Пластуны Его Величества
Шрифт:
Иногда погоня начинается с нескольких шагов назад.
– Герр профессор, нас просят к столу.
– А? – Мюллер рассеянно приподнял голову от листков с расчетами.
Он упорно пытался объяснить возникшие погрешности, однако каждый раз выходила такая ахинея, что профессор гневно комкал бумагу и швырял ее под ноги.
Рядом с ним уже лежало с десяток исчерканных листков, и, судя по всему, тот, который в данный момент Мюллер украшал серией цифр, должен
Сегодня Ее Величество Наука смеялась над своим верным адептом, или просто говорила с ним на каком-то другом языке.
– Карл Иванович, нас зовут обедать, – терпеливо повторил Бестужев.
Он относился к профессору, как к большому ребенку, с изрядной долей снисхождения, однако признавал несомненный ум и старался не обращать внимания на отсутствие житейской хватки. Да и не столь часто Мюллер ей страдал. В основном он был собран и деловит, и лишь во время решения каких-то задач уходил в себя настолько, что забывал обо всем окружающем.
– Уже? – Мюллер не сразу сумел понять, сколько же прошло времени. – А где все?
– Полковник с казаками ищут господина студента, Буйволов еще не вернулся, а отец Александр до сих пор находится где-то в селении. Так что, Карл Иванович, придется нам вдвоем есть за десятерых, – притворно вздохнул Бестужев.
– Втроем, сын мой, – бас монаха раздался настолько неожиданно, что офицер едва заметно вздрогнул.
Однако Бестужев мгновенно справился с замешательством и изобразил на лице некое подобие радушия.
– Батюшка! А мы-то думали, куда вы пропали?
– Никуда я не пропадал. Утешал вдов и сирот, как и положено пастырю, – пробасил отец Александр. – Равно как и женщин, в печали пребывающих.
– И многих утешили? – с показным сочувствием осведомился офицер. Однако помимо сочувствия в его голосе звучал и неприличный намек. Мол, знаем, как лучше всего мужчине утешить несчастную вдовушку!
Сочувствие отец Александр оставил без внимания, а вот намек уловил. Брови сурово сошлись у переносицы, и лишь голос прозвучал вполне обыденно:
– Грех насмехаться над чужим горем.
– Разве я насмехаюсь? Наоборот, сочувствую и жажду узнать, многим ли удалось смириться с потерей? – когда не видишь убитых, то и сочувствия к ним не испытываешь. Все равно все рано или поздно окажемся в тех краях, где нет ни радостей, ни воздыхания.
Придраться к словам монах не мог. Более того, старался быть максимально терпеливым, памятуя о собственном сане. Поэтому он лишь посмотрел на офицера, однако взгляд получился настолько красноречивым, что Бестужев счел за лучшее замолчать.
Пожалуется Кречетову, и что? Сам полковник к вопросам веры относится сравнительно равнодушно, вернее, не афиширует собственных взглядов
Но и отец Александр имел все основания для гордыни, только, как ни странно, не испытывал ее. Лишь удовлетворение от сделанного, да благодарность. Не нам, но Имени Твоему…
Пока Бестужев беседовал с монахом, Мюллер успел вновь погрузиться в расчеты.
Профессор! Что с него возьмешь?
– Карл Иванович! Нас ждут! – напомнил Бестужев.
– Кто? – тайны мироздания отвлекали настолько, что было не до житейских мелочей.
– Хозяева, – терпеливо пояснил офицер.
– Ах, да. Обед, – с некоторым усилием вспомнил Мюллер. – Вы идите, а я закончу расчеты и подойду, любезный Василий Дмитриевич.
– Профессор… – укоризненно произнес гвардеец.
– Нехорошо заставлять ждать, – неожиданно поддержал Бестужева отец Александр. – Люди намного важнее бумажки.
Судя по всему, Мюллер так не считал. Но и идти против двух спутников не решился. Он с видимым сожалением отложил исписанный листок, после краткого раздумья засунул карандаш во внутренний карман пиджака и поднялся с таким видом, словно его ожидал путь на Голгофу.
– А где остальные? – впервые полюбопытствовал монах.
Занятый «духовным» врачеванием аборигенов, он понятия не имел о пропаже студента и его поисках.
Бестужев объяснил ему в нескольких выражениях.
– Вот до чего доводит вольнодумство! Прости меня, Господи! – отец Александр машинально посмотрел в красный угол и, не найдя там иконы, едва не сплюнул. Но все-таки вовремя спохватился и истово перекрестился.
– Причем тут вольнодумство? Молодость, – пожал плечами Мюллер. – Юноша просто увлекся чем-то интересным и не заметил, как заблудился.
Он первым двинулся на выход. Раз уж все равно придется обедать, так лучше сделать это побыстрее, а уж затем вернуться к прерванным расчетам.
– Куда ж это он забрел, что умудрился заблудиться? – немедленно возразил Бестужев.
Сам он позволял себе многое, однако кто ж видит плохое в себе? Да и не приходилось его никогда искать. Или, почти никогда. Раза три-четыре не в счет.
И никто не поинтересовался – откуда обед, если его никто из путешественников не готовил?
Секрет был прост. Бестужев решил порадовать спутников, и потихоньку договорился с дочерью Селаха, а уж та что-то сказала отцу. И теперь во дворе ароматно дымился большой казан плова, принесенный сюда по приказу Селаха, а в стороне горой возвышались лепешки.
Как говорится: счастливый под обед, несчастливый – под обух. В воротах появился Кречетов, а за ним маячил кто-то еще из путешественников.