Планета откровений

Черезов Данила Алексеевич

— Как-как… Ногами! — рыкнул в ответ Семён, и понурил голову: — Извините, капитан. Как-то это всё очень неожиданно для меня, нервничаю.

— Да уж, надо думать! — Виктор Петрович хотел похлопать его по плечу, но, посмотрев вверх, на покрытый шипами панцирь, передумал.

***

— Ну, рассказывай, — сказал капитан. — Что произошло? Ты действительно… сам? Она не виновата?

— Нет, — покачал головой Семён. — Мне, может быть, и хотелось бы, чтобы это была она… Но нет. Это я сам. Сам во всём виноват.

Семён рассказал, как, сняв шлем на пустынной планете, вдохнул

вместе с местной атмосферой что-то, что проявлялось в течение нескольких месяцев в виде припадков, как не хотел никому об этом рассказывать, как специально для этого заперся в каюте, придумав себе какой-то дурацкий религиозный праздник… Поделился мыслями, что скорее всего именно это что-то — назовём его для простоты «вирус» — стало причиной тому, что он не попал тогда, на планете, под гипнотизирующее обаяние обнажённой аборигенки. И всё это время «вирус» переделывал его изнутри, незаметно для глаз и поверхностного медицинского обследования, переделывал ДНК, чтобы в один прекрасный момент получилось… вот это. И, надо сказать, момент был выбран очень удачно. Не случись это с ним, лежать бы сейчас Ефиму с откушенной головой, а всем остальным восторженно петь дифирамбы прекрасной инопланетянке. Но он, Семён, не ждёт восхвалений и признания публики. Ему стыдно. Потому как если бы он вовремя обратился-таки со своей проблемой к Гавриле…

Тут капитан прервал его.

— Если бы ты вовремя обратился к Гавриле, — сказал он. — То, скорее всего, развитие событий пошло бы именно так, как ты и сказал — Ефим с откушенной головой и мы все, пляшущие под дудку инопланетной дивы. Так что прекрати терзаться! Что случилось, то случилось — и сейчас в этом больше плюсов, чем минусов.

— Минусы есть, видимо, только для меня, — грустно проговорил Семён.

— А какие минусы? — притворно удивился капитан. — Ты стал выше, сильнее, невосприимчив к ментальному воздействию, скорее всего так же невосприимчив к ядам и химическим веществам… Что говорит Гаврила?

— Гаврила ничего не говорит, — отозвался Семён. — Сказал только: «ни хрена же себе!», и занялся Ефимом и Святозаром. Не до меня ему сейчас.

— Понятно, — кивнул Виктор Петрович. — Ну, ничего, освободится, пускай изучит этот твой… феномен. Может, чего и посоветует.

— Что посоветует? — горько сказал Семён.

— Нууу, что-нибудь, — неопределённо протянул капитан. — Медицинского оборудования у нас много, лазарет оборудован по последнему слову техники — придумает что-нибудь! В общем, отставить пессимизм!

— Есть оставить пессимизм, — кивнул Семён.

— Пока будь поблизости от нашей гостьи, — попросил его капитан. — Ты, видимо, единственный, кто может как-то на неё повлиять. Вдруг не сможет себя сдерживать? И снова пойдёт головы откусывать? Или под контроль брать. Надо проследить, хорошо?

— Это приказ? — в голосе Семёна не было слышно энтузиазма. Да и вообще его голос довольно сильно изменился с того момента, как он перестал быть человеком, исчезли интонации, тембр стал ниже, басовитее, с рычащими нотами.

— Это просьба, — ответил Виктор Петрович.

— Вы что-нибудь собираетесь с ней сделать? — спросил Семён. — Не вечно

же мне за ней хвостиком ходить. Она, в конце концов, Германа сгубила, и чуть не угробила ещё двух человек. Опасно её здесь держать!

— Что ты предлагаешь сделать? — осведомился капитан. — Отослать её обратно на планету? Её там убьют её соплеменники.

— Может, и правильно?

— Нет, я на это пойти не могу, — решительно сказал капитан. — Она останется здесь. Придумаем что-то! Обязательно!

Семён покачал головой, что в его новом облике выглядело довольно угрожающе.

— Хочется верить в это, — сказал он, и побрёл к выходу. На пороге обернулся:

— Вы это… Побыстрее придумайте, ладно?

— Я постараюсь, — пообещал ему Виктор Петрович, уверенности, правда, в этом особо не чувствуя.

Семён ушёл, и капитан повернулся ко второму помощнику, всё это время молча сидящему рядом.

— Что скажешь? — спросил он.

— Если бы не видел это собственными глазами, ни за что не поверил бы, — ответил тот. — Чудеса какие-то! Девушка, которая не девушка, овладевшая разумом всех на корабле, Семён, который больше не человек… Ефим, построивший боевого робота…. Монстры, ментаты, роботы…. Мне кажется, я в каком-то фантастическом романе. А тут ещё это ваше Зло, — он развёл руками. — У меня нет слов, одни эмоции!

— Это не моё Зло, — вздохнул Виктор Петрович. — Но да, согласен с тобой — всё это выглядит нереально, невозможно! Но это есть. На самом деле. Это происходит с нами! И нам надо как-то на это реагировать, что-то с этим всем делать. Вопрос — что именно?

— Ну, по крайней мере, почти все проблемы решились сами собой, — рассудительно сказал Шпакля. — Девушка под замком, мозги снова принадлежат нам, Семён всё-таки остался Семёном, не смотря на то, как он теперь выглядит. Может, полетим домой?

— То есть после всего, что ты узнал, ты хочешь вернуться? — спросил его капитан.

— А есть варианты? — удивлённо поднял брови Лев Николаевич. — Что, будем странствовать от планеты к планете? Этакие космические бродяги? — он посмотрел на капитана. — Да ладно?! Вы серьезно?

— Ну, не совсем, — Виктор Петрович смущенно покашлял в кулак. — Но сама мысль правильная. Я бы, может, и хотел бы вернуться на Землю, бороться со Злом, освобождать людей от этой напасти, но… Я реалист. Никто не даст мне с ним бороться, конечно же. А жить там дальше, после того, что я здесь узнал и увидел, я, боюсь, не смогу. А ты?

— Ну, мне-то полегче будет, — усмехнулся второй помощник. — Из меня это самое Зло никто не извлекал, оно продолжает сидеть внутри. Даже если предположить, что я во всё это верю — я всё равно хочу домой.

— А потом снова в космос?

— Ну да! Это ведь моя работа. И она мне, несмотря ни на что, действительно нравится.

— Так я предлагаю почти то же самое, — сказал Виктор Петрович. — Только без постоянного возвращения домой. Сдадим образцы из экспедиции, потом заберём родных и близких — и полетим куда глаза глядят. Благо таких мест много! Захотим — осядем где-то, будем колонистами, а захотим — будем дальше странствовать в поисках интересных миров.