Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану (др.изд.)

Литке Федор Петрович

И здесь мы были встречены несколькими лодками. Островитяне показали себя гораздо доверчивее вчерашних, несколько человек тотчас взошли на судно, и между ними один весьма солидный, пожилой шамоль Рекейль. Все требовали ножей, которые называли по-английски «найф», но более «лайф». Один Рекейль не был докучлив, да, правду сказать, и не имел надобности им быть, потому что и без того был осыпан подарками. Посетители эти явно показали себя близкими соседями Гуахана: над гвоздями смеялись, безделицы ставили в ничто и хотели одних только «лайф». За маленькую связку веревок требовали нож и издевались надо мной, когда я хотел его дать только за пять связок. Вообще были они веселы, любезны, охотно и с толком отвечали на географические наши вопросы и тем только были недовольны, что мы, спеша засветло выбраться из лагуны, не так долго с ними оставались, как они того желали. Одна лодка долго держалась за нами; мы забавлялись проворством, с каким они ей управляли, а они, как можно поверить, в накладе не остались. В 4 часа вышли мы на южную сторону лагуны. Пролавировав ночь, чтобы не потерять своего места, легли мы на рассвете 6 числа под всеми парусами к северу и в 9 часу пришли опять на глубину 23 сажен. Течение настолько увлекло нас к западу, что ни одного из виденных накануне островов теперь в виду не было. Мы продолжали идти до полудня все по той же глубине, встречая по временам небольшие банки, от которых без труда уклонялись. Остров Магыр тогда только стал означаться на горизонте к NO, и в то же время показался ряд отмелей, покрывавших весь горизонт от NO до SW. Пройдя некоторое расстояние параллельно им в этом направлении, увидели мы, что они простираются грядой к открывшемуся впереди острову (Оноун), который, по-видимому, составлял западный угол этой обширной лагуны. Опасаясь запутаться в подветренном углу ее так, что и выход отыскать будет трудно, привели мы к SO, чтобы этим путем выйти обратно на южную сторону, но скоро увидели и в этом направлении буруны, простиравшиеся с несколькими промежутками к тому же острову. Мы их скоро обогнули бы, если бы в самую критическую минуту не случилось повреждение в оснастке, замедлившее движения наши так, что вечер наступил прежде, нежели мы успели высвободиться из рифов и банок, и нам осталось только, отойдя на средину, стать на якорь. Если бы NO ветер стал крепче, как это иногда случается, то положение наше могло бы быть плохое; однако ночь прошла благополучно, только что судно имело трудную качку, а едва стало брезжить 7 февраля, как мы вступили под паруса и легли к NNW. Я не воображал, чтобы нам этим путем можно было выйти в море, по причине встреченных вчера банок, и потому весьма изумился, когда в половине 8-го часа не достали дна на 40 саженях. Поворотив к SO, пришли мы опять на 23 сажени и впереди увидели непрерывную гряду мелководий, простиравшуюся от SW к NO, конечно, ту самую, которую видели прежде. Определив таким образом с этой стороны границу большой банки, легли мы по внешнюю ее сторону к острову Оноун. В 4-м часу мы были вплотную к нему и скоро увидели на берегу многочисленную толпу островитян; большая часть сидела в кучке, смотря на нас; некоторые бродили взад и вперед, между ними женщины отличались передниками ярких цветов, висевшими ниже колен, другие трудились спускать на воду лодки, множество которых было вытащено на берег вдавшейся к востоку заводи, где не было большого прибоя. Вечернее солнце ударяло прямо на эту группу, которая в трубы, как в камер-обскуре, представляла прелестную картину.

