Плата за страх
Шрифт:
Когда Надежда обнаружила знакомый флакон, ее сильно толкнул мальчишка. Лет двенадцати, голова огурцом, глазки мелкие. Он держал обеими руками полный пакет и очень мило извинился. Она прощающе кивнула, не обратив внимания на одну странность. А вот сейчас, вспоминая, спохватилась. Одет мальчишка был слишком небрежно, чтобы делать покупки в дорогом магазине. Наверное, он толкнул, а его сообщник, которого она не заметила, в этот момент залез к ней в карман и стащил пейджер. Принял его за кошелек. Юные идиоты. Навар от этой кражи копеечный, риск громадный, а у нее теперь полдня уйдет на покупку нового пейджера.
Все себе объяснив, Кузнецова с облегчением свернула с улицы
Возле двустворчатых дверей Апээна стояли две машины. Одна — маленькая «Ока», светлая и чистенькая. Вторая — огромный грязный джип, изрядно припорошенный листвой. Давно стоит. Видимо, соседский, решила Кузнецова. Но «Ока» никак не вязалась с ее представлением о муже той скандалистки. Уже уехал? Ну, если она зря сюда тащилась, она тут устроит!
Апээн, лысый седобородый мужик далеко за пятьдесят, на вид ничуть не напоминал эстрадных гипнотизеров. Он не рявкал, не пронизывал взглядом, не отдавал приказов. Он — сочувствовал. И сочувствие его было столь очевидным и добрым, что при первом же взгляде в его то зеленые, то желтые, то серые глаза хотелось сначала высказаться до донышка усталой души, а потом задремать и уплыть в освобождающий от неприятностей сон.
Надежда вошла и тихо замерла у порога: пациентка, с которой Апээн почему-то беседовал не в кабинете, а в приемной, плавно погружалась во вторую стадию сеанса.
— Присядь и подожди минутку, — попросил Апээн, увидев Надежду, и опять повернулся к женщине слишком полной, чтобы быть счастливой. Она вся бугрилась под тесноватым платьем, но на блюдце с пирожным-эклером поглядывала, как кошка на сметану. Кузнецова тихонько присела на стул возле двери. Ее гнев сошел на нет из-за любопытства: в приемной явственно пахло оружейной смазкой и потом. Она хорошо знала эту смесь. Ее Олег работал частным охранником, и когда он приходил к ней прямо с дежурства, от его наплечной кобуры пахло так же: оружием и потом. Только запах любимого был, конечно, приятнее.
— Умные люди не боятся гипноза, — улыбчиво объяснял Апээн пампушке. — Почти все, что делаем машинально, не задумываясь, мы делаем в трансе. И я не колдун, я — чародей. Быть разочарованной плохо? Отвечай: плохо быть разочарованной?
— Да, плохо, — тихо ответила женщина, с трудом поднимая веки, плотно закрашенные синими тенями.
— А быть очарованной — хорошо?
— Да, хорошо, — облегченно осела женщина.
— Вот я тебя и очаровываю. Как тихая ласковая музыка, как — в жару — нежный прохладный ветерок, касающийся лба. Мой голос отвлекает тебя от забот. И тебе приятно, ты засыпаешь или только дремлешь — как тебе удобнее. Ты уплываешь от тревог и забот в радужный туман мечты… Уплываешь на двадцать минут. Там ты поймешь: то, что ты любишь часто и много есть, — только сон. Глупый и смешной. На самом деле ты любишь тихонько, не перенапрягаясь, бегать рано утром и перед сном в ближайшем к твоему дому скверике. Тебе нравится бегать трусцой. Ты совершенно не замечаешь прохожих и других бегунов. Особенно приятно бегать в плохую погоду: народу мало, разгоряченное бегом тело не замечает ненастья. А к жирной, калорийной пище ты испытываешь отвращение. Отвращение до рвоты. Тебя мутит от одного воспоминания о масле, пирожных или мясе. Особенно сильно это отвращение после шести часов вечера и до утра. Ты спишь и ничего не слышишь, кроме моего голоса, обращенного к тебе. Уф-ф! Чего ты такая взъерошенная?
