Платоника и Плутос
Шрифт:
Сокрушенности души, что покаянье с искренностью творит.
Покуда грешник не возопит, делами добрыми
Лестницу в Небо не соорудит.
И пусть деянья, будучи великанами, очами сияют скромными.
Ныне, присно и во веки веков, гордость всем вредит.
Всем существам, кои мыслью наделены и властью.
Суд сухие плевы истребит.
Что грелись под солнцем, не предрекая скорбного себе ненастья.
Питались ядом
Замыслы остались неясною мечтою, а труды прахом и золой
Обратились, и колос, быв некогда красив и статен
Пожран будет суетой мира сего толпой.
Как долог путь, как пространны вышние наказы.
О дева, кто ты, божество, иль низкое созданье существо.
Иль равная по духу, на сердце твоем асист или проказа?
Вопрос сей дерзкий помышляет худо, ибо едино вещество
В нас заключена искра от лика Божьего подобья.
Жизнеподатель наградил созданье мыслью и свободой.
Так почему же воззрев на сонм людской кротко исподлобья,
Всевышнего я вижу лица, они прекрасны, даже если пышут злобой.
Я свет в очах их созерцаю и милость Божью призываю.
Господи, огради и защити от распрей творения Свои,
Все они так велики и значимы. – душевно восклицаю.
Но нет мне счастья усматривать себя и причислять в творения Твои.
Имея очи, я верен описать и в каждом человеке веру распознать.
Не делитесь на сильных или слабых, достойных или недостойных.
Я искал тебя по свету.
Духов призывал к ответу сотни писем написав,
В одиночестве почил завидев Лету.
Древо знаний отыскав,
Не вкушу те запретные плоды, останусь я безумцем.
Не ведающим зла в людях, и впредь
Пусть любовь в них обитает, наточенным трезубцем
Будут разрезая мрак и уничтожая иную снедь
Греха, любовью верой и надеждой сохранять наш хрупкий мир.
Я искал тебя во тьме.
И влекомый звездами, что зерну подобны рассыпаны по небу.
Малыми, большими, родинками на твоей руке.
Очи солнце и луна, волосы растениям подобны, а кожа снегу.
Душа подобна Богу, а тело Вселенной всей. – в моем зрачке
Виденье это, пред смертью застыло в естестве.
Я искал тебя, и отыскал в себе.
Ведь оная во мне, вечность и любовь слиты воедино.
Распустился дивной красоты цветок
На смоковнице некогда засохшей, рану ту саднило.
Но ныне возрос веры крохотный росток.
Поцелуй любимой – выше всех земных наград.
И с небесным лишь сравниться,
Духом в блаженстве слиться – вот величайшая из всех возможных благ.
Взглянуть и красотою в робости напиться.
Но снова удалиться, в восхищенье
Исторгнуть сердце в виде начертаний бедных.
В тебе я воплощаю воскресенье.
И бессмертье ощущаю, истоки непотребных
Страстей утихнут вскоре.
Погибнет Смерть склонившись пред Любовью.
Помните – мы призваны к свободной воле.
И оттого слезы наши обжигают лики солью.
Не плачь, прошу, пускай, во мне нет вечности,
Но ты подобна ей, пускай, ничтожен я и мои плоды
Ничтожны, но ты не прибывай в беспечности.
Цвети, помощью и заботой ближних одари.
А я согретый первым прикосновеньем
Губ твоих о щеку впалую мою,
Более не вопрошу, и о большем не пожелаю, кореньем
Прорастет на странице жизни, я тот сюжет запечатлю,
И о поцелуе том невинном будут легенды вечные слагать
Из поколенья в поколенье, из рода в род, из уст в уста.
Но невозможно описать, то, что уму не осознать.
Читая строки сей, люди будут греться у любви моей костра.
То пламя ты во мне зажгла.
2011 г.
Платоника и Плутос
Ангельской любовью
Воспарю к блаженным небесам.
Пролечу над плотскою топью тенью
К райским сферическим кругам.
Средь белокурых нимф восторгом воспылаю,
Слагая песнь непорочности людской,
Целомудрие в них я ощущаю.
Созерцаю светлым днем и тьмой ночной
Прильнув к замочной скважине дверной,
Лишь сновидение вижу девы молодой.
Но муж ее изгнанник бессонницей томится,
Он разжигает страсть, отчего в нем вскипает плоть,
Обуздать, поглотить она стремится
Все естество его, ноет мышца, и даже кость.
И мысли сладкие сулят ему бренное наслажденье,
То ничтожное минутное упоенье, он стенал.
В сумерках отверзлись все его пороки, в оцепененье
Он иногда впадал, разумея то, о чем злодейски помышлял.
Призраком, представ пред ним, я протестовал.
Я душу любимой познавал, но тело никогда не знал,
Я целомудренно творил, но рук блудливых не распускал.