Плавучие театры Большой Планеты

Вэнс Джек Холбрук

Так прошел остаток дня. Федра опускалась в безоблачном небе к западному горизонту. Озерная вода лениво блестела подобно го лубой патине, безразлично скрывающей многокилометровые глубины.

Актеры пообедали, после чего разошлись по каютам, чтобы переодеться к спектаклю. Замп в десятый раз почистил щеткой бархатное сиденье трона короля Вальдемара, вышел на потрепанную ветром и дождем палубу, в отчаянии посмотрел вокруг и тоже спустился к себе, чтобы надеть костюм Макбета.

Солнце скрылось за холмами. Начинало темнеть, на склонах Мирмонта зажглись мерцающие огни Морнуна. На борту «Миральдры» пылали факелы; через некоторое время первые зрители стали подниматься по трапу и занимать места. Замп наблюдал за ними через смотровую щель; ему казалось, что

морнунские эстеты с насмешкой поглядывали на далеко не роскошное убранство театра.

Скамьи заполнились публикой. За кулисами напряжение возросло настолько, что воздух словно потрескивал от электрических разрядов. Мадемуазель Бланш-Астер стояла в стороне, накинув серый плащ, защищавший ее от вечернего сквозняка. В последнюю минуту Гассун снова решил изменить внешний вид своего персонажа, и раздраженный Замп заглянул в гардеробную, чтобы поторопить его: «Король Вальдемар подходит к трапу!»

«Неважно! — откликнулся Гассун. — Времени достаточно — мой выход не в самом начале пьесы! Ведьмы готовы?»

«Все в наличии».

«Леди Макбет?»

«Готова».

«А вы сами?»

«Я готов».

«Тогда нет никаких проблем. Если потребуется, оркестр может сыграть увертюру дважды».

«Вот еще! — пробормотал Замп. — Ладно, сделаем все, что сможем».

Король Вальдемар поднялся на палубу, и его уже провожали к трону. Завернувшись в черный плащ, скрывавший костюм Макбета, Замп вежливо подождал минуту-другую, после чего вышел на сцену.

«Сегодня вечером, чтобы доставить удовольствие королю Вальдемару и его достопочтенным советникам, мы обращаемся к событиям далекого прошлого. „Макбет“ — легенда средневековой Земли; подлинный текст этой трагедии каким-то чудом оказался в Кобле на берегу Догадочного залива и сохранился в качестве экспоната знаменитого музея Теодоруса Гассуна. Когда мы узнали о фестивале короля Вальдемара, мы поняли, что ничто не привлечет его просвещенное внимание больше, чем воссоздание архаического шедевра!

Но предоставим автору возможность самому говорить за себя — перенесемся через бездну времени и пространства на некую „пустошь“ в горах Шотландии, где три бородатые ведьмы замышляют зло, приводящее в действие весь драматический сюжет», — Замп поклонился и отступил за кулисы.

Со скрипом и шорохом раскрылся занавес.

Первая ведьма: Когда блеск молний, дождь и гром Сведут нас заново втроем? Вторая ведьма: Когда затихнет суматоха…

Глядя через смотровую щель, Замп с удовольствием заметил, что происходящее на сцене по меньшей мере завладело вниманием короля. «Чем занимается копуша Гассун? — вспомнил Замп. — Все еще в гардеробной?» Нет, Гассун уже явился — в плаще, в сапогах и в символизирующем царственность любопытном старинном головном уборе из дерева и железа, с многочисленными зубчатыми выступами. Зампу пришлось признать, что в этом одеянии Гассун действительно внушал почтение.

Дункан: Кто этот воин, весь в крови? Он мог бы Нам рассказать, чем завершилась битва С повстанцами. Малькольм: Он — тот сержант…

Вторая сцена, по мнению Зампа, была исполнена неплохо. Начиналась следующая сцена, и снова на «вересковой пустоши близ Форреса» собрались ведьмы.

