Плащ и галстук
Шрифт:
— «Был уговор, что я теперь твоё тайное оружие!»
— «Как будто бы ты не продолжила сидеть внутри, если бы этого уговора не было…»
Действительно, сейчас именно Палатенцо была моим козырем против любого возможного врага, на месте которого я бы первым делом попытался устранить источник своих страхов. А тут подстраховочка. Даже если мне в одну секунду разрушат мозг — Юлька испепелит противника. Плюс она мои «глаза на затылке». Если так подумать, то она, если не считать испортившегося характера, стала вообще
Но, увы. Теперь Юленька у нас полноценная женщина, эмоциональная и чувствительная, а значит — нахер мне не потребная. И так головняков много.
— «Сволочь»
— «Я просто с тобой честен. Ты же у меня в голове»
— «Мог бы хотя бы так громко не думать»
— «Я и твоя мама искренне желаем тебе счастья в личной жизни. Какой-нибудь»
— «Дурак…»
Вот так вот, хочешь помочь человеку обрести новый жизненный путь и обрести себя, а он обзывается. Обидно. Аж забываешь, что эта милая девушка тебя пару раз чуть не прикончила.
Сначала я навестил Цао Сюин, благо было по пути. Лучшего целителя страны нам не привезли, Ахмабезова была на другом конце континента, а приехавший вместо неё молодой парень работал иначе. Он сначала усыпил старую китаянку, затем, проверив, очистив и перевязав порезы и ушибы, запихал бабу Цао под капельницу, а после окутал её мягко сияющим силовым полем, которое медленно впиталось в старушку. Теперь она усиленно восстанавливалась, не приходя в сознание. Случай, по словам парня, был легкий. Резали её чистым острым ножом, такие раны закрываются куда легче, чем рваные, а вот ключицу придётся позже ломать и собирать по новой.
Лежащая китаянка выглядела умиротворенно. Рассматривая её, я внезапно понял, что очень привязался к этой женщине. Строгой, требовательной, авторитарной, но… человечной. Более человечной, чем большинство из нас.
Правда, это не исключает того, что, уходя, я закрою дверь на замок. И если даже Цао Сюин очнется полностью здоровой, встанет и будет требовать свободы и подчинения, то я не выпущу её из этой комнаты.
— Товарищ Изотов! Стоять. Превратитесь, — наставленный на меня автомат в руках оренбуржца Лазутина был удерживаем твердо и уверенно.
— Может, слизь выделить? — полюбопытствовал я, кивая на поднятые руки.
— Слишком легко имитировать. Выполняйте распоряжение, — был дан мне бесстрастный ответ.
Делать нечего, пришлось превратиться. Оружие тут же было опущено. На лице парня, рассматривающего, как я одеваюсь, не было никаких эмоций. Работа и работа, указания выдавал я сам.
— Мне нужно знать, как вы можете определить постороннего, маскирующегося под кого-то из нас, — взял быка за рога я, подойдя вплотную к парню, — Мне говорили, что кто-то среди вас обладает способностью. Как она работает?
— Это закрытая информация. Я не могу её разгласить, — не моргнув глазом, ответил парень.
— Не разглашай, — процедил я, — Разгласи, как я могу эффективно оперировать находящимися у меня в прямом подчинении бойцами, не зная критически важной способности, необходимой для решения боевой задачи!
— Не могу знать, товарищ лейтенант! — парень талантливо изобразил дебила.
— Видимо, придётся вас всех изолировать, — постановил я, — В одной комнате будете сидеть и под надзором.
На простоватой роже парня реакция от такого посыла никак не отразилась. Говорю же, роботы.
— Передай всем мой приказ. Снимаете патрулирование, передислоцируетесь в комнату номер один здания три. С вещами. С собой разрешаю взять по пять ежесуточных рационов, в день будет приходить еще двадцать четыре пайка. Их без надобности не вскрывать, складировать в одном углу. Разбейтесь на две группы, одна должна бодрствовать в любое время суток, быть готовой к вызову. Запрещаю применять на территории общежития любые способности, могущие повредить коммуникации и инфраструктуру. Как понял?
— Вас понял, товарищ лейтенант! Разрешите выполнять?
— Разрешаю.
Что, думали, я шутки шучу? Нет. Не можем в откровенность, значит можем в стратагему «Меньше народу — больше кислороду». Пусть охраняют сами себя. Если начнется заваруха, то встречаться с боевой способностью одного из этих двенадцати деревянных балбесов, в узком-то коридоре, у меня нет ни малейшего желания. Я, думаете, не заметил, что его «калашников» всё это время был на предохранителе?
Еще как заметил. Как и одну из девиц, которая, как и вот этот вот товарищ Лазутин, предпочитает смотреть мне при разговоре в переносицу или вообще, просто… смотреть. Способности, они разные бывают. Испускать энергию умеют и глазами — это далеко не редкость. Окалине-старшей, видимо, мало тех мер, что она предприняла раньше. Интересно, на кой черт? Мы же теперь с ней в одной упряжке? Или решила слить наши с Янлинь разработки, когда наметится прогресс? Ой вряд ли. Для этого надо заставить меня молч… понял.
Хорошая попытка, товарищ майор. Вы действительно работаете на своем месте. Уважаю.
Комната Янлинь встретила меня криком души, вырвавшимся у Кладышевой, подскочившей ко мне раньше, чем юная китаянка закрыла за мной дверь.
— Ты действительно отправил солдат на карантин?! Виктор, ты е*анутый?!! — заорала она, потрясая у меня перед носом кулачками.
— Нет патрулей — нет движения, — коротко объяснил я ей, — Вам проще, мне проще. Или хочешь, чтобы кто-то из этих архаровцев подорвал говнопровод? Напоминаю — мы наглухо закрыты. Совсем.