Вскоре догнали нас 4 или 5 лодок, во всем подобных прежде нами виденным. Сначала только дикие крики приглашения; наконец один шамоль (Суккизём), отличавшийся несколько от других чертами лица, удивил нас вопросом: «Fragatta Ingles?» [корабль английский?]. Мы отвечали: «Fragatta Russiana» [корабль русский], и он повторил слова наши, как бы понимая их значение. Когда он взошел по шторм-трапу на судно, мы встретили его испанским приветствием: «Buenas dias» [добрый день]. Он отвечал: «Si Seniod» (Sennor) [да, господин], тотчас рассказал нам, что он с острова Сотоана (Сатуаля), приехал сюда торговать; что он бывал уже на Уале (Гуахане), и в доказательство просил cuchillas (ножей); на вопрос мой, знает ли он дона Луиса Торреса, вскричал он радостно: «Luis! Mariales! Si Sennor!» [Луис! Марианы! Да, господин!] Вслед за тем попросил come (есть). Ему подали пирожного, которое он с жадностью глотал, повторяя: «Pal (pan), come, Mariales» (Marianes). Суккизём имел много последователей, палуба наша некоторое время была полна посетителей, которые показали себя столь же любезными и добрыми, однако гораздо более просвещенными, чем прежние приятели: за каждую безделицу хотели иметь «лайф» или, по самой малой мере, железную удочку; на гвозди и смотреть не хотели. Все, не исключая и просвещенного Суккизёма, весьма расположены были просить и получать ножи, удочки и все возможное, не давая взамен совсем ничего. Все они были выпачканы известным желтым порошком; некоторые, входя к нам, подвязывали свой тол, но большая часть оставалась совсем без всего или только подпоясавшись толом. После захода солнца все разъехались.

Нам нужно было продержаться тут до следующего дня, чтобы определить широту острова. С рассветом (8 февраля) жители стали к нам опять выезжать, хотя течение отнесло нас миль на шесть от острова, и к 6 часам собралось около нас до 20 лодок, в которых было по меньшей мере до 100 человек народа. Они навезли нам столько рыбы, главным образом летучей, что ее хватило на всю команду. Кроме нее, много и других рыб, между которыми натуралисты нашли и новые, всего до 13 видов таких, каких не имели прежде. И в этом случае показали себя островитяне преискусными торгашами. Сначала требовали «лайф» за одну рыбу. Однако мы на этот раз также умерили свое великодушие и порядочно с ними торговались. Установилась следующая цена: за 5 рыб удочка, а если к ним связка веревок, то – нож. Мы не ложились в дрейф, но продолжали лавировать под всеми парусами, чтобы к полудню сколько-нибудь приблизиться к острову. Это, однако, не прерывало торговли. Островитяне, с удивительными проворством и ловкостью объезжая друг друга, поодиночке прицеплялись к корме и производили мену. Крик и шум были соразмерны нетерпению каждого опередить других. Искусство, с каким они управляли своими лодками, такого же удивления заслуживало, как и вообще проворство, ловкость и живость этого народа. Мы нашли его точно таким, каким должен быть первый в мире мореходствующий народ.

Около полудня мы легли в дрейф. Внезапно остановившийся ход шлюпа произвел сумятицу между лодками, следовавшими под парусами за нами: несколько мачт и рей было переломано, но кутерьма дошла до высшей степени, когда мы спустили шторм-трап: всякий хотел быть первым у нас. Кто бежит, перескакивая с лодки на лодку, кто бросается в море, чтобы опередить других вплавь; шум, крик, толкотня, треск лодок могли бы заставить подумать, что они берут нас на абордаж. Если бы дать волю, то, конечно, все судно заполнилось бы гостями; но я приглашал только одного весьма старого шамоля, от которого надеялся получить полезные сведения. Он был так слаб, что только с чужой помощью мог взойти по трапу. Покуда он висел внизу, я не шутя боялся, что его утопят другие, хотевшие непременно быть у нас и которых пришлось силой отрывать от трапа. В надежде моей я обманулся: почтенный старик был так робок и бестолков, что я после многих усилий мог только узнать, что его зовут Мелизе. Вслед за ним явился Суккизём, который был гораздо толковее и совсем не застенчив, он сел с нами за обед и, управясь с большим аппетитом с тарелкой гороху, отправился, получив топор и другие вещи. Между тем лодки одна за другой нас оставили, и мы пошли к югу.

