Племя деревьев. О чем говорят корни и кроны

La tribu degli alberi

Stefano Mancuso

Pubblicato in accordo con S&P Literary – Agenzia letteraria Sosia e Pistoia

Долгая

жизнь – не всегда благословение. В моем случае не могу сказать однозначно, так это или нет. Конечно, прошло много времени с тех пор. Мои близкие, друзья и товарищи, с которыми я так долго делил эту жизнь, покинули меня, оставив одиноким, как никогда раньше. Это нелегко.

Я не любил одиночества в молодости, когда моя сила была огромна, и ничто над землей или под землей не могло меня испугать. И уж тем более не люблю его сегодня, когда достаточно слабого веяния мерзкого холодного ветра с гор, чтобы заставить меня вздрогнуть. Некоторые из моих товарищей, напротив, предпочитали уединение, даже стремились к нему, переходя жить в далекие и недоступные места. И вот теперь, когда со мной остались лишь Пино, Красноцвет, Лизетта и еще несколько друзей, я еще больше ценю их общество.

Было время, когда ничто из происходящего в Эдревии не оставалось для нас неизвестным. Будь то надвигающаяся опасность или соседские сплетни – не было случая, чтобы это ускользнуло от нашего внимания. Мы знали все о своем племени, а племя – о нас. Те, кто наблюдал со стороны, не понимали, как у нас получается это выносить, как нам удается жить, сохраняя открытость к чужому мнению. Они не могли понять, что значит быть частью племени: у нас не было стыда – мы попросту не знали, что это такое. Никто, ни молодой, ни старый, никогда не делал ничего во зло товарищам. Мы были едины, как части одного тела, – а телу не стыдно за то, что делают конечности.

Попробуйте представить, каково это – разделять со всеми боль и удовольствие, голод и изобилие, тревогу и спокойствие. А теперь представьте, что это необыкновенное состояние длится все ваше существование. Теперь вы понимаете, почему мои спутники были моей силой? И почему сейчас, когда нас осталось так мало, они – моя единственная настоящая радость?

Я родился много лет назад – так много, что теперь даже друзья считают меня очень старым, – и каждое событие, даже самое незначительное, оставило след на моем теле. На мне, как и на всех моих спутниках, времена года оставляют неизгладимые следы: годы изобилия и годы трудностей, дружбы, любви, болезней, борьбы, счастливых моментов и тяжелых перемен. Все написано на нас, и это легко прочитать.

Поэтому сейчас, чувствуя себя неуверенно и беспокойно, ощущая, что времена года сменяют друг друга так же быстро, как утекали часы в детстве, я решил более не испытывать судьбу, раз и навсегда запечатлеть историю нашего сообщества, пока время не стерло ее.

Долгое время, когда я был сильнее и моложе, я считал себя бессмертным и смотрел на тех, кто проходил мимо, с глубоким состраданием. Я последним видел многих, кого уже нет. Но в конце концов, мало или много лет – какая разница? Не вечность, и только это имеет значение… Но я блуждаю, как воздушный шар, увлекаемый дуновением ветра, по незримым тропинкам памяти, вместо того чтобы сделать подробную летопись. Это обещание я дал себе и постараюсь сдержать.

Итак, вот мой рассказ.

Я родился в мае много лет назад, в очень счастливое для общины время. Еды было вдоволь, погода стояла теплая, и товарищи процветали, не беспокоясь ни о чем на свете. Малыши играли в зарослях, взрослые, радуясь благословенному времени года, болтали, разыскивая воду и прочие ресурсы на склоне холма. Даже старики разделяли безмятежность того мая, занимаясь тем, что у них получается лучше всего: собирая информацию со всех уголков нашего огромного сообщества и отправляя ее заинтересованным товарищам. Это, безусловно, самая деликатная задача для всех кланов; она требует многовекового опыта, железной памяти, нужных связей и великой рассудительности. Об этом всегда заботились старейшины, назначенные Примулом. Он единственный, кто может, если возникнет необходимость, одновременно общаться с каждым членом сообщества без исключения.

