Плавучие театры Большой Планеты
Шрифт:
Приветственно поднимая руки, он провозгласил: «Дорогие друзья, граждане Голодного Порта! Я — Аполлон Замп, а это — мой волшебный плавучий театр, „Очарование Миральдры“. Мы приплыли вверх по течению Ланта, чтобы предложить вашему вниманию один из наших непревзойденных спектаклей.
Сегодня вечером у вас будет возможность присутствовать на представлении, подобного которому никто никогда не видел на всем протяжении многовековой и славной истории Голодного Порта!
Граждане! Мы подготовили программу, состоящую не из одной или двух, а из трех частей, каждая из которых способна удовлетворить зрителей с самым утонченным и притязательным вкусом. Прежде всего вы увидите „Авиаторов“ — они так себя называют потому, что буквально летают по воздуху. Сила притяжения для них ничего
Потребуем ли мы чрезмерную, разорительную плату за наше великолепное представление? Ни в коем случае! Каждый сможет испытать неповторимые, волнующие переживания, заплатив всего лишь один грош. А посему — приходите все! Пусть через час все население славного Голодного Порта соберется на набережной! Настало время вернуться домой, передать потрясающую новость друзьям и соседям — и подняться всей семьей на палубу нашего чудесного плавучего театра!»
Замп подал знак рукой; оркестранты исполнили фанфарный клич: «Через час этот трап позволит вам проникнуть в мир прекрасного и удивительного, озаренный разноцветными софитами! Благодарю вас за внимание, дорогие друзья!» Замп отвесил глубокий поклон, обнажив голову и размашисто проведя по палубе ярким плюмажем шляпы. Тихо переговариваясь, голодопортанцы постепенно разошлись.
«Странный народ! — повернувшись к боцману, заметил Замп. — Возникает впечатление, что они апатичны и флегматичны до полусмерти и едва заставили себя притащиться на набережную перед тем, как удечься в уже приготовленные гробы».
«А что говорится в толстом справочнике?» — поинтересовался Бонко.
«Что голодопортанцы — вспыльчивое племя, яростно реагирующее на любое оскорбление. Может быть, с тех пор, как их видел составитель справочника, их обратили в новую веру, требующую самоотречения и терпимости?»
«Вот идет какой-то старик. Почему бы не спросить его — что тут происходит?»
Замп внимательно рассмотрел человека, приближавшегося по набережной: «Честно говоря, здесь я боюсь задавать вопросы — того и гляди, кто-нибудь разозлится и начнется погром. Тем не менее, этот субъект выглядит достаточно незлобиво».
Замп спустился на причал и подождал, пока старик не приблизился, ковыляя мимо: «Добрый день, уважаемый старожил! Как нынче обстоят дела в Голодном Порту?»
«Как обычно, — отозвался старик. — Убийства, грабежи, позорные поражения и сплошное мошенничество. Почему вас так интересует трагическая судьба нашего города?»
«Только потому, что мои спектакли могли бы способствовать утешению вашей скорби», — тут же нашелся Замп. Судя по всему, здесь даже с дряхлыми старцами следовало соблюдать исключительную осторожность: «Наша трагическая постановка, „Эвульсифер“, вполне могла бы разрядить эмоциональное напряжение горожан».
«Легко сказать! Лоп Лоиква погиб, пал жертвой предательства, и с ним погибла часть нашей души. Где мы найдем ему достойную замену — ему, заслужившему прозвище „Бича долины Ланта“? Прибытие вашего судна вполне может быть предзнаменованием».
«Так оно и есть! — добродушно воскликнул Замп. — Наше прибытие — предзнаменование отдыха и развлечений, больше ничего!»
«Надеюсь, вы не намерены нас учить тому, как следует толковать предзнаменования?»
«Ни в коем случае! Я всего лишь хотел предположить…»
«Ваши предположения не имеют отношения к делу; вы ничего не знаете о нас и о наших обычаях».
«Полностью с вами согласен. Мое намерение заключалось только в том, чтобы произвести на вас хорошее впечатление».
Старик повернулся на каблуках и заковылял прочь, но, сделав несколько шагов, обернулся и произнес через плечо: «Могу сказать только одно: человек, не столь одержимый скорбью, как я, хорошенько проучил бы вас за неуместные возражения!» Долгожитель пошел по своим делам. Замп задумчиво поднялся по трапу. Приказав собрать труппу, он выступил с объявлением:
«Несколько слов по поводу нашего сегодняшнего представления и общей манеры нашего поведения. Горожан Голодного Порта никак нельзя назвать покладистыми или гостеприимными. Воздерживайтесь от панибратства; отвечайте на любые вопросы „да“ или „нет“, сопровождая ответы вежливыми обращениями „сударь“ или „сударыня“; не выражайте свои мнения! В женской одежде не должно быть ни малейшего намека на желтый цвет, а мужчинам надлежит устранить все признаки красного. Черный — цвет позора и унижения; не предлагайте голодопортанцам ничего черного! Не смотрите на зрителей пристально, чтобы они не вообразили, что вы обнаружили в них какой-то изъян. Сохраняйте на лицах приятное, доброжелательное выражение, но не улыбайтесь так, чтобы улыбку можно было принять за презрительную усмешку. Мы отчалим сразу после окончания спектакля; я отчалил бы уже сейчас, если бы не опасался мести здешнего населения. А теперь — надевайте костюмы и не оплошайте на сцене!»
Замп направился на корму, в свою каюту, и освежился бокалом прохладного вина. На квартердеке стояла мадемуазель Бланш- Астер. Осушив бокал, Замп присоединился к ней: «Надеюсь, вы слышали мои замечания? Даже в качестве обнаженного призрака вам следует проявлять такт».
Мадемуазель Бланш-Астер, по-видимому, находила ситуацию в равной мере неприятной и забавной: «Достаточно было уже того, что я вынуждена раздеться на глазах у этой деревенщины. А теперь я еще должна, вдобавок, не задевать чувствительные струны их возвышенных натур?»
«По возможности, именно так! Ходите медленно, с рассеянным видом — но не следует переигрывать эту роль. Вам пора переодеваться».
«Всему свое время. Еще даже не вечереет».
Замп пошел посоветоваться с боцманом: «Само собой, все наши аварийные системы должны быть в полной готовности».
«Так точно, капитан! Матросы стоят наготове у помп, мы запрягли волов, я выставил людей у каждого подпалубного домкрата».
«Очень хорошо! Не теряйте бдительность!»
Прошло полчаса. Несмотря на обуревавшие их горькие размышления и переживания, горожане Голодного Порта постепенно собирались на причале и, после того, как Замп открыл окошко кассы, без возражений вносили довольно-таки существенную плату за вход, после чего чинно расселись на скамьях зрительного зала.
Замп произнес максимально лаконичную вступительную речь, и вечернее представление началось. Замп остался доволен выступлением жонглеров и акробатов — никогда еще они не двигались так безошибочно. Публика, хотя и продолжавшая предаваться унынию, реагировала на особо дерзкие трюки изумленным бормотанием. В общем и в целом, Зампа устраивало такое положение дел.
Вторая часть представления также началась без сучка без задоринки. Уступая предрассудкам голодопортанцев, Замп сократил некоторые сцены и внес изменения в другие, в связи с чем попурри по существу превратилось в ряд инсценировок любезных знакомств персонажей в причудливых нарядах, сопровождавшихся теми красочными эффектами, какие успел предусмотреть Замп. Зрителей этот водевиль в какой-то степени развлек, хотя пристальный интерес у них вызвали именно те эпизоды умеренно эротического характера, которые Замп не подверг безжалостной цензуре.