Плата по старым долгам
Шрифт:
Леонид вышел из гостиной, но уже вскоре вернулся, принес два хорошо сшитых пиджака - темно-синий и серый, несколько галстуков на выбор. Олег был одного роста и почти одной комплекции с ним, и оба пиджака пришлись ему впору. Он выбрал темно-синий.
– Строго и элегантно, - одобрил Леонид.
– Это стиль Геннадия Трофимовича. И не только в одежде.
– Кто такой Геннадий Трофимович?
Леонид недоуменно посмотрел на него.
– Мельник.
Подчеркнуто уважительный тон, каким он говорил о главе областной администрации, можно было отнести за счет въевшегося в плоть и кровь чинопочтения, но Олег нашел другое объяснение: Закалюк давал понять вице-президенту компании, что, несмотря на обещанную
– Надо отгладить рукава, - осмотрев выбранный Олегом пиджак, заметил Леонид.
– Попрошу Славу, она поухаживает за тобой. А я пойду отгоню машину в гараж. В клуб поедем на служебной "Волге". На официальных приемах надлежит быть официальным во всем.
Не успел Олег поразмыслить над его словами, как хозяин дома задал ему новую задачу: выйдя в соседнюю комнату и оставив за собой непритворенную дверь, Леонид заглянул за другую дверь в глубине комнаты, окликнул жену:
– Полиночка, у нас гость. Займи его, пожалуйста. Я ненадолго отлучусь.
Это было в духе Леонида: оставлять их наедине, не избавляя при этом от своего незримого присутствия. Олег всегда это чувствовал, чего нельзя было сказать о Полине. Даже после того унизительного эпизода на даче, она не долго мучилась угрызениями совести: не прошло и трех месяцев, как вызвала возлюбленного в Сочи, где отдыхала с мужем и сыном. Попытка Олега убедить ее в недопустимости таких свиданий ни к чему не привела, кроме слез и упреков в том, что он разлюбил ее. Она знала, как смягчить, разжалобить его, а затем, одурманить игрой взглядов, улыбок, лукавых слов. Олег поддался ей и тогда. Но всему есть предел, что в конце концов поняла и Полина. И сейчас маневр Леонида вызвал у него лишь невеселую усмешку.
И все-таки он ощутил волнение, когда в гостиную вошла и остановилась поотдаль Полина. За три года, что они не виделись, она заметно располнела, но толстой ее нельзя было назвать. Широкий пояс юбки плотно охватывал все еще стройную талию, что как бы невзначай демонстрировала неутраченную гибкость; белая, искусно расшитая национальным узором блузка не скрывала мраморной шеи, обрисовывала грудь, а сафьяновые с низкими голенищами сапожки подчеркивали красоту ее икр. И были все те же миндалевидные русалочьи глаза, пухлые, едва тронутые блеклой помадой губы капризной девчонки. А вместе с тем, в ее взгляде угадывалась настороженность. Какое-то время они смотрели друг на друга так, словно не были знакомы и сомневались в необходимости знакомства, не решаясь ни улыбнуться, ни поздороваться потому, что это к чему-то обязывало и вслед за этим надлежало что-то сказать, а им уже нечего было сказать друг другу, - все нейтральные темы были исчерпаны во вчерашнем разговоре по телефону. Но вот уголки ее губ дрогнули, обиженно опустились, как когда-то, когда она бывало дулась на него, но, позволяла целовать себя, ухитряясь твердить при этом, что он не любит ее, или любит не так, как следует, как он должен любить.
Олег невольно шагнул к ней, привлек к себе. На какой-то миг она поддалась, приблизила губы к его губам, приоткрыла как когда-то, чтобы он целовал их поочередно, но затем вздрогнула, отстранилась, испуганно прошептала:
– Что ты. Не надо...
И оглянулась через плечо. В дверях, ведущих в коридор, стояла Мирослава и недоуменно смотрела на Полину, то ли не веря в искренность ее протеста, то ли удивляясь ее испугу. А на Олега девушка посмотрела с нескрываемым снисхождением, словно хотела сказать: "Меня не стесняйтесь, продолжайте в том же духе".
