Пластуны Его Величества
Шрифт:
– Странно, вы не находите, любезнейший Андрей Владимирович? Проводник ни о каком озере не поминал, – покачал головой Мюллер.
– Может, не счел заслуживающим внимания, – отозвался Кречетов.
Взгляд полковника оставался пристальным, однако по губам блуждало подобие улыбки. Как у человека, неожиданно получившего то, что он и не рассчитывал получить.
– Ладно, поехали. После будем разбираться, – Кречетов первым легко запрыгнул в седло.
– В самом деле, – часа через два темнеть начнет, – то ли ему, то ли себе напомнил
На коне ученый держался как заправский кавалерист. Опыт.
Кречетов мельком взглянул на часы, затем перевел взгляд на небо. Где находилось солнце, понять было невозможно, однако по губам полковника вновь скользнула легкая улыбка. И непонятно было, что послужило ее причиной.
Отряд легко тронулся с места, будто только что люди и кони не были измучены переходом сквозь густой туман. Но все действительно чувствовали себя легче, будто сбросили часть веса и хлопот. Впереди был сравнительно несложный путь, долгожданный отдых, и что стоило одолеть несколько последних на сегодня верст?
Позади, аккурат в ущелье, раздался грохот. Судя по всему – небольшой камнепад. Люди невольно насторожились, экспедиция шла по горам не первый день, и все понимали, чем чревато подобное, но грохот почти сразу же стих, и наступила привычная в здешних местах тишина.
Только копыта отбивали такт по камням, но эти звуки не тревожили, а веселили сердца.
Перешеек то сужался так, что приходилось вытягиваться в колонну, то расширялся, и тогда развернутым строем мог бы ехать не то, что небольшой отряд, хоть полнокровный эскадрон.
Обычные валуны или просто нагромождение камней то и дело сменялись языками песка, а те – участками высокой травы, незнакомой даже всезнающему Мюллеру. Попадались даже небольшие кусочки болота, хотя, откуда они могли взяться в горах?
Изредка из-под копыт выскакивала какая-то мелочь в виде ящериц или совсем уже маленьких грызунов, то есть, создания, на которых охотиться не имеет смысла.
Впечатление было таким, будто природа решила нарушить собственные законы, и сосредоточить в одном месте все, на что способна ее фантазия. Ошарашенный подобным капризом Мюллер лишь успевал вертеть головой, стараясь если не объяснить, то хотя бы запомнить все, попадавшееся на пути.
Бесконечная и не слишком крутая скала по другую сторону оказалась вся изъедена какими-то норами, да так, что отверстия местами шли плотными группами. Некоторые норы с большим основанием можно было бы назвать пещерами, человек сумел бы войти туда без особых хлопот и сгибания спины, но внутри них царствовала тьма, и лезть, проверять горные убежища никому не хотелось.
Само озеро с точки зрения Мюллера нареканий не вызывало. Наверняка где-то текла подземная река, вливавшая в него свои воды и не дававшая пересохнуть даже в довольно жарком климате.
Казаки относились к пейзажам гораздо проще. Если и обменивались порою мнениями, то исключительно о том, возможна
Озеро же тянулось и тянулось. Не столько широкое, сколько длинное, вытянутое вдоль ложбины, и плавно загибающееся вместо со скалами куда-то вправо.
Как-то само собой решилось, что привал будет устроен у оконечности водоема. Наверно, сказывалась привычка доходить до некоего промежуточного конца участка, а не останавливаться на его середине.
Впереди озеро круто загибалось вправо в полном соответствии с изгибом ложбины. Судя по ощущениям, где-то там должен быть долгожданный берег, а с ним – место привала.
Поворот, дорога развернулась едва не под прямым углом к первоначальной, и в самом деле окончание озера, а дальше – вновь сужающееся, но не сильно ущелье.
Ехавший впереди Кречетов неожиданно остановил коня. Остальные поравнялись с полковником и…
Не сказать, что казаки были сквернословами. Ругаться – тоже грех, и стоит ли усугублять свою судьбу? Бог ведь и отвернуться может, когда настанет бой. Однако теперь мат вырвался едва ли не у каждого. Кажется, не сдержался даже Мюллер, только никто не обратил на это внимания.
Было из-за чего!
Издалека вдоль ущелья словно шевелилась сама земля, но стоило чуть приглядеться – и земля та оказывалась змеями, упорно двигающимися в сторону путников. Породу змей разобрать пока было невозможно, однако их было много, просто невероятно много. Столько гадов сразу не видел, наверное, никто и никогда. Змеи ползли, порою перевивались друг с другом, занимали всю ширину ущелья, и была в их движении целеустремленность, неудержимость, каковая, скажем, бывает у идущего на нерест лосося.
Люди в экспедиции подобрались неробкого десятка, но причем здесь смелость? Смерть приближалась к людям в своем весьма отвратительном обличии, и никаких шансов на победу просто не было и не могло быть.
Пройти через прущий навстречу живой ковер было делом невозможным, оставаться на месте – самоубийственным.
– Исчадия адовы! – провозгласил отец Александр, выставляя перед собой крест.
Не подействовало. Видно, враг человеческого рода не имел в данный момент к происходящему ни малейшего отношения.
– Назад! – наконец, скомандовал Кречетов.
Лошади уже беспокойно пряли ушами, тревожились, чуяли подступавшую опасность и в любой момент могли удариться в панику.
В принципе, догнать конных змеи не могли, но до головных гадов было уже сотни полторы саженей, и поневоле хотелось увеличить расстояние.
Отступали намного быстрее, чем двигались вперед, да еще поминутно оглядывались, словно опасаясь настоящей погони. Озеро закончилось, и скоро впереди показалось памятное ущелье. Только на этот раз в нем не клубился туман, и выглядело оно вполне благопристойно.