Пластуны Его Величества
Шрифт:
Стрельба раздавалась спереди, но изгибы горной дороги мешали рассмотреть, что же там происходит?
Кречетов обернулся. Распоряжение полковника напрашивалось само собой, даже нетрудно было назвать исполнителя, но Бестужев успел обратиться чуть раньше:
– Разрешите мне, Андрей Владимирович?
Офицер он, или кто? Неудобно все время оставаться на вторых ролях.
– Хорошо. Возьмите с собой Кангара и одного казака, – сразу согласился Кречетов.
У него не было причин затирать гвардейца. Раз тот носит погоны, значит, и спрос с него должен быть соответствующий.
Бестужев
– Крюков! Со мной!
– Слушаюсь, ваше благородие! – с готовностью отозвался приказный и передал поводья вьючных лошадей ближайшему к нему Миронову.
Все стихло так же неожиданно, как и началось. Запоздало громыхнул последний выстрел, и его эхо было последним из звуков, раздавшихся впереди.
Воцарившаяся тишина отнюдь не отменяла предыдущего распоряжения. Трое всадников пронеслись галопом мимо застывшего отряда, завернули за поворот, и лишь там перешли на рысь. Оголтело врываться непонятно куда было попросту глупо.
Угрозу мог нести любой склон, любая из окрестных гор. Приходилось быть начеку, постоянно всматриваться в окружающее, выискивать опасности.
Страха поручик не ощущал. Лишь вполне понятное напряжение, но оно нисколько не роняет чести. Винтовка привычно лежала на сгибе левой руки, та же самая рука держала поводья, а указательный палец правой был на курке. Малейшая опасность – и на выстрел уйдет от силы пара секунд. Если считать вместе с прицеливанием. Только целиться пока не в кого.
За очередным поворотом дорога чуть вздыбилась, а затем потекла вниз. С высокой точки открылась стоявшая посреди пути повозка, нет, даже две повозки, просто задняя, ближняя к путешественникам, загораживала переднюю, а рядом с ними виднелись фигурки людей и лошадей. Лишь что там происходит, было пока непонятно.
– Вперед, – со стороны Бестужева приказ выглядел естественным и единственно возможным.
Какая-нибудь минута – и всадники оказались почти рядом с затором.
Не так уж и близко стояли экипажи один от другого. Но последний встал едва не поперек, и какой-то мужчина удерживал под уздцы впряженную пару лошадей. Последние явно беспокоились, норовили рвануть куда глаза глядят, однако глаза их глядели на приблизившуюся в этом месте к дороге скалу, а карабкаться ввысь лошади не умели.
По другую сторону была куцая, как обычно в здешних местах трава, а почти посредине горной лужайки пробивался небольшой ключ. Довольно неплохое место для остановки и отдыха.
Головной экипаж завалился на бок, однако не в этом была причина остановки.
Поверх валявшихся лошадей распростерлась уже знакомая туша шенгра, и столпившиеся на некотором расстоянии четыре человека наставили на него стволы винтовок.
Впрочем, шенгра путешественники заметили уже несколько попозже, когда достигли застывшие повозки.
Ехавшие в них люди расслушали стук копыт и невольно повернулись к прибывшим. Винтовки тоже описали полукруг и уставились на троих всадников. Не прицельно, так, просто направили в сторону свои стволы. Интерес в значительной степени был утрачен практически сразу, да и было от чего.
Услышанная
Бывают моменты, когда приходится обходиться без церемоний, и сейчас был именно такой случай.
Бестужев просто соскочил на землю, бросил поводья Кангару и в несколько прыжков оказался рядом. Шашка – не клыч, однако одна из самых совершенных представительниц холодного оружия. А уж в умелых руках…
Через десяток секунд к поручику присоединился Крюков, и рубка пошла в два клинка. Шенгр пытался сопротивляться, довольно резко выбрасывал щупальца в сторону путешественников, пытаясь дотянуться, схватить, подмять, однако офицер и казак проворно уворачивались и рубили, рубили, лишь стараясь для чего-то невзначай не коснуться сталью безжизненного человеческого тела. Если подумать, трупу-то все равно…
Под вечер достигли Двора. Именно так, с большой буквы. Двор был великоват для места, с таким названием, но заведомо мал для любого поселения. Набор строений, между пустыней и горами. Дальше техника пройти не могла.
Одни обвиняли в этом торговцев, так и не удосужившихся проложить в горах нормальную дорогу. Другие говорили, что виновата политика. Мол, аборигенам тоже по дороге ездить будет намного удобнее. А так – выберутся на мулах или лошадях в пустыню, а дальше?
Но и городком-посредником Двор стать тоже не смог. Очень уж место оказалось неудачным. Никакой воды поблизости не было. Ее доставляли исключительно караванами пусть не от Порта, но от далеких колодцев, не удосуживаясь провести нормальный водопровод. Только для нужд людей, да для лошадей и мулов, тех, на которых полагалось путешествовать дальше.
Здесь собирались переночевать, а с утра пораньше перегрузить свой товар на тварей бессловесных, и отправляться дальше в горы. Чтобы в тот же день успеть достигнуть первого из населенных аборигенами пунктов. А по горам – это не по равнине. Бывало, не успевали, и ночевали под открытым небом.
Когда-то, говорят, можно было проехать дальше, но горный обвал завалил дорогу, и от прежнего пути осталась лишь тропа. И хоть случилось это лет двадцать назад, никто не позаботился вновь сделать путь проходимым.
Что поделать? Жизнь.
Оставалось мрачно посматривать на возвышающиеся неподалеку кручи, да отходящую в их сторону Караванную тропу. Тут она, собственно, и начиналась.
Или, заканчивалась.
Это смотря с какой стороны идти.
Ведь начало любой дороги для возвращающихся может казаться ее концом…
Лишь когда шенгр, вернее – его куски, окончательно перестал трепыхаться, Бестужев повернулся к встреченной компании.
Прямо перед ним застыла молодая женщина. А, может, и девушка. Довольно высокого роста, стройная, одетая в какую-то свободную блузу и синего цвета штаны, с платком поверх черных волос и сама темная, едва ли не мулатка, хотя, под таким солнцем светлая кожа вряд ли возможна даже в принципе.