– Олег, извини, я еще не завершила свой туалет, - попятилась к дверям Полина.
– Славочка, будь добра, возьми у Олега Николаевича куртку, повесь в шкаф.
Мирослава успела изменить прическу на менее претенциозную и переодеться. На ней было платье намного скромнее карденовского, но и оно не скрывало ее привлекательность. Перехватив его взгляд, девушка нахмурилась, что Олег счел нелогичным: не хочешь, чтобы любовались твоими прелестями, не выставляй их напоказ. Однако сказал, что это платье ей больше к лицу. Мирослава не прореагировала на его замечание, которое можно было расценить как деликатное осуждение ее недавней выходки.
Она взяла его куртку, пиджаки и уже направилась в коридор, но в дверях задержалась, полуобернулась, сказала, глядя куда-то мимо Олега:
– Информация для размышления: я передала Леониду Максимовичу содержание нашего разговора. Кое-что он подтвердил, но ваше предположение о контрабанде отверг. И я верю ему. А потому прошу больше не возвращаться к этому.
Олег облегченно вздохнул - Мирослава шла на примирение. Но тут же подумал, что допустил непростительную ошибку, пытаясь привлечь ее на свою сторону в назревающем опасном конфликте. Хорошо, что она воспротивилась. Однако похоже, что Леонид переубедил ее не во всем и оставшиеся сомнения беспокоят ее, порождают неосознанный протест против того, с чем она еще не решается спорить. В результате ею овладел мятежный дух, что готов излиться, вот только еще непонятно на кого. Пока несомненно одно: показавшаяся ему озорной выходка с вечерним платьем от Кардена имела какой-то вовсе небезобидный смысл. Хотя подоплека тут могла быть иной. Не исключено, что Леонид пригласил свою воспитанницу на презентацию для придания встречи с губернатором той самой непринужденной обстановки, под которой с учетом обещанного застолья в уединенном апартаменте можно подразумевать что угодно. На память пришли слова Атаманчука о "тайных вечерях" комсомольских вожаков Политеха и перекликающийся с ними рассказ Пети об эротических танцах воспитанницы Закалюка. Не к тому ли готовилась она, примерив вполне подходящий для такого действа наряд? Но почему рассердился Леонид? Это действо не предназначалось для глаз Олега Савицкого? Скорее всего...
Вернулась Мирослава. Не надо было обладать особой проницательностью, чтобы заметить, что настроение девушки изменилось не в лучшую сторону. Плотно сжатые губы, сердитый взгляд из-под насупленных бровей казалось бы не сулили Олегу ничего хорошего. Однако вскоре он понял, что ее сердитость вызвана чем-то другим.
– Приглашение на презентацию было для вас неожиданным?
– казалось бы ни с того, ни с сего спросила она.
Олег подтвердил ее догадку. Мирослава чему-то усмехнулась, но больше любопытствовать не стала.
Она принесла не темно-синий, а серый пиджак, который не надо было утюжить. Олег подумал, что девушка не захотела возиться с глажкой, но ошибся.
– Я немного погладила рукава, а в остальном он в порядке, - вешая пиджак на спинку стула, сказала Мирослава.
– И больше подойдет вам, чем темно-синий. Темные пиджаки обязательны только для официантов, а мы приглашены в весьма изысканное общество, где вас - нового человека, будут разглядывать и оценивать со всех сторон.
Олегу не оставалось ничего другого, как согласиться.
– Вашим отношением ко мне тоже заинтересуются, - несколько помедлив, продолжала девушка.
– Поэтому советую назваться моим женихом, во избежание зачисления в бесконечную гряду моих любовников. Согласитесь, что быть одним из многих не приличествует вице-президенту солидной компании.
– И вы не будете возражать, если я назовусь так?
– растерялся Олег.
– Мне все равно.
Говоря это, Мирослава перебирала принесенные Леонидом галстуки, и Олег не мог заглянуть ей в глаза, понять насколько она серьезна сейчас.