Шрифт:
Часть первая.
– И тогда боги покинули нас и улетели к себе на высокие небеса. Только знайте, чада неразумные – им оттуда видны все наши деяния и все наши прегрешения…. Юдит, не касайся святых письмён, не трогай того, что не доступно твоему разумению!
– Наставник, почему нельзя? Ведь всё что оставили для нас наши боги, всё это они сделали для нашего блага?!
– Это хорошо, что ты ведаешь этот канон святого писания! Только, сын мой, надо помнить и другой: «Не прикасайся
С этими словами наставник общины чтящей не только богов, но и отца-основателя, непогрешимого и великого Альтама, преподобный Батит, назидательно подняв правую руку, пригасил отроков следовать за собой.
Сегодня был великий день.
Сегодня, настоятель впервые привел своих воспитанников в Храм. Впервые вступали они под сень великих стен сложенных из гигантских каменных глыб, впервые ощущали себя ничтожно малыми, да что там, просто подобными жалкому муравью, рядом с могучими колоннами Храма. Поражали и величие построек, и размеры, и монументальность скульптур. На их фоне совсем жалкой и маленькой выглядела единственная во всем храмовом комплексе, комната.
Под сенью высоких колонн, врезанная в каменный многометровой высоты монолит, притаилась узкая дверь. Медная, отполированная тысячами прикосновений ручка. Если потянуть за неё, окажешься в комнатке: гладкие стены, низкий потолок, в пять шагов пройдешь из угла в угол.
Преподобный Батит, благоговейно сложив ладони в молитвенном порыве, обратился к притихшим школярам:
– Чада мои! Сейчас мы войдем в одну из самых чтимых святынь наших! Это единственная комната в Храме, не знаю, стоит ли мне напоминать вам, что по её каменным плитам ступали ноги наших великих богов, а к её стенам прикасались персты отца-основателя нашего, великого Альтама! Входите и внемлите её святости и благочинности!
Воспитанники школы благого Братиса, робко входили в комнату и замирали в недоумении. Внутри было пусто. Совсем-совсем ничего не было! Если не считать странных письмен полосой начертанных на трёх стенах. Что это были за письмена, то было известно лишь писавшим их, да мудрым богам. Говорили, что надпись эта сделана на одном из языков, на котором общались между собой великие. Кто-то так же считал, что знаки эти – печать от врат, которую наложил сам Альтам, когда в смятениях и сомнениях покидал рай.
Где он, это рай?
Юдит часто представлял для себя это место. И выходило совсем не так как в священных писаниях. Не было там густых садов полных необыкновенно вкусных плодов. Не бродили тучные стада по зеленым лугам и не шли на водопой к чистым рекам, в которых плескались яркие рыбы, ничего этого не было.
А был, тихий уголок сада, и в нем – небольшой домик, опоясанный просторной террасой, сидели там папа и мама, пили чай, и на коленях у мамы мурлыкал котенок.
Это был его, Юдита, рай, в который он не
А раз нет войны, то и отец будет живой – и вот-вот придет домой. Поставит в угол тяжёлый арбалет, отцепит от пояса меч, снимет кольчугу, возьмет на руки сына.
Но не вернется, и не придет и не возьмет.
Юдит помнил: как в отчаянии, сжав кулаки, тихо плакала его мать, а совсем незнакомый, бородатый и хромой мужчина, опираясь на широкий меч, рассказывал как погиб её муж. Юноша не понимал многого из его речи, только запомнил, что попал его отец в засаду, которые устроили эти проклятые дарги. Сражался его отец храбро, и немало врагов полегло под его разящим мечом. Но врагов было так много, и стрела из арбалета пробила его правую ногу….
С тяжелым вздохом, этот хромой воин, протянул вдове небольшую шкатулку, склонил перед ней голову, развернулся и ушел, словно посохом, стуча ножнами меча.
Что было в шкатулке, того Юдит не знал, да и не интересовался по малости лет.
Кто-то коснулся его плеча, отвлекая от грустных мыслей. Это была Тисса. Она давно засматривалась на быстро взрослеющего юношу. Ещё бы! Завтра Юдит отметит свою шестнадцатую весну. Завтра он получит право носить на поясе кинжал, и фамилию своего славного отца.
– О чем ты молишь богов? – затормошила его Тисса. – Я попрошу у них счастья.
– А я прошу великих богов, чтобы они даровали мне ключи от врат рая, которые так опрометчиво захлопнул наш отец-основатель мудрый Альтам.
– Зачем тебе ключи от рая? Ведь счастливым можно быть и здесь, в нашем поселении?
– В раю нет воин, там все живы и нет болезней, вволю пищи и никто не посмеет разобрать тебя на органы.
– Да, в раю хорошо! Только как ты собираешься найти ту дверь, которую захлопнул могучий Альтам?
– Мне кажется, все дело в этой надписи на стенах Храма. Ведь сказано в писании: «Когда заговорят камни, тогда и раскроются врата рая!»
– Ты всегда был первым в толковании священного писания, только разве камни могут говорить?
– Камни, не говорят! Вот эта надпись не дает мне покоя. Она, наверное, написана на языке, на котором говорили наши боги. Все дело в ней – если суметь прочесть ее, то и камни заговорят словами богов.
– Тебе не ведом этот язык богов? Хотя ты силен в другом древнем языке, на котором говорил сам Альтам.
– Вот если бы можно было переписать всю эту надпись и потом сравнить её с буквами другого, знакомого мне языка…. – задумчиво произнес Юдит.
– Священное писание запрещает копировать эту надпись! И даже произносить её вслух!
– Да, это верно! Только кто узнает, что я переписал эту надпись? Ты разве скажешь настоятелю?
– Нет, я не скажу, но завтра после полудня, наша школа покидает Храм, и мы больше никогда не вернемся сюда! – забеспокоилась Тисса.
– Значит, у меня есть только сегодняшний вечер! Я проникну в молельную комнату и сделаю точный рисунок каменного письма!