Вся эта группа, как мы узнали при вторичном посещении Каролинского архипелага осенью этого года, называется природными жителями Намонуито. Как начало, как остов будущей многочисленной группы островов или одного обширного острова место это заслуживает особенного внимания. Оно изображает вид всех коралловых островов вначале. По причине ли позднейшего происхождения или, может быть, от большей обширности оно от прочих отстало и не образует еще целого, сомкнутого круга островов и рифов; но все данные к тому имеются. Дно будущей лагуны (которое Шамиссо называет плотиной) с равномерной глубиной около 23 сажен и рассеянными по нему мелководными банками существует. На наветренном краю этой плотины есть уже несколько островов, соединенных рифом, но, кажется, покуда еще не сплошным. На противоположном конце образовался также остров. С обоих концов простираются на небольшое расстояние по краю плотины рифы; остальное пространство занято подводными банками, которые теперь разделены большими еще промежутками. Если справедлива наиболее принятая гипотеза, что бесчисленные миллионы микроскопических животных работают над возвышением краев таких плотин, покуда они, достигнув поверхности, образуют непрерывную цепь островов и рифов, то группа Намонуито может послужить со временем – быть может, через тысячелетия – мерой успеха работ этих и будет в таком случае одной из обширнейших, имея до 45 миль длины от востока к западу. Она лежит между широтами 8°33' и 9° и долготами 209°29' и 210°13'.

По известиям Шамиссо, дон Луис Торрес нашел в широте 8°20' и долготе 211° 24-саженную банку, по которой плавал три дня подряд. Поиски ее были теперь моей целью, и потому, достигнув означенной широты, спустились мы на запад. Мы преследовали эту параллель до долготы 212°, часто бросая лот и не доставая дна на 50 саженях и больше. Впоследствии узнали мы от жителей острова Оноун, что банка эта им известна под именем Манняйже. Мы тогда искали ее восточнее нынешнего, но со столь же малым успехом, из чего заключаю, что она лежит не западнее 210°. Отыскание и исследование этой банки было бы также весьма важно, поскольку и она может быть основанием рождающегося острова.

Продолжая плавание к западу, отыскали мы на другой день (10 февраля) островки Пыгелла и Фаиеу, также виденные доном Луисом Торресом и называемые им Пигуелао и Фальао. Первый из них был уже виден капитаном Дюперре. Оба они весьма малы, не более 150 сажен в длину, почти на уровне воды, окружены рифом, который у последнего образует бухту, и оба необитаемы. Остров Пыгелла покрыт густым кустарником, над которым возвышается до полусотни кокосовых пальм; на Фаиеу – высокий лес, в котором есть, кажется, и хлебные деревья, но кокосовых мы вовсе не заметили.

Дон Луис Торрес видел между этими двумя островами банку, называемую жителями Ораитилипу, подобную первой, но меньшую и имеющую только 12 сажен глубины. Мы с большим вниманием искали ее на переходе этом, но без успеха, и потому должно думать, что она лежит в стороне от линии, соединяющей оба эти острова.

Отсюда я направил путь прямо к Марианским островам. Я с сожалением прерывал на время исследование Каролинского архипелага, но мне необходимо было остановиться на Гуахане по двум причинам: во-первых, по недостатку в сухарях и некоторых других необходимых предметах, который надеялся пополнить частью с острова, частью с английских и американских судов, останавливающихся тут обыкновенно в это время года; и, во-вторых, для повторения опытов над отвесом в таком месте, где, по наблюдениям капитана Фресинета, оказывалась большая аномалия силы тяжести.

Не встречая ничего достойного примечания, лежали мы к N и 14 числа в сумерки увидели прямо впереди курса остров Гуахан в расстоянии 30 миль. Мы всю ночь несли все паруса и на рассвете были в 10 милях к W от южной оконечности острова. Тихие ветры с сильными противными течениями заставили нас три дня лавировать до губы Сан-Луисде-Апра. Надеясь на точность плана капитана Фресинета, решился я идти прямо через банку Калалан. Проходя ее, не имели ни разу менее 7 сажен. На дне можно было видеть очень ясно каждый камень.

Лоцманский флаг при пушке был поднят давно; войдя в губу, повторили мы сигнал; но не только не видели лоцмана, но если бы не шхуна, стоявшая на якоре во внутренней гавани под флагом, то могли бы подумать, что пришли в место, опустошенное чумой: ни в какой стороне не замечалось ни малейшего признака жизни; ни на одной из крепостей Сант-Яго и Санта-Крус флагов не было; мертвая тишина кругом, – какая противоположность с живой деятельностью на островах, которые недавно оставили! Сравнение это рождало тысячи мыслей… Мы не имели времени следить за ними, обязанные лавировать в узком месте. В 9 часов положили мы якорь перед входом во внутреннюю гавань.