Планета шестизарядного пистолета
Шрифт:
В темноте, позади ограды загона, он узнал ухмыляющийся голос Фритци Бонна: «Тебе не удастся вернуть моего брата, Закки. Все, что ты можешь, так это получить место в этом грязном хлеву».
– О, заходите, парни, – вторил ему другой голос. – Дикий Билл? – По крайней мере, хоть получили удовольствие. А что, если мы посчитаем до пяти и отпустим его?
– Ты слышишь? – закричал Фритци. В это время он выходил из дымки.
– Ты имеешь шанс позаниматься спортом.
Зак возразил: «Ты ошибся, варвар…»
– Иди к черту! – это был голос Малыша, который нарочно притворялся
– Я думаю, мы должны полностью обезоружить его, – подзадоривал остальных Фритци.
Все согласились, насмехаясь над ним. И снова тени стали сновать по амбару. Фритци Бонн засунул сапог между прутьями ограды. Зак заставил себя встать на ноги.
Случайно ему удалось нащупать и вытащить «шарп» из покрытой грязью кобуры. Он поднял его вверх. Тени продолжали сновать туда-сюда. Это были тени мужчин в шляпах. Он ничего не мог разобрать, потому что ночь была слишком темной, все было окутано туманом. Пот ручьем стекал по его глазам и щекам. Свет фонарей не попадал в загон конюшни. Даже лучи лампы, зажженной за занавеской коттеджа, который находился через дорогу от конюшни, не проникал туда.
Тени мужчин приближались. Их сапоги вязли в грязи. В коттедже скрипнуло окно. Послышался голос старика: «Не двигайся, Абигайль. Не шевелись. Это люди из ужасной пивной, которые нарушают законы, они все находятся вне закона. Это они подняли весь этот шум».
«Помогите мне, – думал Зак. – Помогите мне, старики». Но окно со скрипом закрылось. Тени вооруженных мужчин ухмылялись. Они обменивались многозначительными жестами и окружали его. Круг все сужался и сужался.
– Я… я… я, – начал было Зак.
– Он поет старую песню на старинную мексиканскую мелодию! – закричал Малыш, грохоча от смеха.
– У меня есть ружье, – дрожащим голосом воскликнул Зак.
– Заряды со снотворным, вот и все, что у тебя есть, – фыркнул Фритци Бонн. – Больше никаких других патронов у тебя нет.
– Кроме тех, которые есть у нас, старый петух, – повернув голову, Зак с ужасом заметил, что позади него стоит Келемити, которая только что вошла с улицы в загон. В руках у нее был автомат. – И наши патроны очень мощные. Это оружие, например, способно разорвать тебя на мелкие кусочки, если я пару раз нажму на курок.
Они окружили его.
Ему ни за что не взять верх над ними. Ему не удастся и двоих уложить с помощью Шарпа. Келемити, Дикий Билл, Малыш и Фритци стояли вокруг него, а потом пространство, которое разделяло их, стало сужаться.
Дикий Билл держал наготове два своих ружья, словно палки, которыми он хотел проткнуть дворнягу. Он начал орать: «Уу! Ух! Ух!»
Все направили оружие на него. Дула были такими длинными, такими черными, а круг все сужался.
Почти обезумев, Зак выхватил «шарп». «А теперь, смотрите, парни». Келемити взревела. Выстрелило еще одно ружье. Один выстрел, другой, прямое попадание, жалобный вой. Бандиты завопили.
Зак еще мог что-то соображать, поэтому когда началась перестрелка, он откинулся в грязь. С тревожными криками бандиты разлетелись в разные стороны. Кто-то стрелял с крыши коттеджа, который находился через дорогу.
Со скрипом открылось окно: «Кто там?»
– Абигайль, зайди в дом! – окно со страшным грохотом захлопнули.
– Обманули, – раздался гневный возглас Малыша. Его долговязая фигура растворилась в темноте.
Легкие выстрелы снайпера прекратились. В загоне воцарилась неправдоподобная тишина. Окно коттеджа открылось в последний раз и уже не закрывалось. Абигайль начала визжать, увидев незнакомца. Вскоре и Зак уловил звуки шагов убегающего человека.
Он лежал, сплевывая грязь изо рта и выковыривая ее из ноздрей. Его первой реакцией была радость, переходящая в возбуждение. Пришла помощь. Абигайль причитала. Хорошая старая Абигайль. Он был спасен.
Внезапно чувство собственной слабости вызвало у него презрение. Он заслужил это.
Он неспособен драться. Он не способен защитить себя. Ему следовало бы позволить неизвестному благодетелю с ружьем… а кто же это мог быть?
В его голове все смешалось, и он едва мог разобраться в собственных мыслях, а внутренний голос говорил: «Помни, ты сам играешь не по правилам. Обрати на меня внимание, Зак Рендольф. Ты не играешь на „ура“. Послушай, на „ура“…»
Страшный внутренний голос смолк. Над ним стали сгущаться тучи отвращения. Как бы ему хотелось, чтобы он был способен проучить всех этих недоумков и бандитов…
Он обратил внимание на то, на что уже пристально смотрел несколько секунд. Его разум помутился.
Нос и челюсть Люка Смитта увязли в грязи. Шейный платок развязался. В тусклом свете Зак увидел тонкую прямую черную линию, которая проходила через всю шею начальника полицейского участка, словно здесь поработало лезвие, которое без крови порезало кожу. Зак заметил эту полосу только потому, что он лежал на земле, почти вплотную к мертвецу, который пытался помочь ему.
Кто же подрезал полицейского? Зак даже не заметил, чтобы у кого-то из подонков был нож.
Он на четвереньках подполз к Люку. Протянул правую руку к ране. Прикоснулся к ней.
Крови не было.
Зак нагнулся еще ближе к трупу. Погрузил пальцы в слой того, что должно было быть телом. Наткнулся на тяжелый невидимый внутренний край. Рана была неглубокой. Ее можно было увидеть, лишь хорошо присмотревшись.
– О, боже мой, – воскликнул он.
Если он действительно сошел с ума, то, по крайней мере, еще не до такой степени, чтобы не приподнять воротник Люка Смитта и не затянуть у него на шее платок, чтобы прикрыть эту странную рану.
Прикрыть и уйти. И больше никогда не видеть. Интересно, известно ли доктору Полякову что-либо о психике. Зак был уверен, что ему необходимо подлечиться.
В полузабытьи он расслышал, что в амбаре собирается небольшая толпа людей. Толпа увеличивалась. Среди пришедших был Фергус О'Мориарти, по ошибке надевший черный фрак с развевающимся галстуком. Он держал в руках фонарь.
О'Мориарти направил свет фонаря в ту сторону, где находился труп начальника полицейского участка. Он присвистнул, но на колени встать не решился.