Плата за души (Книга 2)
Шрифт:
На третий день своих "ковыряний" он наткнулся на край некогда отполированной доски и выкорчевал ее одним рывком изрядно ослабевших рук. Доска походила на дверцу шкафа. Комаров отскоблил ее от грязи и на тусклой поверхности заметил следы белой масляной краски. С трудом разобрав некоторые буквы, Роман с грехом пополам составил слово "Беной". Что за Беной? Уж не тот ли поселок, что находится где-то в пятидесяти минутах езды от чеченской столицы по юго-восточной трассе: Грозный Гудермес - Сержень-Юрт - Беной? А то место, где он сейчас, напоминает какую-то базу отдыха, если судить по материалу, из которого собраны домики, да по инвентарным номерам, проставленным давным-давно
Комаров понимал, что это знание не даст ему ничего. Даже если он бежит и при допущении, что эта зверюга не превратит его в месиво, то он попросту заблудится или напорется на мину, или натолкнется на другую банду - их тут до черта шастает - или просто заснет и околеет от ночного холода: неизбежно подступала осень, а по ночам в горах случаются заморозки. То, что было надето на Романе, давно превратилось в грязные тряпки и нисколько не грело даже в домике, закрытом хотя бы от жестоких ветров. Если он сбежит, ему грозит много смертей. Если останется, то, возможно, одна, и то совсем не обязательно. Есть все-таки надежда, что они его отпустят...
А теперь еще этот пацаненок... Подсадили его к Роману позавчера, но он до сих пор сидит и молчит. Такой же грязный, как и Комаров, совсем отощавший - кости едва не прорывают кожу и дрянную одежонку - да еще и сильно побитый. Дурацкое время тянулось несусветно долго, и за эти пару дней бывший юрист уже привык вести с ним односторонний диалог. Ему было все равно, слушает его мальчишка или нет. Он просто отводил душу, но так и не знал, как обращаться к одичавшему ребенку.
– Что, парень, вдвоем хоть не скучно, верно? Ладно, ты подумай о том, что не на веки же мы здесь... Когда-нибудь эта "буча" закончится. Смотри на дело проще... Думаешь, успокаивает тебя дядя Рома? Нет, я действительно так считаю... Мы с тобой потерпим, главное - не отчаиваться. А то так и без "башни" можно остаться, в конце концов...
Мальчик исподлобья взглянул на него и угрюмо насупился, так и не проронив ни звука. Язык у него отнялся, что ли?
– Может, ты и не слышишь?
– предположил Роман.
– Ну да смотри сам... Конечно, чего говорить, когда и говорить-то особо не о чем...
Тот даже не шелохнулся.
Внезапно по крыльцу загромыхали тяжелые ботинки. Два чеченца заглянули в домик и мотнули головами в сторону выхода. Роман приподнял брови и приложил руки к груди: "Я?!" Это было странно, потому что не давеча, как пару часов назад его водили в лес, а прогуливаться с ним два раза в день просто "за красивые глазки" никто бы не стал.
– Ты, ты!
– гаркнул один из них.
– Давай, подымай жопу!
Комаров отправился за ними, напоследок взглянув на соседа. Мальчишка без интереса отвернулся в другую сторону.
Воздух пах свежестью и грибами. Эх, сейчас бы по грибы... Другая жизнь, совсем другая. Она словно и не беспокоится о том, что Комаров как-то вывалился из нее. Правильно, у нее миллиарды других забот, на кой черт он ей сдался?..
Где-то куковала кукушка.
Дорожки между домиками вели под откос, и по ним Комарова доставили в просторное здание с высокими потолками и остатками мозаики на стенах. Раньше это вполне могло быть рестораном или столовой. В каждом из углов стояло по два калорифера, жарили они на полную мощность, а потому в огромном помещении было очень тепло. "Жируют, сволочи бандитские!
– подумал Роман. Могли бы комнату поменьше найти, чтоб в карты дуться..."
За сооруженным из нескольких маленьких столиков, сдвинутых воедино, большим столом сидело человек восемь кавказцев разного возраста и вида. Некоторые сильно смахивали на русских, и только говор выдавал их, другие были черны и бородаты - дети гор, таких теперь по всем российским рынкам гоняют почем зря, в очередной раз подтверждая тупость системы; а двое черных, бородатых и лохматых, были и подавно иноземного вида, да и говорили на неизвестном языке: Роман уже стал немного разбираться в чеченском, по крайней мере, мог отличать нахские наречия от других кавказских.
Разглядывая Комарова, все они переговаривались и то и дело взрывались хохотом. Наконец один из конвоиров толкнул к нему ногой деревянный ящик и, презрительно сплюнув, велел сесть.
Общество расселось за столом, и один из "иноземцев" стал сдавать карты.
Уже через полтора часа Комаров оказался в хлеву у одного из приятелей бывшего хозяина, о существовании которого узнал только в той "столовой". Дом боевика находился глубоко в горах, хозяйство было большое, а слуг явно не хватало. Роман понял, что его будут использовать как батрака, пока не выдохнется окончательно, а потом, быть может, пристрелят, как загнанную кобылу. Первым делом новый хозяин привязал его вместе со скотиной и поставил тазик с водой на расстоянии, которое тот мог преодолеть, хитроумно изогнувшись и опустив голову (руки были замотаны за спиной).
Через неделю привязывать его перестали: он вполне успешно "тупел". Вернее, это они думали, что он тупеет. У Романа же на самом деле, что называется, начался "сдвиг": то он сидел, уставившись в одну точку, как тот мальчишка, то начинал раскачиваться из стороны в сторону и что-то ныть, пока кто-нибудь не давал ему прикладом в зубы, если слишком уж надоедал. Однажды только он немного оживился, и за это "оживление" был нещадно избит хозяином: Комаров случайно увидел его жену, женщину еще молодую, еще красивую и еще не заезженную... До этого бывший юрист наблюдал за играми старших детей хозяина, и они показались ему не намного младше этой девушки, еще почти совсем юной, с двухлетним малышом на руках. Многолетний навык сработал независимо от состояния психики, и Роман быстро пришел к выводу, что первую супругу бандит благополучно свел в могилу и женился во второй раз. К несчастью, хозяин воспринял разумный блеск в глазах раба по-своему и отпинал его ногами, выбив последние остатки желания выходить из блаженного полулетаргического состояния...
Так тянулся сентябрь...
*******************************************************************************
Зоя смотрела на оранжевый диск лениво садящегося солнца. Золотая дорожка бежала по синей воде залива, и такими же синими были глаза Влада. Они сидели на берегу, и Зое было хорошо вот так прижиматься спиной к груди Владислава, приятно знать, что сейчас можно оглянуться и увидеть ту же сапфирную глубину в зрачках его ласковых глаз... Ей не хотелось, чтобы заканчивался этот день. Впервые в жизни она подумала, что правы были древние, которые верили, что с уходом солнца происходит маленькая смерть этого крошечного мира, а с рассветом возрождается вновь. Никогда прежде не размышляла она над этим вопросом.
Влад обнимал ее, и Зоя чувствовала себя счастливой и невероятно защищенной: его руки были точно крылья, а она походила на птенца, спрятавшегося в лебяжьем пуху. Он молчал, да и ей не хотелось говорить...
Краешек солнца мигнул и исчез под водой. Перистые облака, все еще подсвеченные снизу, так и просились на полотно искусного мастера.
– Не хочется уходить!
– призналась она.
Влад улыбнулся и коснулся губами ее уха. Зоя повернулась и поцеловала его.
– Ты сегодня еще красивее, чем всегда...
– шепнул он.