Planktonus Vulgaris
Шрифт:
— Да ты сам все знаешь: невысокая зарплата, Захаровна с каждым месяцем становится все хуже, и вдобавок мне кажется, что я очень устал от плановых калькуляций.
Я вижу, что Вася искренне расстроен.
— Очень жаль, когда хорошие люди уходят, — говорит он.
***
До моего увольнения в марте остается полтора месяца, на фирме об этом всем уже известно. Вдруг я понимаю, что наступает какое-то очень хорошее время, когда я еще при работе и зарплате, но руководство уже потеряло свою власть надо мной. Когда решение уйти уже принято, а о том, что будет после, можно не думать прямо
***
Каждый день я ритуально открываю почтовый ящик в ожидании приза из Москвы и, не находя его, не расстраиваюсь, зная, что хорошее все еще ждет меня впереди.
***
Олеся приносит мне на подпись документ от Захаровны. Это извещение о том, что со мной не собираются продлевать контракт. И хотя я первый сообщил о своем уходе, юридически они обставляют все так, будто это фирма решила со мной расстаться за ненадобностью.
Мне все равно, я подписываю.
***
Сегодня у нас встреча одноклассников. Мы окончили школу 8 лет назад. Я знаю, что разговоров о том, кто чего добился в жизни, никак не миновать, но я к ним готов. Я не кто-нибудь, а автор нескольких десятков рассказов, у меня есть две публикации, я победитель международного литературного конкурса, и скоро меня будет кормить ее величество литература, а не гнусные барыги от мира алюминиевых конструкций.
***
Спускаясь по лестнице, чтобы отправиться в школу, я по традиции открываю почтовый ящик. Внутри лежит квитанция на получение бандероли из России. В сердце радостно екает, я понимаю, что вот он мой приз из Москвы.
***
На почте небольшая очередь, я получаю свою посылку через 10 минут, это пакет формата А4. Не в силах терпеть, я разрываю его тут же. Сперва вынимаю диплом, в котором указано, что Константин Дорожкин занял третье место в конкурсе малой прозы о лозоплетении. Затем вынимаю и сам приз. Это оказывается самый обычный пиратский DVD-диск с записью программ канала «National Geographic». С его обложки на меня таращится глупая морда панды. Список передач на диске звучит как издевательство: «Шершни из ада», «Медоеды», «В гостях у макаки».
Я заглядываю в пакет, в надежде найти что-нибудь по-настоящему ценное, но там ничего больше нет. Вот оно то, чего я ждал все это время, чем собирался хвалиться перед одноклассниками, — цена моей прозы.
***
И совершенно ясно я вдруг понимаю, что если киевский редактор не ответил мне за эти несколько месяцев, то он мне уже не напишет никогда. Я выкидываю его бесполезную визитку в урну около почты.
***
Из одноклассников в школу кроме меня приходят всего трое. Шурик, с которым я сидел за одной партой и еще две одноклассницы. Мы торчим полчаса на официальной части, где рассказывают об успехах нашей школы, и уходим с намерением зайти в какое-нибудь кафе.
***
Найти свободное кафе в день встречи выпускников не так просто. Мы ходим от одной двери до другой, но нигде нет мест. В отчаянии, мы с Шуриком берем по пиву в «Хутка-Смачна» и продолжаем
***
— Ты кем сейчас работаешь? — спрашиваю я его.
— Я писатель, — говорит он.
Мои глаза округляются.
— Технический писатель. Работаю в it-конторе, повезло туда после филфака попасть. По айтишным меркам платят не так много, но мне хватает.
— И сколько же? — интересуюсь я.
— 800 баксов.
Я переспрашиваю, не веря. Внутри меня что-то переворачивается. Я не знал, что люди моего возраста могут получать такие деньги. Да, Юле с Андреем в самые удачные месяцы платили под 600$, но они менеджеры, умеют продавать, разбираются в роллетах и дверях, да и то такие суммы выходили далеко не всегда, только в горячие месяцы, когда они ночевали на работе. А я экономист, ну кем я максимум могу стать? Главным бухгалтером? Я очень сомневаюсь, что Захаровна получает столько на нашей фирме, а если даже и получает, то на эту работу надо положить всю жизнь. Мне стыдно рассказывать Шурику о своих 350 долларах.
— Сейчас программисты приходят после университета, — продолжает Шурик, — через полгода меньше штуки никто не получает. А вообще у них нормальная зарплата — это полтора-два косаря.
«Ну, зато я писатель», — думаю я. Потом вспоминаю о своих последних успехах, и мне становится просто невыносимо.
***
Свободные места находятся в «Sun Caf'e» на Комаровке, где официантка нас почему-то рассчитывает после каждого заказанного бокала. Сперва мы напиваемся там, потом идем к Шурику в гости. Всю ночь мы бегаем за пивом в расположенный через дорогу киоск «Хутка-Смачна».
***
В воскресенье днем мне звонит составитель нашего сборника, известный литературный критик Анна Кулич. Превозмогая головную боль, я рассказываю ей, что ухожу с работы и не могу определиться, чем заниматься дальше.
— Ты только не думай, что сможешь у нас прожить литературой, — говорит она. — Вот у меня есть имя, опыт, сколько, ты думаешь, мне платят за колонку? Около двадцати долларов. В редких случаях пятьдесят. Вот посчитай, сколько тебе колонок надо будет писать, чтобы хоть как-то прожить. Но учти, что у нас столько изданий нет в принципе. Или ты думаешь, что тебе будут платить гонорары за публикацию твоих рассказов? Максимум дадут несколько номеров журнала, где ты будешь напечатан.
***
Кажется, на литературу надеяться больше не стоит. Я начинаю снова просматривать вакансии экономистов. Пока без конкретной цели, я был бы рад провести пару месяцев дома в безделье, насколько хватит денег, не ходя на утомительные собеседования с бесконечными отказами, как это было два года тому.
***
Открываю раздел «Работа на дому», чем черт не шутит. Сразу натыкаюсь на:
«Бисер мы закупаем у корейских партнеров, этим самым экономя огромные средства, чем если бы мы производили закупки сырья в Европе или на Западе. Сырье (бисер) поставляется нам единой массой и проблема в том, что бисер не разделен по цвету. В связи с этим нам в срочном порядке требуются сотрудники для удаленной работы на дому по сортировке бисера по цветам. Оплата за один кг отсортированного бисера составляет 1 у.е.».