Плата за страх
Шрифт:
Искусство рассказчика было вознаграждено: после сильно приукрашенного, точнее — насквозь лживого, повествования о своем прошлом Жерар получил формуляр, в котором значилось: «Жерар Штурмер, тридцати шести лет, уроженец Парижа, судимостей не имел, профессия — управляющий». Но только на улице он увидел, что принят на работу… докером!
Он решил поступиться самолюбием. «Можно поторговаться даже с господом богом», — сказал он себе. Можно век проработать докером, ни разу не прикоснуться к мешкам или ящикам и тем не менее раз в неделю исправно получать свои денежки… И он
Мешки с цементом лежали штабелем перпендикулярно к молу в двадцати метрах от причала. Штабель был огромный: сто метров в длину, тридцать в ширину, пять в высоту. Десятка два грузчиков под началом индейца-надсмотрщика, вооруженного свистком и дубинкой, взваливали мешки на головы и относили на другой конец мола, где складывали их параллельно причалу в такой же штабель: сто метров длиной, тридцать шириной и пять высотой. Со стороны могло показаться, что, когда эта работа будет завершена, все начнется сначала, уже в обратном порядке.
Жерар подошел к работающим. По их телам струился пот, смешивался с цементом и засыхал твердыми потеками, под которыми лопалась кожа и начинала сочиться кровь. У всех были глубоко запавшие щеки и тусклые, остановившиеся глаза. Когда они тяжело переводили дыхание, казалось, что у них разрываются внутренности. Иногда один из них останавливался и кашлял, сплевывая серую слизь и цемент. Если надсмотрщику чудилось, будто кто-то чересчур замешкался, раздавались два предупредительных свистка. После третьего следовал удар дубинкой.
Штурмер подошел к надсмотрщику, сунул ему бумагу, полученную в иммиграционном бюро, и спросил:
— На какую работу поставишь?
Толстый индеец, похожий на палача, заговорщицки протянул ему свои «орудия труда».
— Будешь работать со мной на пару, друг.
Жерар испытующе взглянул на него. Видно, этот болван и впрямь счел его себе подобным.
— Лучше я отсижу свой срок в Карсель Модело за то, что тебя укокошу, чем стану на твое место. Катись подальше, сволочь!
Надсмотрщик непонимающе уставился на Жерара. Штурмер пожал плечами и отправился обедать в «Корсарио», окончательно отказавшись от мысли зарабатывать деньги честным путем: с этого и надо было начинать.
Потом дело запахло контрабандой. Два богатых городских торговца: плоскостопый негр-аптекарь в золотых очках и индеец по имени Альварес Кордо, владелец единственного в Лас Пьедрасе универмага, — наперебой уламывали Штурмера, суля ему несметные барыши. Жерар живо смекнул, что, если бы у него был хоть какой-нибудь начальный капитал, оба гватемальца могли бы ему очень пригодиться. Будь у него своя лодка, они наверняка пошли бы на риск, оплатив первые расходы. Они даже намекнули, что на таких условиях готовы одолжить ему десять тысяч долларов.
С другой стороны, у хозяина прибрежного ресторанчика имелась шхуна, на ремонт которой требовалось не больше двух тысяч долларов. Тому, кто взялся бы ее отремонтировать, хозяин наверняка продал бы шхуну в кредит. Это была добротная двадцатидвухметровая посудина из тикового дерева с медной обшивкой. Дельце было выгодное: после ремонта такая шхуна стоила бы не меньше пятнадцати
Дело это тянулось уже одиннадцать месяцев. Два раза в неделю француз навещал своих возможных кредиторов, желая дать им понять, что мысли о сотрудничестве с ними он не оставил. Иногда спускался к морю и окидывал шхуну взглядом хозяина. Все остальное время он проводил с Линдой. Или просто бездельничал.
Но не только Штурмер так постыдно застрял в этом мертвом городе. Он познакомился здесь с Гансом Смерловым, литовцем, поляком, немцем или русским — в зависимости от того, с кем Ганс говорил, и от того, что писали в газетах о политике. Раньше он служил начальником полиции в Гондурасе, потом вынужден был бежать, чтобы его прежние приятели не упрятали его за решетку.
— Ну что, Ганс, недолго длилось твое генеральство, вытурили, а?
— Сукины дети, — отвечал Смерлов, пожимая плечами. — Дерьмо собачье!
Когда Ганса спрашивали о планах на будущее, лицо его делалось суровым и непроницаемым.
— Планы? Соберу из голодранцев армию убийц, и мы камня на камне не оставим от Тегусигальпы, когда я туда вернусь!
Смысл розыгрыша состоял в том, чтобы заставить его признаться, что у него не было и нет ни гроша для закупки необходимого оружия. Шутники вволю веселились, глядя на его жалкую физиономию.
Заглядывал в «Корсарио» и Джонни. Настоящее его имя было иным. Он был румыном и скрывался в Лас Пьедрасе с тех пор, как во время попойки ударом ножа убил своего лучшего друга. Джонни, как и Ганс, прибыл сюда из Тегусигальпы. Идиотская история; поножовщины между друзьями всегда нелепы. Но теперь, когда в лице Жерара Джонни нашел нового лучшего друга, он уже реже сожалел об убитом.
Были и другие: необычайно респектабельный с виду англичанин Льюис, большой поклонник красоты негров, Хуан Бимба, воевавший когда-то в Испании против Франко, пятнадцатилетний итальянец Бернардо Сальвини, похожий на слегка свихнувшегося исполнителя эстрадных песенок, Педро — американец, мулат Земляной Орех, Делофр, бывший посланник Франции в Каракасе, Стив из Боготы… Словом, человек двадцать, готовых на все, лишь бы уехать отсюда…
У ворот лагеря компании «Круд» висело объявление о найме: «Набираем опытных шоферов на грузовики. Работа опасная. Плата высокая. Обращаться в контору».
Утром в бунгало О’Брайена состоялось совещание, на котором, кроме него, присутствовал специалист по тушению пожаров, прибывший из Далласа на самолете компании, начальник транспортной службы и ответственный за материальную часть.
— Счастье еще, что у нас есть этот склад нитроглицерина, — ворчал О’Брайен. Погасив сигару о подоконник, на котором сидел, он смачно сплюнул за окно и обратился к инженерам: — Просто счастье! Но с персоналом разбирайтесь сами, мне на это плевать. Мне ясно одно: нельзя, чтобы скважина горела без конца. Если мы будем медлить, нам ничего не удастся сделать, пока ветер не переменит направление.