Первая ведьма: Где ты была, сестра? Вторая ведьма: Я резала свиней. Третья ведьма: А ты, сестрица? Первая ведьма: С подругой моряка…

Замп, в костюме Макбета, появился в сопровождении Банко. Они выслушали прорицания ведьм и новости, сообщенные Россом и Ангусом.

Занавес опустился, чтобы декорации можно было подготовить к пятой сцене, перемещенной и вставленной Зампом в качестве второй половины третьей сцены согласно его представлениям о драматическом контрасте — а также для того, чтобы представить в выгодном свете холодную изысканную красоту мадемуазели Бланш-Астер.

Декорации заменили; теперь они изображали английский парк у замка Гламис. Раздвинулась еще одна завеса — леди Макбет сидела за столом с гусиным пером в руке. По сценарию Зампа, она должна была произносить вслух фразы из своего письма, побуждавшие Макбета к достижению амбициозных целей. Но мадемуазель Бланш-Астер, по-видимому, решила изменить эту сцену без предупреждения. Как только перед ней открылась вторая завеса, она поднялась на ноги, сбросила серый плащ и вышла на авансцену, навстречу ярким рамповым софитам. Теперь все могли видеть, что на плечах актрисы была синяя плащаница с золотыми геральдическими узорами, подобными красно-золотым узорам плаща короля Вальдемара. Из зала послышался звук, словно порожденный порывом ветра — потрясенные зрители одновременно ахнули.

Мадемуазель Бланш-Астер сказала: «На мне сине-золотая плащаница предков. Я получила ее от отца — всем известно, кто я! В красно-золотом плаще нет никакой маны. Кто из вас признает правомочную власть сине-золотой династии Эрме?»

Король Вальдемар вскочил на ноги; на его лице возникло странное выражение нерешительности. Замп, стоявший за кулисами, оцепенел. Как он ошибался, считая морнунских аристократов бесстрастными исполнителями ритуалов, предписанных этикетом! Глаза зрителей блестели, зубы плотно сжались, лица исказились жесткими, напряженными усмешками. Со всех сторон к Вальдемару медленно приближались темные фигуры, глаза короля тревожно бегали. Он внезапно повернулся и направился к трапу.

Мадемуазель Бланш-Астер спокойно и четко произнесла: «Лорд Хэйз, лорд Броув, лорд Валикур! Задержите Вальдемара, убийцу моего отца! Посадите его в лодку, отвезите туда, где глубина озера не поддается измерению, и выполните свой долг!»

Три аристократа поклонились и преградили путь свергнутому монарху. Подхватив ошеломленного Вальдемара под локти, они вывели его из театра.

Мадемуазель Бланш-Астер продолжала стоять на авансцене, неподвижно и высокомерно. Гассун, уже готовый к выступлению в следующей сцене, заметил, что в театре наступила тишина. Выглянув из-за кулис, он увидел, что по какой-то не поддающейся пониманию причине — возможно, потому, что кто-то из сидящих в зале позволил себе грубое замечание — мадемуазель Бланш-Астер молчала и не двигалась. Охваченный приступом паники и раздражения, Гассун выбежал на авансцену и зажмурился, ослепленный софитами: «Уважаемые зрители, прошу прощения! Наше представление только началось!» Он повернулся к мадемуазели Бланш-Астер: «Дорогая моя, будьте добры, продолжайте исполнять свою роль!»

Мадемуазель Бланш-Астер смерила его ледяным надменным взглядом, но тут же широко раскрыла глаза; ее челюсть отвисла, она растерялась больше, чем несколько минут тому назад растерялся король Вальдемар. Из зала послышались странные подвывающие стоны ужаса, вызванного сверхъестественным вмешательством судьбы. Гассун, однако, не мог оторвать глаз от лица мадемуазели Бланш-Астер. Все ее самообладание испарилось — она выглядела, как испуганная девочка, не более того.

«Что случилось? — воскликнул Гассун. — Почему вы так на меня смотрите?»