Планета в косметичке
Шрифт:
— Тут все о любви, cara, — поясняет он мне. — О нашей с тобой любви…
Я таю на глазах: мне повезло с женихом с первого раза! Расплатившись по счету, Джованни извиняется и отлучается — видимо, в «мужскую комнату». А мои подогретые вином мечты о грядущей ночи вдруг прерывает средних лет итальянка, появившаяся откуда-то из недр ресторана:
— Извините, — вежливо спрашивает она, — вы из турфирмы?
Отвечаю, что я просто отдыхающая. И тут она устраивает настоящий «итальянский квартал»: кричит и машет руками, призывая в свидетели весь зал — посетители оборачиваются, а музыканты перестают играть.
— Ах, мерзавец! Не по туризму он работает, а по туристкам! Как сезон, так начинаются мученья Тицианы и ее несчастных малюток! — Наконец
К моменту возвращения Джованни горячая итальянка успевает вернуться на свое место; тот как ни в чем не бывало продолжает свою песню про amore, которая ждет нас этой nocci.
— А как же бедняжка Тициана и ее малютки? — ехидно спрашиваю я, надеясь выбить из колеи коварного изменщика. Но Джованни даже не теряется:
— А что Тициана? Тициана — casa,[8] а ты — cara…
Приходится сказать ариведерчи и этому жениху — гулящих женатиков вполне хватает и дома.
Чисто женская вендетта
Следующие два дня просто валяюсь на пляже, вяло отмахиваясь от приставаний окологостиничных донжуанов (контингент местных мужиков, которые в сезон пасут одиноких туристок возле отеля, я уже отличаю по повадкам). По вечерам чинно беседую с Франческой и Антонио — супружеской парой журналистов из Рима, живущей в соседнем номере. Можно подумать, что я теряю время зря, — но это не так. Дело в том, что с моего балкона отлично просматривается соседняя вилла: она явно принадлежит состоятельным людям. И вот уже второй вечер на ее террасе с видом на море я наблюдаю молодого человека весьма приятной наружности — с книгой в руках. Изредка возле него появляется какая-то пожилая дама (наверное, мама или домоправительница), из чего я делаю вывод, что жены с малютками у него, пожалуй, нет. А по утрам обитатель виллы садится на дорогой мотоцикл (в Италии это очень модно) и уезжает в сторону Палермо. Постепенно у меня созревает план.
Ранним утром надеваю кеды и плотные джинсы, беру в отеле напрокат мопед и занимаю пост под раскидистым деревом, метрах в двадцати от ворот виллы. Как только калитка виллы отворяется и мой новый герой начинает выкатывать свой мотоцикл, я нажимаю на газ, проезжаю вперед — и более или менее реалистично изображаю падение. Есть! Молодой человек подбегает, участливо интересуется, не ушиблась ли я и предлагает как-нибудь помочь. Я жалостно тру коленку и сокрушаюсь, что теперь не смогу ехать дальше и попасть в Палермо, куда собиралась. Мауро (так он назвался) вызывается меня подвезти. Я сажусь на его мощную «Ямаху», крепко обхватываю сзади его мощный торс (о, романтика!) — и мы мчимся по живописным горным дорогам…
Чао, бамбино — сорри!
Через час мы уже сидим в уличной кофейне в Палермо и пьем крепкий итальянский эспрессо. Мауро рассказывает, что имеет свой небольшой бизнес, сам себе начальник, поэтому ради нашей встречи готов свою работу отложить. Ему 32 года, закончил Палермский университет, стажировался в Сорбонне, свободно владеет четырьмя языками. Про своих родных говорит только: «У нас очень большая семья».
