Платье из черного бархата
Шрифт:
Адвокат и его помощники пробыли у мистера Миллера не более получаса. Стоя у дверей, мистер Батлер взглянул на нее, прищурившись, и произнес, качая головой: «Боже! Боже!» Рия не знала, как это понимать.
– Как только это случится, немедленно посылайте до доктором, он сразу даст мне знать, – сказал мужчина уже на пороге. И тут до нее стал доходить смысл его слов.
Троица села в невзрачного вида экипаж и уехала. Рия проводила их взглядом, пока экипаж не скрылся за поворотом аллеи, и вернулась в дом. «Неужели дела хозяина так плохи?» – думала она глядя на дверь гостиной, твердо решив расспросить доктора во время его очередного визита.
Доктор
– Скажите, он может умереть?
– Это может случиться в любую минуту, – прямо ответил доктор. – Последние два года этого можно было ожидать каждый день. Однако не исключено, что ваш хозяин протянет еще пару лет, если вы будете так же хорошо заботиться о нем. Старайтесь не волновать его, и кто знает, быть может, он еще и вас переживет. – Доктор показал в улыбке свои малопривлекательные зубы.
У Рии никогда не вызывал симпатии доктор. Ее раздражали его гнилые зубы, вечно обсыпанные табаком шейный платок и пальто. К тому же временами от него сильно попахивало спиртным. Люди говорили, что он не признавал плату свининой или домашней птицей: у кого не было в запасе шести пенсов, мог на его помощь не рассчитывать.
Тот воскресный день, две недели спустя, выдался ясным, но прохладным. Слабо светило скупое октябрьское солнце. Ветра не было, вокруг царила тишина. Бидди отметила про себя, что это было настоящее воскресенье. Думая о воскресных днях, она часто улыбалась. Ей казалось странным и забавным, что в эти дни не надо было работать, читать же полагалось только Библию, но она не следовала этому правилу; в воскресенье надлежало посещать церковь, однако она туда не ходила; грешно было выпивать в этот день, но в то же время не считалось грехом, что парочки ворковали в свое удовольствие, что целоваться и обниматься в воскресенье было гораздо большим грехом, чем напиться, а уж тем более читать что-либо другое помимо Библии.
Хозяин от души смеялся, когда она поделилась с ним своим мнением. Бидди доставило удовольствие развеселить его. Она хотела бы сделать что-нибудь, чтобы по-настоящему порадовать его. После того страшного случая он никогда не радовался от души – и все из-за Дэйви. Насколько Бидди поняла, хозяин хотел вести себя с Дэйви, как отец, а Дэйви это почему-то не понравилось. Бидди попыталась расспросить мать, но та резко оборвала ее, чем очень удивила девочку. Она бы еще поняла, если бы мать так рассердилась на нее за то, что она сквернословит.
Бидди никогда особенно не любила старшего брата, а с годами он стал ей нравиться все меньше. Но в это утро хозяин признался ей, что у него есть только одно желание: последний раз увидеть Дэйви. И он попросил ее помочь ему в этом. Бидди колебалась, как ей следовало поступить. В желании хозяина она не видела ничего предосудительного, хотя и не могла понять, с чего это вдруг ему так захотелось взглянуть на Дэйви.
Бидди также не могла объяснить отношение матери к хозяину, как ей казалось, человеку очень доброму. Он прекрасно относился к ним всем. С таким желанием учил их, особенно ее. Бидди не могла себе представить, какой бы была ее жизнь, не трать хозяин столько времени на занятия с ней… В ее душе царила бы пустота, и она не знала бы, чем занять свой ум. Сейчас она чувствовала себя образованной и считала, что знает много из того, о чем другие даже представления не имеют. Она не собиралась хвастаться, но
Она рассказала ему о своем плане.
– Спасибо, Бидди, – поблагодарил хозяин. – В какое время он приходит?
– Около половины третьего.
– Ты хорошая девочка, Бидди. Жаль, что я не увижу тебя, когда ты вырастешь и расцветешь, – грустно улыбнулся он.
– О, сэр, вы еще долго не уйдете, если будете себя беречь и не станете волноваться.
– Разве я не говорил тебе, что следует всегда говорить только правду?
Она опустила голову, веки ее задрожали.
– А еще вы говорили, что дипломатия строится на невинной лжи и зачастую подобная ложь – это проявление доброты.
– Да, и это верно. Знаешь что, Бидди?
– Да, сэр?
– Думаю, ты единственная, кто пожалеет о моей смерти.
– Нет, сэр, что вы, – не задумываясь запротестовала она. – Мы все будем жалеть: и моя мама, и остальные тоже.
– Твоя мама… – Он с сомнением покачал головой. – Не очень-то я в этом уверен.
– Ну что вы, сэр, она непременно будет жалеть. Мама все время говорит нам, что вас нельзя беспокоить, она велит нам вас слушаться, и еще не устает повторять, как нам повезло, что вы нас учите.
– Правда?
– Да, сэр, истинная правда.
– Если так, я рад это слышать, в самом деле, рад. – Он умолк и долго смотрел на нее, перед тем как спросить: – Мама рассказывала тебе что-нибудь обо мне и Дэйви?
– Нет, нет, почти ничего, – ее веки снова затрепетали.
– Ты когда-нибудь боялась меня, Бидди?
– Боялась вас? Что вы, сэр, никогда! – звонко крикнула она, глядя на него широко раскрытыми от удивления глазами. – Я не могу себе представить, что кто-то может вас бояться… ну, когда лучше с вами познакомится. Я никогда вас не боялась, – ласково улыбаясь, продолжала Бидди, – даже когда вы кричали на меня и ругали за то, что я неправильно выговариваю звуки и путаю слова. – Радуясь, что имеет возможность рассмешить хозяина, она напомнила ему один из забавных эпизодов, над которыми они вместе от души расхохотались.
– Ты делаешь заметные успехи, – отсмеявшись, похвалил он.
Они помолчали глядя друг другу в глаза. Неожиданно Бидди, подчиняясь внутреннему порыву, наклонилась к хозяину и, обняв за плечи, поцеловала в щеку, а затем стремглав выбежала из комнаты.
Потрясенный, он несколько мгновений лежал неподвижно, затем медленно повернул голову и прижался щекой к подушке. В первый раз с тех пор, как он стоял над могилой матери, Персиваль Миллер позволил себе заплакать.
С огромным трудом удалось Бидди провести хозяина через кухню. Но наконец они вышли в коридор. Ноги отказывались его слушаться: не только больная, но и здоровая. Обхватив его за талию, она прошептала:
– Обопритесь на меня, осталось пройти совсем немного, а там я поставила вам стул.
Коридор в одном месте расширялся, образуя небольшой холл, а потом тянулся до конца дома. Он был так узок, что двое идущих рядом с трудом могли протиснуться. В холл выходила маленькая гостиная, и Бидди предложила: