Пленённая княжна
Шрифт:
Конечно, этого было слишком мало. Слишком. To болезненное давление, что скопилось во мне, распирало, пронизывая до потемнения в глазах, хотелось вовсе не так выплеснуть его. Накрыл ее топорщившиеся холмики, стискивая и сжимая. Ждана, прикрыв ресницы, охнула и остановилась.
— Не останавливайся, — рыкнул в висок, сжал сильнее груди, зарываясь в воздушные волны ее волос, дыша рвано.
Ждана послушно задергала рукой резче, быстрее.
— Еще, — прохрипел, толкаясь до напряженной боли плотью ей навстречу, легонько сжимая зубами нежную мочку уха, и чуть не обезумел от помутнения, давя в себе желание опрокинуть ее на стол, разодрать колени и ворваться в глубину, заполнив целиком.
— Коснись, — потребовал.
Ждана сглотнула, смотря на меня снизу, ей хотелось этого, но внутреннее стеснение не давало выхода желанию, но все же оно вырвалось: обхватив меня в кольцо пальцев, прикрыв ресницы, провела языком вдоль до самого навершия.
— Еще! — вырвался приказ, но голос все же ослаб, когда тугие губы сомкнулись на нем.
Невольно качнул бедрами, вводя чуть вглубь, потом еще и еще, и уже перестал владеть собой.
Давление, что сжимало меня в тисках, вытягивая жердью до ломоты в лопатках, настигло предельной степени, взрываясь. Рывком отстранившись, стремительно выплеснулся в нежную руку Жданы. Она не одернула ее, не испугалась, напротив — продолжала сжимать и ласкать, пока я не опустошил себя до капли. В ушах клокот, дыхание плескалось в горле, перед глазами метались белые пятна, ребра распирало от жара. Я сглотнул, перехватил девичье запястье, осторожно вытер ее пальцы досуха о ткань штанов. Ждана, будто очнувшись, поднялась на дрожащие ноги, задышала часто, верно, приходя в себя, осмысливая, что только что произошло. Ее грудь вздымалась и опадала, она моргнула и выбежала прочь: еще долго будет помнить нашу встречу. И тосковать.
Посмотрев ей вслед, я провел по лбу ладонью, убрал с лица налипшие пряди, отстранился от стола, сдернув с себя влажные штаны, бросил их на скамью и сам упал на устеленные мягко полати. Закинул ногу на ногу и закрыл глаза, все еще содрогаясь — гуляли по телу отголоски приятной блажи, но уже скоро они растаяли, и теперь меня объяла прохпада клети, что поднималась с пола. Укрывшись мехами, я вскоре провалился в дремоту, да в такую глубокую, что проспал рассвет.
Проснулся, когда с горницы доносились голоса, глухой топот и запах съестного. Пришлось поторопиться, чтобы никто не опередил меня, не вошел, чтобы поднять. Продирая глаза, оделся споро, вспоминая Ждану, ее упругие, такие сладкие губы, ощущая, как приятная тяжесть ложится по низу живота, собираясь в паху легким возбуждением. И все же мне понравились ее неумелость и мнимая смелость, они раззадоривали еще больше. Одернул себя — лучше о том не думать больше, поиграли и хватит. Прихватив кафтан, пошел к горнице.
1_3
Я вышел на свет, возле печи хлопотали дочери старосты Велидара, в том числе и Ждана. Встретившись со мной взглядом, она вспыхнула, но глаз не отвела, обжигая не хуже углей, красноречиво говоря: то, что произошло вчера, пришлось ей по нраву, и только больше разгорячило ее любопытство. Глупая, не понимает: как бы ни старалась, а дпя меня она всего лишь капля росы из множества капель в поле — ничем не отличается от остальных, а морочить головы девицам не по мне. Всегда сразу даю понять, что мне от них нужно, но Ждана как будто и не хотела понимать ничего, свое желая получить.
