Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану (др.изд.)
Шрифт:
25 марта для светлого праздника дана была всему экипажу свобода от работ. Весь день окружало нас на лодках множество островитян, которые, хотя и шумно, но весело и честно променивали нам рыбу, раковины, ткани, но весьма мало плодов, и то одни кокосы. Старшины привозили в подарок не целые лодки, как в Лугуноре, но ветки с полудюжиной орехов и требовали за то непременно ножей и топоров. Рыбы много и разных видов. Веревками, которых я готов был купить много, очень дорожили, но, странное дело, лодки, которые стоят им наибольшего труда и составляют все основание их богатства, отдавали относительно за бесценок: маленькую лодку купил я за один топор, а одну из самых больших и со всем вооружением – за три, из
Я съезжал на остров Улеай, собственно так называемый, старшина которого Тапелигар был одним из постоянных наших гостей. Я его нашел сидящим на своей лодке под шатром. Лодки на воде и на суше, кажется, постоянные их престолы. Мы редко встречали старшин иначе, как сидящими на лодках. У меня Тапелигар распоряжался совершенно как дома, но не показывал охоты у себя платить мне той же монетой; велев подать несколько кокосов, он не замедлил предложить мне идти обратно к моей шлюпке. И, кажется, не весьма был доволен, когда я, напротив, предложил ему сопроводить меня вокруг его острова.
27 марта терпели мы несносную жару. Пассата совсем не было: по временам находили тихие полоски от SO, иногда сопровождаемые дождем. Мы были по обыкновению окружены почти всем мужским населением группы, среди которого явились, наконец, и женщины: несколько лодок, ими наполненных, вертелись около шлюпа, производя больше шума, нежели все другие вместе. Они на судно не просились, ожидая, может быть, приглашений, сделать которое, однако, никому не пришло в голову; не знаю, потому ли, что они все без исключения были безобразны. Невероятно, чтобы между ними не было совсем пригожих; может быть, ревнивцы не позволяют этим отлучаться от домов.
Под вечер посетил нас главный старшина всей группы, известный из записок Шамиссо, Роуа. Я поручил лейтенанту Завалишину, описывавшему западную часть группы, когда пристанет к его резиденции Улемарай, одарить и обласкать его. Большого труда стоило растолковать ему, от кого и какими судьбами все эти богатства на него сыплются, но когда понял, то непременно захотел сам быть у нас, забыв, что паралич лишил его действия рук и ног. Этого древнего, едва дышащего старика пригласил я было на судно, но он, попытавшись встать, едва не свернулся в воду и долго не мог оправиться; итак, конференция должна была произойти на его лодке. Я его одарил, как и супругу его, несколько моложе, чем только мог придумать. Тамолы на шлюпе толковали мне, чтобы я велел поднять его на стуле, однако мне показалось опасным подвергать старика такому труду, и мы расстались, воздав ему всякие почести на его земле.
К вечеру лейтенант Завалишин возвратился, окончив опись группы. Мы тотчас подняли баркас и привели судно в совершенную готовность с рассветом сняться с якоря.
Группа Улеай имеет до 15 миль в окружности; на прежних картах означалась она в 20–30 раз больше. Она состоит из 22 островов, имена которых довольно верно обозначены у Шамиссо и на карте капитана Фресинета. По нашим наблюдениям, южная оконечность острова Раура, восточного в группе, лежит в широте 7°20' N и долготе 216°03' W.
Томительное однообразие коралловых островов имеет по крайней мере ту выгоду, что избавляет путешественника от обязанности описывать отдельно вид каждой группы. Увидев одну – видел все. Как они открываются с моря, мы уже видели. Со стороны лагуны
Но группа Улеай отличается в этом отношении от других. Она имеет фигуру весьма неправильную: два выходящие угла к северу и между ними глубокую впадину. Фигуры этой, по гипотезе образования коралловых островов, нельзя объяснить иначе, как предположив, что в этом месте в одно время, независимо одна от другой, стали образовываться две группы. Шестисаженный проход между островами Ангалигараилом и Фарайлесом означает, кажется, и разделение их. Оттуда к SO простирается риф, который через остров Мотогозе у соединяется с рифом, идущим от острова Раура, и заключает таким образом восточную группу, между тем как пятисаженные глубины и риф к О и NO от острова Фелалиса означают направление, в котором риф от последнего острова должен будет продолжаться, чтобы со временем примкнуть к острову Фарайлес и отделить западную группу.
Собственно остров Улеай выгодно отличается от других не только этой гряды, но и вообще от виденных нами доселе островов. Южная его сторона не имеет отмели, которая так затрудняет приставание к другим островам, но, склоняясь довольно крутой покатостью, представляет ровное, чистое, песчаное дно, на котором сквозь спокойную, прозрачную воду можно до глубины нескольких сажен видеть каждую песчинку. Средина острова – приятная пересекаемая во всевозможных направлениях дорожками роща с чистыми местами и площадками, где встречаются уединенные жилища. Коралловые острова вообще имеют вид подковы, через которую море только что не переливается: едва сделаешь несколько шагов от одного берега, встречаешь другой. Остров Улеай, напротив, занимает довольно большую площадь, на которой прекрасные хлебные деревья имели достаточно места для образования рощи.
Дома старшин здешних лучше и чище лугунорских. Стены их выведены из широких досок хлебного дерева, которое, принимая при отделке лоск и приятный красный цвет, придает домам вид опрятности, которого тщетно искать не только в селениях каролинцев, но и во всем Южном море: это совершенные игрушки. Кажется, на это употребляются только прилежащие корню части, которые на лодки не годятся; от этого все доски в стенах имеют вид большого квадрата; все эти штуки частенько связаны между собой веревками. В домашней утвари не нашли мы никакой разницы от лугунорской.
Гробницы старшин здесь точно такие же, как на Лугуноре, но некоторые гораздо больше; в одной видел я лодку, лежащую диагонально, вверх килем.
Обитатели этой группы как наружностью, так и характером мало отличаются от лугунорцев, хотя частые сношения с Гуаханом не могли не иметь влияния на последний. В обычаях есть также некоторое различие; так, например, старшина Аман, избравший себе другом Мертенса, оправдал сказанное Шамиссо о взаимных обязательствах друзей на этой группе островов. Желтой краской мужчины почти вовсе не пачкаются, тем более женщины.
Язык здесь не совсем тот, что на Лугуноре, частью от действительного различия в наречии и произношении, частью, может быть, от примеси слов чаморских и испанских, которые во многих случаях употребляют они преимущественно перед своими, как, например, «маулик» вместо «мамаль» – хорошо; «пигиллили» – дети, с испанского peguenini; «лиос» (Dios), кажется, говорится между ними для обозначения божества или неба в духовном смысле. Говоря об умерших, они всегда твердят: «лиос», показывая притом на небо. Настоящей разницы между испанским и чаморским языком они, кажется, не знают, по крайней мере, не все, оттого, что последний – это язык простого народа в Гуахане и все, даже чистые испанцы, на нем говорят.