Плата за жизнь
Шрифт:
— Где же Гуров?
— Я же предупреждал, что Леву тормознут, — сказал старший из оперов. — В ихнем главке не одни мудаки служат, имеются такие головастики — позавидуешь.
— Гуров сейчас прибудет. — Крячко взглянул на Часы.
— Лева отличный опер, но живой человек, — возразил ветеран. — Так что, Станислав, хватай вожжи и правь.
Вдалеке завыла сирена, звук налетел, сверкнул лакированным боком «Мерседес», остановился, из роскошной машины вышел Гуров, надел шляпу и направился к друзьям-коллегам.
— Ты, старина, с Гуровым десяток лет назад работал, а я с ним ежедневно сплю в обнимку, —
— Здорово, парни! — сказал Гуров и снял шляпу, — Я вырядился, потому как стоять собираюсь среди иностранных корреспондентов, — и приколол на лацкан пальто карточку «Пресса».
Александр Турин шел по бесконечным коридорам Останкинского телецентра, постоянно раскланивался с коллегами, просто знакомыми и абсолютно не знакомыми людьми, — такова участь телезвезды. Стоит не ответить на чье-то приветствие, начинаются обиды, обвинения в зазнайстве, иная злобная трепотня. Любой человек имеет право на плохое настроение, элементарную рассеянность, популярный телеведущий такого права лишен. Поэтому Турин был собран и внимателен, словно шел не полутемными коридорами, а находился перед камерой. Однако вынырнувшего из-за угла зава редакцией Турин не заметил, и начальник схватил его за рукав.
— Саня, привет! Как здоровьице? — Зав смотрел цепко, испытующе. — Кто-то из великих актеров сказал, что уважительной причиной неявки на спектакль может служить только смерть.
— Я не помню автора, но убежден, что великий не употреблял слова «явка». Извини, я жив, можешь записать мне прогул.
— Черт с тобой! Учти, мы готовим для тебя материал — сенсацию! — Зав сложил пальцы в щепоть, поднес к губам и чмокнул.
— Признателен, надеюсь увидеть пленку не за час до эфира.
— Снимали не мы, пленку привезут с минуты на минуту. Да, старина, что бог ни делает, все к лучшему. Помнишь, ты собирался делать передачу о каком-то менте? Фамилия вылетела из головы. Ты ругался, что мент от съемок отказался. Было? Так вот, мне передали, что тот мент обосрался по самые уши. Если о нем чего снято, то тащи ко мне, велено передать наверх.
— У меня о сотрудниках милиции никаких материалов нет. А если бы и были? — Турин развел руками. — Что я могу тебе передать, если у тебя из головы фамилия вылетела?
Турин кивнул и пошел дальше, за спиной тихо выругались, затем крикнули:
— Гуров! Его фамилия — Гуров!
Турин не ожидал услышать фамилию полковника, будучи убежден, что раз материал сенсационный и пленки еще нет, то дело касается Чечни. Услышав фамилию сыщика, журналист неожиданно вспомнил слова Высоцкого:
«…Идет охота на волков… Идет охота!»
Ясно, встретиться с полковником в открытой схватке они слабаки. Расстрелять с вертолета — смелости хватит.
А Гуров стоял неподалеку от импровизированной трибуны в группе журналистов. Кругом кипели страсти. Выступающие натужно кричали в микрофоны, словно боялись, что их не услышат, а люди пытались докричаться до человека, стоящего в задних рядах толпы, и дальше — до «Белого дома», Кремля, до далеких деревень России.
Журналисты с фото- и кинокамерами бегали вдоль оцепления, состоящего из молоденьких милиционеров и их ровесников, облаченных
Лишь Гуров, подняв воротник своего легкого не по сезону пальто, засунув руки в карманы, стоял неподвижно, ни с кем не разговаривал, не слышал ругани выступающих, слепо смотрел в лица митингующих, но самое страшное, что он к тому же ни о чем конкретном и не думал. Мысли путались, короткие, необязательные, они сбивали друг друга, одни вопросы, вопросы… Ни одного ответа.
Где Галей? Если здесь, то должен стоять в первых рядах… Пистолет не достать. Не выстрелить, тем более не уйти… И зачем тут стою я? На что рассчитывал? Зачем привел людей? Зачем Ильин захватил Галея? Жив киллер или давно уже мертв? Он искал меня. Он умен и осторожен. Он не полезет в толпу.
Изредка Гурова толкали, но он не реагировал. Журналистам надоели одни и те же речи, однако уйти было невозможно — толпа перекрыла все выходы. Кто-то из скучающих журналистов обратил внимание на элегантную неподвижную фигуру.
— Кто это? — спросил журналист у приятеля.
— Охранник, наверное, — равнодушно ответил тот.
— Какой охранник! — возмутился любопытный. — Его самого можно украсть, он и не заметит.
— А может, он умер?
— Он ждет троллейбуса, — вмешался третий.
— Скажешь, в таком-то пальто и в шляпе в троллейбусах не ездят.
— Не знал, что тут соберется пара человек, и назначил встречу даме.
— Чего мучится? Легче спросить, — сказал молодой парень в плотной кожаной куртке с видеокамерой в руке.
— Извините, у вас не найдется закурить? — Парень тронул Гурова за плечо.
— Не курю! — огрызнулся Гуров, который только-только зацепился за какую-то стоящую мысль.
— А сигареточку к губе для красоты прилепили?
Стоявшие рядом и прислушивавшиеся к разговору журналисты рассмеялись так громко, что на миг заглушили выступающего.
Гуров сплюнул давно погасшую сигарету, вынул из кармана пачку, протянул журналисту, увидел у него видеокамеру, схватил ее.
— Эй, такой обмен не годится, приятель!
— Как эта штука называется? — быстро спросил Гуров, отнимая видеокамеру у растерявшегося журналиста. — А побольше они бывают?
— Как? — не понял журналист.
— Внутри она пустая?
— Приятель, ты болен, это же видеокамера!
— Извини! — Гуров оттолкнул журналиста.
Парень, возмущенный необъяснимой грубостью, шагнул к Гурову, хотел высказаться, но увидел его глаза и попятился. Глаза походили на голубые льдинки, мертвые.
Гуров увидел комнату Ионы Доронина, старинный стол, видеокамеру. Вот он, ответ на мучивший сыщика вопрос, зачем Иона пригласил его в гости. Он хотел показать полковнику видеокамеру, чтобы, увидев депутата на митинге с камерой, сыщик не удивился. Еще Гуров увидел документ, полученный от Еланчука. В сознании Гурова замелькали надоевшие вопросы, затем хаотичное движение прекратилось, возникла ясная и четкая картина. Так случается, когда барахлит телевизор. На экране мельтешат полосы, кривые, неясные фигуры — щелчок, и все становится четким и ясным до мельчайших подробностей.