Когда я родился, Примулом Эдревии был Юэн, известный как Мудрый Отец. Если вам кажется, что это прозвание звучит несколько напыщенно, знайте, что он сам выбрал его – такова одна из привилегий Примулов, – и не без скандала. Тысячелетиями наши трезвые и достойные мудрецы были известны только под именем Примул. (Не как часть династии, будто в королевских домах: «Примул» подразумевает, что он primus inter pares, то есть первый среди равных. Он не обладал особой властью над другими членами племени, а лишь направлял их, когда необходимо.) До тех пор пока, задолго до моего рождения, действовавший глава не стал этаким Примулом Безумным, первым среди одурманенных титулом, которого сразила неизвестная болезнь – по крайней мере, так гласили слухи, – полностью лишившая его рассудка. Но до этого он несколько лет вел себя мудро.

А после стал так чудить, что пришлось найти помощника, вроде как исполняющего обязанности, – иначе он не справлялся со своей ролью. Такого еще не случалось, и кто-то решил, что нужно помнить об этом, и добавил к прозвищу Одурманенный титул «единственный». Единственный Одурманенный Примул в нашей истории: чтобы вы понимали, своего рода напоминание, чтобы подобное никогда не повторилось.

Но когда много лет спустя Юэн сам стал Примулом, он сослался на это исключение, утверждая: ввиду того, что произошло с Одурманенным, Примул может называть себя так, как ему заблагорассудится. Этот аргумент никому не был важен – традиции не имеют для нас большого значения, – Примула всегда называли Примулом из удобства, а не по обычаю. Так что если Юэну захотелось назвать себя как-то иначе, зачем его останавливать? Конечно, никто не ожидал, что он выберет имя Мудрый Отец, демонстрируя отсутствие чувства юмора. Но к тому времени изменения уже произошли. Почему он выбрал такое прозвание, мы не смогли понять. Некоторые говорили, что из-за созвучия со Святым Отцом, но многие не были уверены. Конечно, Юэн всегда относился к своим обязанностям с ответственностью, но не настолько, чтобы сравнивать себя с Папой Римским.

Племя долго обсуждало этот вопрос, и в конце концов было решено, что Юэн решил назваться Мудрым, вероятно, из-за своего возраста, а отцом – потому что хвастался тем, что у него тысячи детей, разбросанных по всему миру. Но кто его знает.

Как бы то ни было, именно Мудрый Отец принял меня в общину и дал имя, под которым меня знают теперь.

Кстати, забыл представиться: я Лорин, Малютка. Лорин – фамильное имя; в нашей истории было много выдающихся его носителей, которых до сих пор вспоминают с почтением. Когда Юэн после тщательного изучения выбрал его для меня, многие увидели в этом знак судьбы. Однако Лорин я или нет, для многих товарищей я всегда оставался Малюткой. Отчасти чтобы отличать от Лорина Старшего, одного из самых уважаемых членов сообщества, отчасти – в качестве сомнительной и довольно наивной шутки: когда кому-то дают прозвище, противоположное его сущности. Короче говоря, мое имя – оксюморон, чтобы вы понимали, какие глубокие классические исследования ведутся в племени. Я настоящий великан, поэтому им нравилось. Я рос не по дням, а по часам, буквально на глазах становясь все выше и выше. Такого еще не бывало не только в моей семье, но и во всей общине. Рост был настолько бурным, что многие шокированные сверстники поначалу сомневались, что я действительно один из них. Все знали, что Лорины – моя семья – маленькие, а я резко выделялся на их фоне.

Это, конечно, мало что значило. Среди нас были всякие: маленькие и большие, молодые и старые, здоровые и больные. Как я уже говорил, племя – как мир. Но я был не только высоким – я был огромным. Некоторых товарищей пугали мои размеры. Они думали – и я на их месте думал бы так же, – что стоит ненадолго отвлечься, и этот верзила натворит неизвестно каких бед. Поэтому поначалу мое появление встретили сдержанно, без особой радости, сопровождающей такие события. Но среди товарищей сдержанность никогда не длилась долго: любопытство в отношении новичка всегда намного сильнее подозрительности, и в конце концов я оказался полноправным членом оживленной сети отношений сообщества.