Плененная горцем
Шрифт:
Уинслоу внимательно его изучал.
— Вы своенравный человек, Монкрифф, но я также вижу, что вы порядочны и прямодушны, так что я тоже буду говорить без обиняков. — Он встретил взгляд Дункана. — Меня удивило решение брата позволить дочери выйти за Беннетта. Я думаю, что он действовал так поспешно, желая обеспечить ее супругом прежде, чем его призовет Господь. Что касается меня… — Он откинулся на спинку стула. — Мне этот человек не нравится.
— Имейте в виду, что у меня нет никаких доказательств его неблаговидной деятельности, — он мне просто неприятен. Называйте это инстинктом, внутренним чутьем — мне все равно, но я признаю тот факт, что ему присуща
— Да, я об этом слышал.
Дункан поспешил опрокинуть в себя остатки виски, чтобы не сказать его светлости что-нибудь такое, о чем он позже мог бы пожалеть.
— Но с кончиной брата, — продолжал герцог, — опека над Амелией перешла ко мне. У нее никого нет, кроме меня, и я не позволю девочке шагнуть в будущее, которое сулит ей несчастье. Я думаю, что вы искренни в своих чувствах к ней, сэр, и вы, что совершенно очевидно, сильная и цельная личность. Кроме всего прочего, вы чрезвычайно богаты. Я поддержу вашу помолвку, Монкрифф, и если Беннетт сочтет возможным возражать… Что ж, герцог теперь я. — Он снова поднял бокал. — И я пользуюсь в этом мире кое-каким влиянием.
Дункан наклонился вперед и пожал собеседнику руку.
— Даю вам слово чести, ваша светлость, что Амелия будет здесь счастлива. С ней будут обращаться с глубочайшим почтением.
— Молодчина!
Герцог залпом допил виски.
Дункан выждал мгновение, предоставляя герцогу возможность насладиться вкусом напитка, прежде чем заговорить снова.
— Я надеюсь, ваша светлость, что не испорчу вам вечер, если немного разовью эту тему.
Герцог наклонился к нему.
— Развивайте, Монкрифф.
Дункан кивнул.
— Ранее я упомянул репутацию полковника Беннетта и то, что мне известно о его военной тактике. Я твердо верю, что народ Шотландии имеет право на защиту собственного достоинства. Поэтому я намерен привлечь Ричарда Беннетта к ответу за содеянные им преступления.
Густые брови герцога поползли вверх.
— Да что вы говорите! Вы имеете в виду официальную жалобу?
— Да, я могу пригласить свидетелей, и если вы соблаговолите выслушать их показания, я буду только рад вашей поддержке.
Герцог задумался над просьбой Дункана.
— Он прославленный герой войны, Монкрифф. У этого человека медали. Это будет нелегко. Армии это наверняка не понравится. Королю тоже.
— Должен же найтись человек, который увидит правду и не сможет закрыть глаза на его позорную деятельность!
Герцог забросил одну толстую ногу на колено другой.
— Возможно, вы правы. Но если это окажется не так, а я вас поддержу, то пострадает моя репутация. Только представьте себе, Монкрифф, что эксцентричный английский герцог, едва успев вступить во владение титулом, принимает сторону Шотландии в деле против армии короля!
— Да уж, гиблое дело, — кивнул Дункан.
Уинслоу хлопнул себя по пухлой ляжке и захохотал:
— Ох уж эти бесстрашные горцы! Как
Дункан поклонился герцогу и встал со стула, чтобы взять графин. Наполнив бокалы, он снова расположился в одном из кресел.
— Позвольте, я расскажу вам о своих приключениях во время битвы при Шерифмуре, — предложил он, — а затем мы подумаем, какие у нас есть возможности насчет армии короля.
Уинслоу, удобно расположившись в кресле, откинулся на спинку. Они до глубокой ночи беседовали, обсуждая войну и политику.
— Ты сегодня очень поздно, — произнесла Амелия и села в постели, когда Дункан вошел в ее спальню.
Она ждала его уже несколько часов.
— Да. — Он поставил канделябр на комод и снял камзол. — Я был очень занят, девушка. Мне нужно было завоевать расположение твоего дяди. Теперь он обо мне очень хорошего мнения, и я о нем тоже. Он хороший человек, как и твой отец. У нас много общего, и он поддержал нашу помолвку. Герцог сказал, что твой отец был разочарован, когда здесь минувшей весной ему не удалось устроить наш с тобой союз. По мнению твоего дяди, чем скорее мы поженимся, тем лучше.
— Мой отец желал нашего брака?
Это сообщение Амелию очень удивило, и она внезапно ощутила прилив радости. С учетом всех страхов и сомнений, одолевавших ее в последнее время, особенно в отношении своей способности разбираться в людях и решения выйти за Дункана, известие о том, что отец одобрял Дункана в качестве возможного зятя, значило для нее очень много. Возможно, дух ее отца все это время за ней присматривал. Ее охватило такое счастье, что у нее даже глаза засияли.
На четвереньках она подползла к краю кровати и встала на колени, обхватив высокую опору, к которой золотым шнуром был подвязан бархатный полог. В настроении Дункана чувствовалось что-то необычное. Он был охвачен каким-то лихорадочным возбуждением, и его воодушевление передалось ей.
— Похоже, ты очень счастлив, — заметила она. — Что еще произошло между тобой и моим дядей?
Дункан подошел к окну и остановился, глядя в темноту ночи.
— Я высказал свое мнение о твоем бывшем женихе и заявил, что намерен защитить тебя от него. Твой дядя даже не попытался оспаривать мои высказывания. Он сообщил мне, что с самого начала не одобрял эту помолвку.
Еще одна удивительная новость для Амелии.
— Дядя никогда мне этого не говорил!
— Он с уважением относился к воле твоего покойного отца, несмотря на то что она противоречила его мнению. Но теперь это позади, и в дальнейшем он намерен действовать, руководствуясь своими собственными взглядами.
Амелия села на пятки.
— Так вот почему у тебя такой довольный вид.
Он обернулся к ней.
— Не только поэтому, девушка. Твой дядя согласился помочь мне привлечь Беннетта к суду. Он поддержит организацию расследования его преступлений. Бог свидетель, Ричард Беннетт заплатит за то, что он сделал с моей Муирой!
У Амелии оборвалось сердце. Разумеется, она была довольна тем, что он избрал более цивилизованный путь к восстановлению справедливости, оставляя окончательное решение о наказании Ричарда армии и суду. Именно к этому она подталкивала его в последнюю ночь своего похищения, ведь, вне всякого сомнения, если Ричард виновен, его необходимо отдать под суд.