Плавучие театры Большой Планеты
Шрифт:
Таш торопливо приложил палец к губам: «Не шутите о таких вещах — в Морнуне слухи о крамоле немедленно привлекают внимание властей. Мы и так уже далеко вышли за пределы дозволенного… А вот и король Вальдемар! Вы должны встать и сохранять ритуальную позу: колени полусогнуты, голова наклонена лицом вниз, руки заложены за спину — именно так! Теперь молчите! Вальдемар знаменит вспышками раздражения».
Наступила мертвая тишина — король Вальдемар вошел в зрительный зал: человек среднего роста, довольно-таки упитанный; его круглое бледное лицо окаймляли аккуратно завитые колечки влажных черных волос. Остановившись у входа, над ступенчатыми рядами скамей, он обозревал собравшихся беспокойно бегающими черными глазами. Замп исподтишка изучал короткий плащ, который король носил поверх роскошного сарафана из блестящего красного атласа; плащ этот, из плотного черного шелка, был расшит алыми и золотыми звездами.
Вальдемар что-то пробормотал через плечо, обращаясь
Фонари, освещавшие зал, потускнели. Перед занавесом появился высокий стройный человек в янтарной мантии, с длинной блестящей бородой того же янтарного оттенка. Поклонившись публике, он произнес — тихо, но отчетливо: «Надеясь доставить удовольствие милостивому королю Вальдемару и заслужить его благосклонное одобрение, а также одобрение благородных граждан Сойванесса, мы решили отметить начало праздничного фестиваля инсценировкой цикла легенд, составляющих часть книги второй „Риатического мифа“. Наша символика следует заповедям Фригиуса Маэстора, а наше музыкальное сопровождение исполняется в четвертом ладу, который многие из присутствующих, разумеется, смогут распознать без моих пояснений. Прислушайтесь к первому аккорду, оповещающему о зарождении порядка в изначальном хаосе!»
В ответ на широкий взмах руки конферансье из неизвестного источника послышался шепчущий звук, постепенно становившийся все громче и превратившийся в великолепное переливчатое сочетание множества тонов. Занавес распахнулся, открывая взорам картину колоссальных руин, озаренных тремя солнцами: багровым, бледно-зеленым и белым. Из развалин стали выпрыгивать, один за другим, красивые мужчины и женщины в фиолетовых набедренных повязках, с припорошенной белой пудрой кожей. Они станцевали церемонный, полный достоинства балет под музыку лютен, тамбуринов и гобоев. Прозвенел удар гонга: откуда-то сверху налетел рой человекообразных чешуйчатых зеленых тварей с головами василисков; они повалили мужчин и женщин на землю и вырвали их языки. Зеленые василиски горделиво исполнили торжествующую павану, мало-помалу переходившую в лихорадочную топочущую пляску; тем временем три солнца меняли окраску — теперь в небе сценической панорамы дрожали красное, темно-оранжевое и черное светила. Музыку прервало позвякивание колокольчиков; обрушился ливень белых пламенных искр, испепеливших василисков, взрывавшихся облаками пара. Снова появились мужчины и женщины, державшие в руках черные диски диаметром чуть выше их роста. Пользуясь этими дисками, они изобразили последовательность быстрых вихреобразных перемещений. Красное и оранжевое солнца мало-помалу тускнели; танцоры совмещали черные диски и скрывались за ними, пока посреди сцены не остался единственный черный диск. Диск повернулся ребром к зрителям — за ним все исчезло, и сцена погрузилась в темноту.
На второй стадии цикла открылась перспектива унылой равнины: руины из первого акта превратились в далекие тени на горизонте. Под пульсирующие настойчивые звуки, казалось, готовые в любой момент потерять ритм и сплотиться в хаотический шум, на сцене стало извиваться, скручиваясь в узлы, бесполое существо. Вскидывая трепещущие руки, оно взывало к небесам, и ослепительный луч белого света, пронизанный серебристыми мерцающими нитями, поверг существо на землю, тут же его поглотившую. Из того места, куда провалилось существо, стало расти черное дерево с зеленой листвой, распустившее белый цветок. Второй луч цвета поразил этот цветок — будучи таким образом оплодотворен, цветок сомкнулся и превратился в стручок. На несколько секунд наступило тяжелое, напряженное молчание, после чего послышался тихий, хрустально звенящий звук. Стручок распался — внутри него оказалась блещущая золотой кожей нимфа. Она стояла в оцепенении, опустив руки по бокам. Раздался резкий клич фанфар: слева приближался черный воин-атлет, справа — красный; на них были только набедренные повязки и великолепные шлемы. Герои стали биться на мечах, и победил черный воин. Он подошел к нимфе, чтобы завладеть своим трофеем, и прикоснулся к ней: сцена вспыхнула фейерверком слепящих искр — черный воин задрожал всем телом и упал замертво. Нимфа исполнила несколько радостных пируэтов, вращаясь все быстрее и быстрее; диковатая воющая музыка становилась все более возбужденной — и на сцене снова воцарился мрак.
На последней стадии представления танцоры соорудили святилище из трех столбов и алтаря, после чего сформировали из множества металлических прутьев каркас и стали облеплять его черной глиной, изобразив в конечном счете чудовищное лицо. Другие персонажи принесли факелы и стали обжигать глиняное лицо пламенем — лицо взревело от боли. Его огромные глаза открылись, беспокойно поглядывая налево и направо, в то время как люди, построившие святилище, размахивали факелами и судорожно танцевали под столь же конвульсивную музыку. Гигантское лицо принялось распевать гимн, хрипло и гулко — сначала это был просто поток бессвязных протяжных слов, но постепенно, словно проникаясь неким пониманием, песнопение черного лица становилось все более мелодичным и звучным, пока наконец непреодолимая сила музыки не заставила танцоров двигаться в такт гимнической мелодии — тем временем воздух на сцене становился все более задымленным, грязно-коричневым, мрачным; обильно потеющие танцоры дергались, словно подверженные приступам эпилептической боли. Гигантское черное лицо испустило оглушительный вибрирующий вопль — танцоры повалились друг на друга, образуя груду безжизненных тел. На алтаре вспыхнуло пламя, и замершая сцена погрузилась в тишину.
Занавес упал; стройный человек в янтарной мантии вышел на авансцену и серьезно поклонился: «Благодарю вас за внимание. Таков был наш артистический манифест — надеюсь, он произвел на вас должное впечатление». Конферансье снова поклонился.
Король Вальдемар поднялся на ноги — его неподвижное лицо напоминало маску; все зрители тут же встали и сохраняли позу церемониального почтения, пока правитель страны не удалился из зала.
Роальд Таш повернулся к Зампу: «Ну, что вы об этом думаете?»
«Внушительно! И в высшей степени изобретательно», — пробормотал Замп.
Гассун блекло отозвался: «На мой взгляд, все это слишком надуманно и напыщенно».
Таш рассмеялся: «„Воюз“ знаменит достопримечательными эффектами. Кроме того, каково бы ни было наше собственное мнение, следует задать себе вопрос: насколько это представление понравилось Вальдемару? Говорят, ему нравится любоваться нарядными миловидными актрисами — все эти искры, взрывы и вопли прямо у него перед носом могли его даже напугать. В свое время, конечно, мы узнаем о его решении. Что теперь? Завтра вечером нам предстоит увидеть спектакль на палубе „Звездной пряди“, принадлежащей Лулу Шалю, а затем — добро пожаловать на борт моего „Благоухающего олиолуса“! Надеюсь, вам понравятся какие-нибудь из моих новинок… Насколько я понимаю, вы будете давать представление в последнюю очередь? Вполне может быть, что это своего рода преимущество. Какой спектакль вы предложите королевскому вниманию?»
«Классическую трагедию древней Земли, — ответил Замп. — По мнению критиков, она отличается глубиной наблюдений над человеческой природой и все еще актуальна».
«Ха-ха! Не рассчитывайте на глубину восприятия Вальдемара! Он только и делает, что вынюхивает малейшие признаки крамолы. Кто знает, какого цвета нити плетет сегодня Чудо-прялка?»
Представление на борту «Звездной пряди» отличалось не меньшим полетом воображения, не меньшей технической виртуозностью и не менее кропотливым вниманием к деталям, чем артистическая фантазия «Воюза». Опять же, смысл сюжета не совсем поддавался пониманию — по меньшей мере, пониманию Зампа — и лишь смутно угадывался в красочном калейдоскопе зрелищ. Бородатый бард пел, аккомпанируя на арфе прекрасным девам, танцующим в чертоге древнего замка. От струн его инструмента исходили волшебные испарения — развеиваясь, они открывали взору сцены из его эпической баллады. В первом акте банда великанов — по сути дела, актеров на ходулях — исполняла причудливый танец в саду из деревьев с серой и зеленой листвой. На ветвях сидели и распевали песни дети в костюмах фантастических птиц, поглощавшие золотые фрукты.
В другом эпизоде джинн-волшебник исполнял желания пары праздно мечтающих детей. Дети хотели богатств и дворцов, роскошных доспехов и быстроногих скакунов; они хотели быть сильными, могущественными и мудрыми. Дети стали соревноваться — и каждый начал опасаться преобладания соперника; в конце концов оба они превратились в пару рычащих демонов, сражавшихся в космосе среди кружащихся миров — демоны ловили планеты и швыряли их друг в друга. Белый демон схватил черного и погрузил голову врага в солнце… Туманы наполнили сцену и развеялись двое детей снова лежали на солнечном лугу. Поднявшись на ноги, они испуганно смотрели друг на друга; тем временем между ними и зрителями опускалась мерцающая серо-фиолетовая завеса. На нижнем ярусе сцены бард продолжал петь, окруженный серьезными молодыми слушателями.
Гассун и Замп вернулись на палубу «Миральдры» в безутешном молчании. Они зашли в кабинет Гассуна, чтобы подбодриться рюмкой-другой крепкой настойки, и некоторое время обсуждали постановки конкурентов. Гассун ворчал по поводу блестящих технических достижений «Воюза» и «Звездной пряди»: «На мой взгляд, фанатическое внимание к деталям разоблачает почти примитивную близорукость, отсутствие интереса к более существенным концепциям. Хотя…» — владелец музея задумался и замолчал.
Замп вздохнул: «Боюсь, наш спектакль покажется сравнительно убогим. Наши декорации обветшали, костюмы сшиты на живую нитку. Откровенно говоря, мы продешевили — понадеялись на успех, не затратив достаточных средств. Нас назовут халтурщиками, и поделом».