для него люди, наряду с жертвенными животными, были лишь источником питательных веществ, необходимых для продолжения его жизни. Он, имевший человеческий облик, осознавал ли себя человеком, мнил – ли богом, об этом у него некому было спросить. Балитум не помнил своего прошлого. Его прошлое помнил Ишшинкулл, сотворивший Каменного бога.
В тот день, – вспоминал Ишшинкулл, – злой ветер-суховей, прилетевший из пустыни, поднял в воздух тучи песка и застил солнце, предвещая беду. И точно: беда – госпожа незваная – не заставила себя долго ждать. В стране марицегов умер царь. Отношение к нему подданных было разное. Многие радовались смерти тирана, хотя и побаивались говорить об этом вслух, страшась мести со стороны сородичей усопшего. Его злобный необузданный нрав внушал им страх.
Кое-кто искренне сожалел о случившейся утрате, страшась перемен, сопутствующих смене власти. К этой категории относились и те, кто видел в умершем царе единственного защитника, способного как противостоять внешним врагам, так и навести порядок внутри страны, уничтожив бунтовщиков и вольномыслящих. Ритуал погребения происходил на берегу священного озера, представляющего собой небольшую заполненную водой котловину, диаметром около ста локтей, образовавшуюся в доисторические времена.
Согласно древней легенде это озеро питалось водами таинственной реки Хабр, текущей во мраке подземного царства. В этом месте обитал бог смерти ужасный Каргал – гигантский червь с мордой змея – прародитель всего живого и его же великий пожиратель. Когда он приближал свою безобразную голову к дыре, пробитой им в твердом камне, и выдыхал, то от его горячего дыхания вода в озере бурлила как в кипящем котле. Когда же он вдыхал, то вода вливалась в его бездонную глотку и уровень ее в озере понижался до тех пор пока не оголялось каменистое дно.
И тогда те, кто посмелее могли заглянуть в раскрытую пасть чудовища, похожую на гигантский грот, пугающий своей чернотой, а при желании пройти дальше в чрево, уклоняясь от торчащих сверху и снизу каменных зубов. Но пока таковых не находилось: дерзнувший столкнуть челн своей жизни в черные воды озера едва-ли мог надеяться на благополучное возвращение.
Траурная процессия, приблизившаяся к месту погребения, состояла из многочисленных царских жен и наложниц, дворцовых людей, жрецов и простого люда, любопытного до всякого рода зрелищ, будь то свадьба или похороны. Царские домочадцы стояли неподалеку, разбившись на несколько групп, в каждой из которых выделялся один из сыновей царя. Плакальщицы в черном сновали между ними, оглашая воздух плачем.
ШарамАдад – старший сын царя и наследник престола – расположился в некотором отдалении, окруженный многочисленной свитой и свысока смотрел на происходящее. Он уже чувствовал себя повелителем и лихорадочно стискивая рукоять меча думал о том, как расправится с неугодными. Простолюдины стояли поодаль, боясь помешать суетившимся жрецам, готовящимся к священнодействию, одновременно не желая попадаться на глаза вельможам из дворцовой свиты, охраняемой телохранителями.
Войско, состоящее из конницы и нескольких отрядов легковооруженной пехоты, заняло места на дальних подступах, готовое в случае надобности отразить внезапное нападение шайки разбойников или одного из воинственных кочевых племен, прорвавшегося сквозь пограничные заставы, и защитить безоружных людей.
Десяток обнаженных жрецов с выбритыми головами, похожие один на другого, суетились вокруг умершего владыки, собирая его в последний путь. Командовал ими Ишшинкулл, не так давно ставший Верховным жрецом, сменив на этом посту своего отца, умершего от неизвестной болезни. Он бросал мрачные взгляды из под насупленных бровей на толпу, ожидавшую начала священнодействия.
В определенный час, когда уровень воды в священном озере достиг критической точки, отмеченной каменным столбом, вбитым в утрамбованную землю, спокойная гладь священного озера внезапно подернулась крупной рябью. Тотчас два высокорослых жреца, в напряжении ожидавших этого момента, столкнули на воду небольшой деревянный плот с установленной на нем колесницей царя, запряженной его любимым конем. Сам царь, облаченный в боевые доспехи, с золотым венцом на голове, сидел в на месте возницы держа в руках вожжи. Специальные тесемочки, привязанные к колеснице, поддерживали его тело в нужном положении, не давая ему упасть. Узкая повязка из плотной черной материи закрывала его глаза, резко контрастируя с восковой желтизной сморщенного лица.
Увидев вокруг себя воду, конь стал проявлять признаки беспокойства. Он неистово бил копытом в деревянный настил и жалобно ржал, запрокинув вверх голову, насколько позволяла обвивающая его тонкую шею цепь, приколоченная к деревянному основанию плота массивной скобой.
Плот медленно поплыл по озеру, слегка раскачиваясь на волнах. Когда он был почти на середине вода в центре озера внезапно вспучилась гигантским пузырем, который лопнув с громким треском, окатил стоящих поблизости людей фонтаном брызг, заставив их отпрянуть прочь. На месте лопнувшего пузыря образовалась большая воронка, засосавшая плот.
Предсмертное ржание захлебывающегося животного оборвалось на самой высокой ноте в тот момент, когда жадные волны сомкнулись над его головой. Следом за этим уровень воды в озере начал стремительно понижаться. Обнажились каменные стены берега, отвесно уходящие вниз.
В скале стали видны мокрые осклизлые ступени, вытесанные в камне неизвестно кем и неизвестно когда. Ступени круто спускались к небольшой площадке, на которой лежала плоская каменная плита, по форме напоминающая крест. Это был жертвенный камень. Напротив него в стене виднелось темное отверстие, похожее на ворота в загробный мир – вход в подземный грот.