Плавающий остров (Научно-фантастическая повесть)
Шрифт:
Очень высокий студент в модных очках процитировал у нас над головами:
— «Быть полезным — это только быть полезным, быть прекрасным — это только быть прекрасным, но быть полезным и прекрасным — значит быть великим».
Спутница студента заметила:
— Ты и так велик, тебе осталось сделаться или полезным, или прекрасным.
Вся компания разразилась громким смехом, и громче всех хохотал глухим басом студент в модных очках.
Биата даже не улыбнулась. Когда мы вышли из лифта и направились к выходу, она сказала:
— Вместо довольно спорного афоризма он мог сказать о вещах более важных.
Костя спросил:
— Ты считаешь, что он должен был упомянуть
— Вот именно! Он должен был сказать, предупредить! Ему известно многое. Высказать опасения.
— Посеять панику?
— Нет, сплотить в дни опасности!..
Костя понимал, что ступил на гибельный путь, но, верный себе, не мог остановиться и поссорился с Биатой. Вечер был испорчен. Она разрешила нам проводить ее только до автокара и уехала в свое Голицыно.
Костя сказал, глубокомысленно хмурясь:
— Вот так глупцы портят жизнь себе и окружающим. — Помолчав, он добавил: — Близким.
Я согласился:
— Довольно верный итог самоанализа.
Костя на этот раз принял как должное все мои колкости и покорно кивал головой, повторяя при этом:
— Ты прав, Ив. Абсолютно прав. Но почему ты не перевел разговор на другую тему, не отвлек?
— Пытался.
— Да, ты пытался. Проклятая звезда! Чтоб она там сгорела раньше времени.
— Слабое утешение.
— Как ты прав. Ив! Мне бы твое благоразумие.
Его искреннее раскаяние и покорность привели к тому, что я сервировал стол, когда мы пришли к себе в общежитие, и ухаживал за Костей, как за больным. Наш робот Чарли все еще покоился в нише у дверей. В первом семестре Костя пытался его модернизировать, разобрал и за недостатком времени не смог собрать до сих пор, так что в довершение всего после «праздничного ужина» мне пришлось еще и убирать квартиру, чтобы не заниматься этим завтра, в день отъезда, хотя делать это должен был Костя: ведь он распотрошил Чарли. Пока я орудовал с пылесосами, Костя, томный, расслабленный и виноватый, сидел перед экраном и смотрел какую-то унылую передачу из серии «Если тебе нечем заняться». Я спешил, потому что к полночи обещал быть у родителей.
И все-таки вечер кончился отлично! Внезапно на экране видеофона появилась Биата. И, как всегда, будто ничего не произошло, спросила:
— Вы дома, мальчики?
— Дома! Дома! — заревел Костя, вскакивая.
— Как хорошо, что я вас застала!
— Поразительная случайность! — нашелся Костя.
— Действительно, мне казалось, что мне ни за что вас не найти.
Костя умолк. Оба мы блаженно улыбались. И она, помолчав и критически оглядев нас, продолжала:
— Как вы думаете, не приехать ли вам сейчас ко мне?
— О-о-о! — было нашим ответом.
— Вот и отлично. А то сидят вдвоем в такой вечер да еще занимаются уборкой!
Костя с деланной скромностью потупился:
— Трудолюбие — одно из наших многочисленных достоинств.
— Особенно твоих. Ну, я жду. Потанцуем. Дома у меня столько народу — гости сестры. Глядя на них, я вспомнила и о вас. Пожалуйста, приезжайте! — Она одарила нас улыбкой и растаяла.
Костя набрал полную грудь воздуха и, как перед глубоким погружением на большую глубину, с шумом выдохнув, сказал:
— Ты заметил — ни намека на эту чертову звезду!
МЫ УЛЕТАЕМ
Студенты нашего факультета разъезжались и разлетались на практику. Мы стояли на полу из желтого пластика в самом центре нового здания Шереметьевского аэровокзала. Наша шумная и пестрая стая привлекала всеобщее внимание. Особенно бросались в глаза костюмы девушек из пентасилона, окрашенные иллюзорином. В последнем семестре мы участвовали
Среди красочной толпы кое-где попадались роботы — провожатые, присланные родными для последних напутствий. За мной, не отставая ни на шаг, ходил дядя Вася. Это, кажется, один из самых древних роботов на планете, созданных для услуг, присмотра за детьми, хранения семейной информации и расчетов по хозяйству. На большее он не был способен, но мы любили эту безотказную машину, с ней было связано очень многое из истории нашей семьи. В своей памяти дядя Вася хранил все мало-мальски интересные случаи из нашей жизни и семейные анекдоты. С тех пор как у него испортилось реле выключения магнитной записи, он «запоминал» все звуки в доме и тем нередко помогал восстанавливать истину в спорах. Последнее обстоятельство выводило из себя мою сестру Катю, но и она стояла горой за него, когда заходил разговор о замене Василия более совершенной моделью.
Дядя Вася говорил спокойным, слегка надтреснутым голосом моего дедушки:
— Иван, я высылаю с вашим «Альбатросом» мою последнюю работу «Процентное содержание пыльцы араукарий в отложениях верхнего плиоцена». Работа крайне далека от вопросов, которые тебя интересуют по молодости лет и недостаточной научной подготовке, но в работе есть ряд, на мой взгляд, интересных мыслей общего порядка…
— Вася, прибавь темп передачи! — скомандовал я, и голос моего ученого деда прожужжал со скоростью тысяча знаков в минуту. Когда по моему приказанию Вася перевел передачу на прежнюю частоту, дедушка заключил:
— Надеюсь, я не утомил тебя своими полезными, но несколько несовременными сентенциями. Будь здоров и иногда показывай свой лик на моем видеофоне.
После этого послышалась бравурная музыка — Катя и отец в четыре руки играли «Восход солнца» Игнатова. Музыка внезапно оборвалась, и я услышал маму:
— Мой мальчик, я заказала тебе лыжный костюм с подогревом.
Милая мама! Лыжный костюм с подогревом — в тропики!
«Наверное, это зимняя запись. Василий все перепутал», — подумал я. Но нет, мама упомянула нашу станцию, даже назвала ее координаты и в заключение грустно добавила: