Планета обетованная
Шрифт:
– Пусть так, – сурово произнес АрбанСин, глядя в глаза Абиссариху. Но зато мы умрем как воины.
– Можно поступить иначе, – произнес Абиссарих, – Твое войско хорошо обучено. Мне нужны хорошие воины. Я бы пополнил ими свою армию. Взглянув на АрбанСина он добавил, усмехнувшись:
– Впрочем, к тебе это не относится, хотя ты первый из первых и нет тебе в битве равных. Тебе выпала большая честь быть приглашенным на обед к Балитуму. Произнеся имя Каменного Бога Абиссарих понизил голос до шепота. Нельзя было упрекнуть в трусости старого вояку, для которого жизнь – тонкая ниточка, вьющаяся меж пальцев: чуть прижал и уже оборвалась, но было видно, что и он робеет при упоминании имени Балитума.
– Как вы нас догнали? – поинтересовался АрбанСин. – Мы скакали без остановок, нигде не сворачивая с пути.
– Я никого не догонял, потому что никуда не уходил, – ответил Абиссарих. – У Ишшинкулла достаточно воинов, чтобы снарядить два войска: одно отправить навстречу вам, а другое оставить под стенами Тиллы, дожидаться когда вы придете.
В это время к ним подскакал Хунну. Остановившись в нескольких шагах от них он наклонил голову, приветствуя Абиссариха.
– Кто это? – спросил Абиссарих, обращаясь к АрбанСину. – Разве законы вашего племени позволяют вмешиваться в военные переговоры безбородым юнцам?
АрбанСин вперил свой тяжелый взгляд в Хунну:
– Как посмел ты, дерзновенный, приблизиться к нам!? – процедил он сквозь зубы.
–
Да простят меня Великий Вождь и доблестный Абиссарих, – ответствовал Хунну. – Не по собственной воле я нарушил закон. Мой повелитель, Всемогущий СелильУбарум, живущий в небесном шатре, повелел мне сообщить его волю. Он хочет видеть Каменного бога – Балитума. Он приготовил для него богатые дары и просит сообщить об этом Ишшинкуллу, чтобы тот до конца встречи Всемогущего с Балитумом не причинял вреда, людям его племени.
Абиссарих молчал. Он не знал, что ответить. Он мог разбить неприятельское войско, разрушить до основания город и обратить в рабство всех его жителей, но в дела богов предпочитал не ввязываться. Это дело Верховного Жреца. Пусть он и разбирается.
– Хорошо, – наконец молвил Абиссарих. – Я сообщу Ишшинкуллу желание вашего бога. Как он решит, так и будет.
– А войско? – спросил АрбанСин. – Оно так и будет стоять под стенами Тиллы? Или ты позволишь нам соединиться с нашими семьями?
– Чтобы вы набрались сил перед боем? – усмехнулся Абиссарих. – Каждый сытый и отдохнувший воин в твоем войске – это убитый или раненый в моем войске. Я не настолько глуп, чтобы позволить вам это. Вот если вы сложите оружие, тогда не будет никаких препятствий и вы сможете вернуться к своим шатрам.
– Об этом не может быть и речи, – ответил АрбанСин.
– В таком случае, единственное, что я вам могу предложить это отвести войско в соседнюю долину. Там вы сможете накормить коней.
Конечно не из любви к животным Абиссарих проявил милосердие. Соседняя долина представляла собой узкое ущелье, зажатое между холмами и горной грядой. Здесь конница АрбанСина теряла всякую возможность маневрировать и представляла собой отличную мишень для засевших на вершинах холмов стрелков Абиссариха.
– Ты что-то задумал, Всемогущий? – спросил АрбанСин, когда они возвращались к своему войску после переговоров.
– Да, вождь, – перевел Хунну ответ Криса. – Мне нужен небольшой ларец с плотно закрывающейся крышкой из свинца, а если нет свинца то из золота или меди. Когда подойдет обоз, нас отведут туда и мы с УбарСином приготовим свой дар.
«Придется пожертвовать на благое дело одну из своих атомных батарей». – подумал Крис про себя.
5
Ишшинкулл, Верховный Жрец Балитума, заложив руки за спину сумрачно ходил по тесной келье, скрытой в громаде зиккурата. Это был высокий плотный мужчина, с несколько одутловатым безбровым лицом, наголо выбритый. Его водянистые глаза светились холодным блеском, выдавая в нем человека жестокого, не знающего жалости. Он был одет в длинную мантию кровавого цвета, отороченную снизу золотой бахромой. Его шею и плечи украшало тяжелое ожерелье, состоящее из нескольких рядов золотых пластин, на каждой пластине были выгравированы таинственные письмена, понятные только посвященным.
Тяжелое предчувствие сжимало и без того холодное сердце Ишшинкулла ледяной рукой неизвестности. Прошлой ночью черная завеса встала перед его внутренним взором, когда он попытался заглянуть в будущее, мысленно перебирая призрачную нить времени. Такое уже было с ним однажды, когда острая стрела пронзила сердце волка, глазами которого он в тот момент смотрел. Тогда он почувствовал как умирает, и умер бы, если бы вовремя не покинул остывающий труп, уставившийся остекленевшими глазами в сумеречное небо. Но то было чужое тело. Поэтому и черная вуаль была не так черна, как сегодня.
Чтобы выяснить причину тревоги он заглянул в души пленников. Мысли АрбанСина – их вождя – и этого мальчишки – жреца – были ясны как день и понятны ему. Он знал, что они собираются предпринять и, при желании, мог бы даже внушить им сделать то, что выгодно ему, Ишшинкуллу. Но вот ларец, сделанный из неизвестного ему материала: не золотой, не медный, не бронзовый. Он живой. Это их бог – СелильУбарум, как они его называют. Именно от него исходила угроза. И угроза эта состояла в том, что Ишшинкулл не мог прочитать его мыслей, не мог предугадать его действий. Когда он пытался установить с ним контакт, как он это делал множество раз с Балитумом, то натыкался на холодную серую пустоту. Некий барьер, преодолеть который он был не в силах, вставал на его пути.
Пока страшиться особенно было нечего. Абиссарих точно выполнил все его повеления. Он захватил в плен женщин и детей непокорного племени, окружил вражеское войско на подступах к городу, прижав ко рву, кишащему крокодилами-людоедами, Теперь пленники ждут его – Ишшинкулла – решения: рабство или беспощадное истребление. Говорят, что эти люди гордые. Посмотрим, будут ли они также горды, когда рабский ошейник, соединенный с тяжелой цепью, замкнется на их шеях, а сыромятная плеть надсмотрщика сдерет кожу с их спин.