Апээн встал, потянулся и посмотрел на Кузнецову с улыбкой, от которой ей тут же захотелось похвастаться, как ей славно живется теперь, когда у нее есть Олег. Но она побоялась сглазить.
— Лучше бы я на улице подождала, — ответила Надежда, с отвращением глядя на пирожное. — Уберите эту гадость. Смердит.
— Ничего, сейчас мы отсюда уйдем, — успокоил ее Апээн. — Чем ты обеспокоена?
— А чего вы соврали? Нет у меня клиента Ряжкова!
— Ай-я-яй! Забыла? Я никогда не вру, — печально пожал плечами Апээн и открыл перед ней дверь кабинета. — Это профзаболевание такое — правдивость. Разве я говорил, что у тебя есть такой клиент? Я сказал: твой клиент. Имел в виду: будущий.
— Ничего себе! — сказала Надежда, увидев Ряжкова.
Огромный мужик до омерзения походил на карикатуру нового русского. Короткая стрижка делала голову кубической, жирные щеки наползали на стянутый галстуком воротник белой несвежей рубашки из индийского шелка. Он сгорбился на стуле и был так жирен, что его ягодицы свисали с боков сиденья. Безвольные руки, унизанные перстнями, почти касались пола. Глаза были закрыты, он ровно и спокойно дышал, чуть заметно улыбаясь. Спал.
Потом она заметила, что он тут не один. В глубоких креслах около журнального столика в дальнем углу кабинета настороженно выпрямились двое широкоплечих и тоже коротко остриженных парней. Вот от кого пахло оружием.
— Ребята, выйдите, пожалуйста, — попросил их Апээн, кладя руки спящего на колени. Чтобы не отекли. — Только тихонечко: там в приемной пациентка. Подождите пока в машине.
Парни переглянулись, но послушались. «Непрофессионалы», — подумала Надежда, когда они проходили мимо. Олег не любил рассказывать о своих заказчиках, но охотно просвещал ее о правилах безопасности. Если бы он стерег этого мордоворота, он бы ни за что не оставил клиента наедине с незнакомой женщиной.
— Вот, рекомендую: Ряжков, — представил чародей спящего, усаживаясь за свой письменный стол. — Для друзей и деловых партнеров — просто Ряшка. «Погремуха» у него такая.
— И это мой будущий клиент? — переспросила Кузнецова.
— Вот именно.
— Он что — сопротивлялся? И вы его усыпили, чтобы я под гипнозом застраховала? Ну и рожа. Действительно — Ряшка.
— Тс-с. Зачем зря человека обижать? Кстати, кличка для него привычней имени, что весьма осложняет ситуацию. Нелегко жить по-человечески, если и ты сам, и все окружающие обозначают тебя Ряшкой… И уж тебе-то, Надя, стыдно не помнить: никакой гипноз не заставит человека сделать то, чего он сам не желает. В том-то и беда: Ряжков хочет, очень хочет застраховаться. Но не может.
— Почему? Денег нет?
— Денег у него навалом. Просто я не могу его разбудить.
Ум (сознание) человека не старше его самого, поэтому он глуповат, тупо логичен и забывчив. Подсознание (душа, бессознательное), передаваемое по наследству, зародилось сотни тысяч, если не миллионы лет назад. И все это время набиралось опыта. Поэтому оно мудро и ничего не забывает. Но ему трудно влиять на поступки человека из-за контроля самоуверенного разума. Вот подсознание и прибегает к окольному воздействию: снам, оговоркам и предчувствиям. Апээн помогал человеку хотя бы на время избавиться от опеки самонадеянного разума и погрузиться в мудрость своей души. Сам чародей называл это «советоваться с подсознанием». Особенно полезно подобное, когда человеку кажется, что ему неведомы причины его тревог или проблем.