Следующие два дня мы проводим вместе с Мауро. Он показывает мне Палермо с неожиданной стороны — оказывается, тут по сей день существуют страшные запутанные катакомбы, где по стенам развешены забальзамированные тела неких знатных особ, умерших в позапрошлом веке. Вечером мы бродим по узким старинным улочкам, заходим в прохладный полумрак готических соборов и целуемся за столиками кафе. Мауро с удовольствием фотографирует меня, но почему-то долго отказывается сняться вместе на память — приводит дурацкие доводы, что плохо получается на фотографиях. Наконец мне удается его уговорить — он нехотя соглашается, но пытается натянуть на лицо мотоциклетный шлем…
Идти на тотальное сближение мой новый друг не спешит — каждый вечер исправно провожает меня до отеля и не делает попыток остаться до утра. Но, поскольку моим нехитрым трем пунктам Мауро отвечает почти идеально, в свою последнюю
— Не обижайся, дорогая, я просто не успел предупредить тебя, что вечером мы не сможем увидеться. Сегодня у нас в доме семейный ужин.
Вот так причина отказаться от первой и, возможно, последней ночи с женщиной, за которой ухаживаешь уже почти три дня!
— В другой раз поужинаешь с семьей, ведь уезжаю-то я, а не твоя родня! — возмущаюсь я. — Или возьми меня с собой.
— Ты не понимаешь, — отвечает Мауро грустно, но твердо. — Поверь, я очень хотел бы провести этот вечер с тобой. Но ужин — это… не просто ужин. Съедутся родственники со всей Сицилии, надо будет обсудить кое-какие семейные дела… В общем, ни пропустить его, ни привести с собой постороннего человека я не могу. Прости…
Мы — бандито, гангстерито…
Итак, свой последний вечер я провожу в гордом одиночестве. Сижу на балконе и слушаю, как на соседнем нежно воркуют Франческа и Антонио. И то и дело кидаю тоскливые взоры в сторону виллы бесчувственного Мауро. Время от времени из дома на открытую террасу выходят подышать нарядные гости. «Да уж, действительно семейка немаленькая!» — думаю я с раздражением. Тут мне приходит в голову заснять свою несостоявшуюся родню, чтобы показать подружкам. Я по пояс вывешиваюсь с балкона, долго выбираю подходящий ракурс и делаю несколько кадров. Срабатывает вспышка. И в ту же секунду от толпы гостей отделяются двое в смокингах, о чем-то переговариваются, указывая в сторону отеля, — и направляются к выходу с виллы. Тут с соседнего балкона высовывается испуганный Антонио — тоже с камерой в руках.
— О мамма миа, кто же так открыто снимает? — со всей итальянской эмоциональностью вопит он. — У тебя сейчас отнимут пленку!
Еще через секунду в мою дверь раздается настойчивый стук.
— Франческа, какой материал! — восхищается Антонио, фотографируя меня, тупо стоящую на балконе. — Это бомба! «Русскую журналистку преследует сицилийская мафия!»
Для справки:
Сицилия считается родиной семейной организованной преступности, известной своими огромными прибылями, жестокостью и кровными распрями. Корни этого явления восходят к XIII веку, когда народ Сицилии поднялся против французских захватчиков; из первых букв призыва «Смерть Франции, вздохни Италия!» (Morette Alla Francia Italia Anela) и сложилось слово MAFIA. К концу XIX века ряд влиятельных сицилийских фамилий (например, главный герой романа М. Пьюзо «Крестный отец» — дон Корлеоне — родом из города Корлеоне на Сицилии) сформировали вокруг себя мощные преступные сообщества (кланы), контролирующие все виды нелегального бизнеса. В каждом клане — свои незыблемые порядки и кодекс чести. В 1992–1993 гг. по Италии прокатилась волна борьбы с коррупцией, после чего мафиозные структуры ушли в глубокое подполье или оказались в эмиграции. С тех пор официально считается, что мафия на Сицилии искоренена.
…Убиванто и плеванто на законо…
— Какая мафия? — растерянно спрашиваю я. — Ее же нету с середины девяностых.
— А это что, по-твоему? — Антонио указывает в сторону виллы Мауро. — Это ежегодный съезд клана Борзеллини. Львиная доля в игорном бизнесе, оружие, наркотики… Мы с Франческой этого случая год ждали, а ты… Постой, ты что, не знала? А зачем тогда фотографировала?
— Там мой… друг… Мауро, — запинаюсь я.
— А, Мауро! — радуется Антонио. — Это младший Борзеллини! А ты что, с ним знакома? Если он спал с тобой и ты расскажешь об этом в прессе — будет сенсация! В этом клане строго запрещено трахать иностранок!