За столом, как и думал, уже собрались свои. Анарад смерил тяжелым взглядом, когда я приблизился. Было видно, как он осунулся. В последнее время брат вообще неважно выглядел, переживая за княжну — выпила всю кровь. Да и эти извечные дороги в поисках пропавшего князя помотали изрядно — это правда, даже я испытывал усталость от них — зима выдалась тяжелой. Но теперь все позади, слава пращурам, обошлось. Тяжелые ответы получили, их так сразу не примешь. Князь Роудука мертв. Прах жреца развеян по ветру, он все тайны забрал с собой, теперь не за что цепляться, да и нужно ли? Домина — заговорщица жреца, теперь тоже не кажет нос, если, конечно, у нее все в порядке с головой и хватит разумности на версту не приближаться к Анараду. Но единственное, что так и осталось за туманом — Коган, его угроза княжеству Роудук.
Я сел напротив брата, и не успел расположиться, как следует, подступила Ждана, поставив на стол пузатую, покрывшуюся испариной крынку. Взгляд девушки ни на ком не задерживался, она неторопливо разлила в чары пахучей медовухи. И когда очередь дошла до меня, заботливо придвинула чару ближе, влив почти до краев. Я поймал ухмылку Анарада и насмешливый взгляд Зара. Взял чару, когда Ждана отошла обратно к печи, оставив мужчин.
— Что? — не понял их общего веселья.
— На твоем месте поостерегся бы, — чуть склонился, с притворной настороженностью глянув в содержимое чары Анарад.
— С чего бы?
— А что не ясного? — сощурил предупреждающе голубые глаза лучник, заговаривая еще тише: — С того дня, как мы здесь появились, всячески тебя опаивает, подносит со своих рук — смотри, приворожит, и останешься здесь.
Я глянул на Ждану, та улыбнулась едва заметно, вернулась к своим делам. Вспомнил сразу ночь, как Ждана зазвала в избу — не иначе как сбитня испить. Я опустил глаза, поймав свой недоуменный взгляд, отраженный в чаре, и усмехнулся. Меня эти женские уловки не берут. Взял чару и отпил холодного до ломоты зубов, но чуть сладковатого, крепкого питья. Взбодрил. To, что нужно, и пусть катятся к лешему со своими насмешками.
— Пора мне возвращаться, — сказал напившись вдоволь, вернул взгляд на Анарада.
Анараад сразу посерьезнел.
— Значит, не поедешь с нами до Збрутича? — он оставил чару.
— Отец уже вторую весточку шлет — ждет.
— Ясно, хорошо, раз решил…
Разговор прервался, девушки поставили на стол приготовленную снедь, каждый погрузился в свои мысли, ели молча.
Еще несколько дней мы пробыли в веси, а после, восстановив силы, засобирались в дорогу, да и нехорошо теснить хозяев своим долгим присутствием. Ждану после я не встречал, да и забыл о ней, ко как потом оказалось, Велидар отослал дочку к родственнице пожить, верно, прогневился за что-то, а может, узнал то, что знать ему не следовало.
Я вышел во двор, поторапливая кметей собраться в дорогу, спеша покинуть Акран.
Сегодня утро было ясным, очищенное небо от серых туч звенело синевой, светило огненное око ярко, даря еще робкое весеннее тепло, крепчавшее с каждым днем. Птицы гомонили на зеленеющих почками ветвях, оглушали. Кметей пришлось разделить — большая часть отправится в Роудук, так как путь до него долгий и нелегкий. Конечно, воинов оказалось не так и много дпя перехода дальнего — не думал, что тут разойтись придется, но только оттягивать уже и невмоготу, сидеть в стенах — на волю рвалось естество, на просторы.
— Еще свидимся, не насовсем же расстаемся, — напоследок сказал Анарад, остановившись у развилки на окраине веси.
Я пожал запястье, как и он, обхватил мое, потом резко дернул на себя, заключив его в братские объятия. И что-то неуловимо толкнулось в груди. Надо признать, что старший княжич теперь стал ближе, чем за вместе прожитые годы в Роудуке — столько испытать пришлось за этот короткий срок, гоняясь по лесам за служителем. Недаром говорят, что одна беда сближает целые племена, не то что двоюродных братьев. Впрочем, никогда не был против Анарада, да и как, если выросли вместе, на двоих все делили поровну.