Плата за страх
Шрифт:
— Жерар, я не хотела, Жерар…
Он не ответил, едва удостоил ее взглядом. По правде говоря, она его раздражала.
— Я не хотела, чтобы ты ехал, Жерар, но теперь, раз ты едешь, заклинаю тебя, возвращайся! Я буду молиться пресвятой деве, пусть она тебе поможет. Я люблю тебя, Жерар.
Она шла теперь совсем рядом с машиной, глядя снизу вверх на темный профиль, на это лицо, которое она так любила и которое сейчас едва различала.
— Не слишком доверяй Джонни, — шептала она. — Он не такой, как ты.
Грузовик набирал скорость, и индианка едва поспевала за ним.
— Довольно,
— Благослови тебя бог, Жерар.
— До скорого!
— Благослови тебя бог, — крикнула она еще раз.
И она повторяла про себя эти слова, пока не вернулась в «Корсарио».
Сразу же за городом грузовик «КБ-7» начал взбираться на плато Зулеко. Он не был перегружен, и на этом участке не предвиделось особых каверз. Почувствовав под колесами ровную дорогу, Джонни стал понемногу приходить в себя.
— Кофе!
Жерар отвинтил крышку термоса, наполнил пластиковый стаканчик и протянул его напарнику в темноте. Зажечь свет в кабине они не могли — свет отразился бы в ветровом стекле. Даже часы на щитке светились с минимальной яркостью — очевидно, их специально отрегулировали.
Джонни медлил.
— Держи!
Словно отражаясь от плотной стены мрака, гирлянда красных лампочек окружила грузовик заревом пожарища. В темноте вырисовывался только профиль Джонни, угрюмый, замкнутый. Жерар взглянул на его руки. Тот вцепился в руль мертвой хваткой и, видно, не мог его отпустить. Только пальцы правой его руки двежды вздрогнули.
— Ну что, возьмешь ты стакан или мне так и держать его всю ночь?
— Попозже…
Джонни молчал. Он вел грузовик толково, но в движениях его чувствовалась нервозность. Когда грузовик карабкался по склону, он все время боялся, что машина покатится вниз, если он переключит скорость. При такой мощности двигателя и с таким легким грузом это было просто нелепо. Мотору будет немного тяжело только в одном месте: на середине пути, где надо пройти подряд три поворота. Гнусный участок: зажатая между пропастью и отвесной скалой дорога подымается слишком круто, она здесь так узка, что тяжелый грузовик еле вписывается в повороты.
— Включить подвижную фару? — спросил Жерар, когда они приблизились к первому повороту.
— Не надо.
Но что он делает? Останавливает? И действительно, Джонни свернул направо, выключил двигатель и рванул на себя ручной тормоз, резко, отчаянно, словно впереди была смертельная опасность.
— Слушай, что с тобой?
— Мне надо помочиться.
Конечно, он лгал. Жерар, оставшись в кабине, бесстыдно прислушивался. Джонни и в самом деле обманул его. Он просто испугался виража, хотел, наверное, включить передний демультипликатор или просто уступить на этом чертовом вираже руль Жерару. Джонни подошел к кабине и, делая вид, что застегивается, спросил:
— Ты меня сменишь ненадолго, старина? Я что-то устал.
Устал на семнадцатом километре пути! Жерар сел за руль. Кожа сиденья была мокрой. Хорошо еще, что только от пота.
— Садись!
— Нет… Я немного пройдусь, надо размяться. Подожди меня за поворотом.
— Скотина!
Прежде чем нажать на стартер, Жерар убрал весь свет; горела только красная
Прежде всего включить передний мост, затем — первую скорость… Ага, этот тип затянул ручной тормоз. Еще бы — так дергать! Пробуксовывая и удерживая колеса педалью, он схватил рукоятку обеими руками. Заело!
— Джонни! Эй, Джонни!
Тот упорно не отвечал, хотя был где-то рядом: с тех пор как он сбежал, не прошло и трех минут.
Жерар выругался, переводя испанские ругательства на французский. Потом нашел на краю дороги два огромных камня, таких больших, что пришлось их тащить по одному. И по одному забил их пинками под колеса. Забивал туго, чтобы максимально ограничить откат грузовика, тогда удастся освободить ручной тормоз.
Итак, оба передних колеса блокированы. Жерар убрал из кабины сиденье и уперся в подножку, не закрывая дверцы. Зубы его скрипели от напряжения, сухожилия плеч и пальцев натянулись до предела. Он уже почти выпустил рукоятку, чтобы обернуть руку тряпкой, как вдруг она подалась.
— Уф, будь ты проклята!
Он тяжело дышал, все его мускулы дрожали. Ощутил, как что-то холодное потекло по спине: пот. По руке лилась кровь — когда подалась ручка, он ободрал кожу на среднем пальце. Вытер руку о штанину, достал из сетки сигарету и сел посреди дороги на сиденье, которое не успел поставить на место.
Вся трагичность происшествия заключалась именно в его незначительности. Пустяк, да и только… Но в такую ночь… А где этот гад? Он так и не откликнулся…
— Высажу его, лучше ехать одному. Пусть отправляется ко всем чертям. Мразь эдакая!
Но тихий голос — говорил не рассудок, а скорее слепой страх — шепнул Жерару на ухо, что это неправда и что ему было бы худо, окажись он совсем один. Жерар отшвырнул окурок, который не оставил за собой даже искорки, а пропал в темноте, точно канул в бездну. Впрочем, так оно и было: слева от дороги зияла пропасть глубиной в триста метров. Он положил сиденье на место, сел за руль, осторожно потянул ручной тормоз.
Первый вираж самый тяжелый — он огибает скалу и, можно поклясться, поднимается вертикально. Но это не так. Двадцать метров подъема на сто метров пути, вот и все. Машина идет на первой скорости с демультипликатором, то есть невероятно медленно, но мотор рычит вовсю. «КБ-7» выходит на поворот. Сейчас грузовик похож на огромное животное, недоверчивое и злое, а гора — на другое животное, еще более огромное и злое. Включив фару, Штурмер поворачивает ее вправо, к внутреннему краю дороги. Выходя на середину дороги, он выжимает из мотора все, что только можно. Руль вырывается из рук: грузовик — строптивое и коварное животное, которое не желает подчиняться человеку; оно поднимает и опускает нос, тупое рыло его блестит даже ночью, ворчит и рычит, но не брыкается. Цепляясь за дорогу всеми колесами, зверь пытается встать на дыбы, рычит, но слушается: он слабее человека, он покоряется ему и преодолевает подъем…