Плененная душа
Шрифт:
Животный страх и ярость туго натянули нервы, в любой миг грозя вытолкнуть в знакомую черноту безумия.
«Не надо, Эдан, все хорошо, — почти с отчаяньем уговаривала Лая. — Ничего я не сделала, ты же видишь… Все хорошо!»
— НИКОГДА… БОЛЬШЕ… НЕ СМЕЙ! — до боли сжал он кулак с медальоном. — Никогда, слышишь?! Обещай мне!..
«Я обещаю! Тшшш… Я обещаю…»
Глава одиннадцатая,
где Риэ навещает столицу, Огнезор же находит следы древних камней
Вязь оконной решетки, шероховатая плита подоконника по утрам
Наступала зима.
Снега еще не было. Или, может, был — где-то там, далеко в горах: щедро устилал северные перевалы, мягко укутывал ахарские шатры и тайные звериные логова. Здесь же, в Имперской столице, только сухой морозный ветер, налетавший с окрестных полей, подметал грязные мостовые, уныло свистя в сточных желобах да печных трубах. И лишь порой отступал он перед морским своим собратом — сырым, зябким, промозглым — и тогда погружался город в липкий зимний туман.
В этом году прихода зимы Огнезор даже не заметил. Изо дня в день утопал он в тягучей рутине многочисленных гильдийных неурядиц, с готовностью отдавая им все силы — будто наказывая себя за месяцы бессмысленных метаний. Права была Лая, уговаривая его вернуться! Теперь нашлось, куда деть каждую свободную минуту — на злость же, вину и жалость к себе просто не осталось времени. Так уж заведено, что мертвые рано или поздно уходят, а живые возвращаются в круг своих забот. Огнезор понимал, что, наконец, смирился. Но открыто в этом признаться пока не был готов.
Лая же… оставалась Лаей. Ее неунывающее, насмешливое жизнелюбие могло вызвать зависть у всякого живого; незатейливая, не из книг, но от самой природы, мудрость придавала сил и помогала держаться; даже раздраженное брюзжание казалось умиротворяюще теплым. Свой разговор со Славой раз и навсегда Насмешница вычеркнула из памяти; с готовностью, почти с облегчением, поклялась больше не делать глупостей — и тут же восторженно погрузилась в изучение своих новых умений. Без труда она теперь могла проникнуть в Огнезоровы сны, но пользоваться этим не спешила — из осторожности и страха. Боялась нарушить его шаткое душевное спокойствие, соблазнить иллюзией прикосновений, затянуть в обман несуществующей жизни, ничем не лучший призрачных сказок, даруемых дурман-корнем. Потому держалась Лая отстраненно, ничего, кроме обычной болтовни, себе не позволяла, — а дальше и вовсе решила взяться за кого-то другого.
И кого же могла избрать Насмешница для первых опытов, как не свою убийцу? Самой ей казалось это очень забавным. Огнезор скорее любопытствовал и чуточку… злорадствовал. Славу же никто не спрашивал.
Вряд ли, конечно, понимала новоиспеченная высокий мастер, что с ней происходит, но, похоже, догадывалась, ибо на светловолосого при встрече щурилась с плохо скрытым подозрением — втайне же кипела от злости. Еще бы! Еженощные душеспасительные беседы с призраком своей жертвы кого угодно лишат спокойствия! Простой имперский обыватель уж давно отирался бы у дверей храмов — с покаянием, или у целителей — в поисках спасения от напасти. Темному же мастеру, да еще одаренному, служили полночные видения лишь источником постоянной досады — что, впрочем, Славе шло только на пользу: воспитывало силу духа и выдержку, так необходимые в Зале Совета. Потому и отговаривать Лаю от ее ночных подвигов Огнезор не спешил, с интересом ожидая, что из всего этого выйдет…
Вот и сегодня потихоньку приглядывался он к черноглазой злючке, делая вид, что слушает ее монотонный доклад о делах последнего собрания высоких мастеров, во все подробности которого еще накануне посвятил его Сизобор.
«Хорошо спалось?» — вдруг ехидно вмешалась Снежинка, заставив Славу замолчать на полуслове да резко вскинуть подбородок. Гневный взгляд черных глаз поверх кипы бумаг обжег Огнезора, но мужчина лишь поднял брови, изобразив спокойное недоумение: мол, коли слышатся кому-то голоса, он-то здесь причем?
Слава ядовито скривилась.
— Знаешь, — вдруг заговорила она совсем иным тоном, без тени нудной официальности, вкрадчиво и с угрозой, — у меня ведь есть неплохая защита для снов. Вот только… вышвырну-то я ведьму твою, а голова будет еще два дня у тебя болеть…
Огнезор приглушенно рассмеялся.
— Поздравляю! Ты делаешь заметные успехи в искусстве переговоров! Продолжай в том же духе — и Совет падет к твоим ногам!
— Жду не дождусь! Учти: я тебя предупредила. И больше не буду осторожничать, — она встала, с неприятным скрежетом дернув по каменным плитам толстыми ножками деревянного кресла. Небрежно шлепнула на стол исчерканный лист с отчетом.
— Ты все равно не слушаешь, — ответила на его вопросительный взгляд. — Мог бы и сказать, что Сизобор уже донес обо всем…
— Мне, может, интересен был твой взгляд на ситуацию…
— Еще скажи, что хотел побыть в моем обществе! — Слава скептически фыркнула.
Непочтительный, веселый стук вовремя отвлек Огнезора от колкой отповеди. Дверь тут же приоткрылась, а в проем безо всякого смущения протиснулась лохматая рыжая голова нахального караульного.
— Можно, мой мастер? — запоздало спросил он разрешения.
— Что там еще, Огнеглав? — с трудом удержал мужчина тяжелый вздох. Очень уж не хотелось сейчас возиться с очередным посетителем. Да и время как раз подходило к обеду…
— В Черном переулке оставили письмо для лорда Таргела, — полностью пролез в кабинет мальчишка. — Дежурный лекарь уже проверил: ядов или чего другого нет…
— Это было необязательно, — поморщился Огнезор. — Я и сам бы отлично справился… Давай сюда!
Парнишка выложил на стол серый дешевенький конверт с восковой печатью без герба. Поклонился — как-то небрежно, почти развязно — и вышел.
— Малолетний негодяй совсем распоясался! — нашла, на ком сорвать свое недовольство, Слава. — Никакого почтения! Зачем ты ему потакаешь?
— Тебе бы самой приятно было целыми днями терпеть рядом трясущихся, угодливых истуканов? — отмахнулся Гильдмастер, ломая печать на послании. — И потом, Мечеслов уже стар. Я присматриваю ему помощника, а впоследствии — замену… — глаза его пробежались по корявым строчкам. — Не хочешь сегодня выбраться в город?
— Зачем это? — с подозрением осведомилась девушка.