Плата за страх
Шрифт:
Я догадывался, что он им говорит. Что я раньше служил в полиции, был детективом на одном из участков в верхней части города, до той поры, пока не застрелили моего напарника, производившего арест — арест, который получился не таким простым, как казался вначале. А застрелили его потому, что меня не оказалось рядом. А не подстраховал я его по той простой причине, что в тот момент, когда он умирал, находился в постели с женщиной, отнюдь не со своей женой.
Я закрыл глаза и, весь напрягшись, ждал, что произойдет дальше. Если бы я только остался дома! Не зря мне сегодня так не хотелось
— Что с вами? — спросил Джордж Пэдберри, не дав мне даже этого утешения — никого не видеть. Я открыл глаза.
— Все в порядке, — ответил я и увидел, как двое направляются ко мне — разговаривать...
Глава 6
Беседа оказалась не столь уж болезненной. О моем, прошлом они не упоминали, но по глазам было видно, что оно им известно.
Меня пересадили за другой столик, подальше от Пэдберри, и я рассказал им, как здесь очутился. Они начали выпытывать о прошлом Робин, и мне потребовалось некоторое время, чтобы убедить их, что я и в самом деле ничего о ней не знаю. Не то чтобы они мне не поверили, просто казалось странным, что родственники до вчерашнего дня были незнакомы.
Весь допрос занял не более десяти минут, и они попросили меня еще на некоторое время задержаться. Один из них поинтересовался:
— У вас ведь сегодня больше никаких встреч не предвидится?
— Нет, — ответил я.
— Мы к вам еще вернемся, — произнес он, и, поднявшись, они оба отошли.
Я сидел и курил, наблюдая за происходящим. Детективы и криминалисты продолжали сновать взад-вперед, поднимаясь наверх и возвращаясь. Входная дверь то открывалась, то закрывалась, слепя глаза ярким солнечным светом. Я еще пару раз видел Донлона, один раз — когда он беседовал с группой в штатском, среди которых был и мой недавний собеседник, и другой раз — когда он с двумя другими копами допрашивал Пэдберри.
Минут через пятнадцать ко мне подкатил тощий лохматый парень в белой рубашке с короткими рукавами и спросил:
— Что вы думаете?
— Я не думаю, — ответил я.
— Как я понимаю, это девчонка их убила, — сказал он. Я поглядел на него.
— Ты из прессы?
— Точно. Могу показать свою карточку. На входе меня пропустили.
— Я здесь ни при чем, — объяснил я. — Тебе, наверное, лучше поговорить с кем-нибудь другим.
Его губы растянулись было в ухмылке, словно я его разыгрывал, но, увидев, что это не так, он нахмурился.
— Так вы не наводчик?
— Откуда ты взял это словечко? Из комиксов? Он ткнул в меня пальцем.
— Вы коп, — заявил он.
— Ошибаешься. Что они там нашли наверху?
— Почему вы меня спрашиваете?
— Потому что не в курсе.
Он продолжал сверлить меня пристальным оценивающим взглядом, пытаясь раскусить. Наконец ответил:
— Пару трупов.
— Кого?
— Белого пацана и цветную девку.
— И что сие обозначает? — не отступил я.
— Расовое равенство, — ответил он. — Белый парень и черномазая искромсаны одним ножом. Как же так получилось, что вас держат здесь, раз вы не полицейский и ничего не знаете?
— Попал ни за что ни про что.
— Вы что — в этой шараге с самого начала?
— Нет.
— Если не от вас, то я все равно узнаю от кого-нибудь другого.
— Вот и займись этим.
Я знал, что препираться с ним бесполезно, но ничего не мог с собой поделать. Меня не тянуло опять выкладывать всю свою подноготную. И потом, он и в самом деле все равно меня расколет — теперь шила в мешке не утаишь. Я уже попал в газеты, когда меня вышвырнули из полиции, а если теперь это убийство придется им по вкусу, то репортеры копнут и прошлое, чтобы собрать все грязное белье. Что ни говори, для прессы кусочек действительно лакомый.
Откуда взяли этот труп негритянки? Хотел бы я расспросить Джорджа Пэдберри о черных подружках Терри Вилфорда, бывших и настоящих, но нам вряд ли позволят снова пообщаться. И потом — какая разница? Я просто продолжал по старой привычке вникать в детали, вместо того чтобы поставить на прошлом точку.
Как странно — ощущать себя зрителем, а не участником спектакля.
Репортер задал мне еще пару вопросов, но стоящих ответов так и не дождался и наконец от меня отвязался. Я видел, как он вступил в разговор с парой в штатском на кухне.
Через несколько минут мой недавний собеседник снова подошел ко мне и заявил:
— Пока что это все, мистер Тобин. У нас есть ваш адрес, возможно, мы с вами свяжемся. Вы никуда не уедете?
— Нет, — ответил я. — Буду в городе.
— Спасибо вам за содействие, — сказал он. Но по его лицу, глазам и голосу ничего нельзя было прочесть.
— Пожалуйста, — последовал мой ответ.
Я поднялся и вышел на яркий солнечный свет, а репортер успел тем временем щелкнуть меня. Видимо, он решил, что я — один из тех, кто занимается расследованием.
На тротуаре полукругом стояли, обливаясь потом, зеваки. Большинство было в солнечных очках, и хотя все они изнывали на солнцепеке, но упорно не желали расходиться. Я протолкался сквозь толпу и зашагал к углу Шестой авеню и Четвертой улицы, чтобы уехать подземкой до Куинса.
В дверях меня встретила Кейт со словами:
— Ну как?
— Плохо. У нас есть холодный кофе?
— Могу сделать. Пошли в дом. Что случилось? Мы прошли на кухню, я сел на то место, где накануне сидела Робин, и, пока Кейт делала кофе, рассказал ей обо всем. Она слушала молча и только раз прервала меня восклицанием: “Ах, Митч!” Как будто это меня ей было жалко.
Когда я закончил, зазвонил телефон. Кейт пошла в прихожую и, вернувшись, сообщила:
— Это репортер. — Голос ее звучал обеспокоенно.
— Скажи, что меня нет, — ответил я, — а ты ничего не знаешь.
— Ладно, — кивнула она и пошла обратно. Я крикнул ей вдогонку:
— И пожалуй, лучше будет не снимать больше трубку.
Глава 7
Я знаю, что такое жить в осаде. Однажды мне уже пришлось это испытать, когда меня выперли из полиции. Не отвечаешь на звонки в дверь. Не подходишь к телефону. Не выходишь из дому. Просишь приятеля или соседа сходить в магазин за продуктами, отсылаешь своего десятилетнего сына Билла на несколько дней к родственникам в Лонг-Айленд и ждешь, пока все утрясется. Рано или поздно так и происходит.