Плененная королева
Шрифт:
– Чепуха! – фыркнул Генрих и встал, чтобы налить себе еще вина.
Они находились в его соларе – только что закончили разбор сегодняшних дел. И лишь когда последняя кипа бумаг была просмотрена, Генрих сделал Томасу этот подарок – несколько особняков с неплохим доходом. И то был не первый подарок, полученный Бекетом.
– Вы знаете, ваши придворные завидуют мне, – задумчиво произнес канцлер, принимая более расслабленную позу на стуле. – Я слышал их жалобы: мол, я захватил столько власти, что лишь король может со мной сравниться.
– Ба! – презрительно проговорил Генрих. – Ни у кого из них нет и половины твоих талантов
– Я смотрю, вы пользуетесь моим подарком, – заметил Бекет.
– Они замечательны, правда? – сказал Генрих, держа свой кубок на свету.
– Их прислали из Испании по моему заказу, – продолжал Бекет. – Это меньшее, что я мог сделать в ответ на вашу щедрость. – Он посмотрел на короля любящим взглядом.
– Томас, ты тысячекратно заработал то, что получил! – ответил Генрих. – Не нужно этой ложной скромности.
Бекет улыбнулся, рассеянно перебирая пальцами роскошный шелк своей котты:
– Я и передать вам не могу, как ценю вашу дружбу, мой король.
– Значит, нас уже двое, – хрипловатым голосом отозвался Генрих.
Откровенно говоря, он не мог сказать, что так привлекает его в Бекете, он даже сам себя спрашивал, каким образом за такое короткое время столь сильно привязался к этому человеку. Единственное, что приходило королю на ум: они родственные души, у них общие интересы и разговоры с Томасом будят мысль.
– Мы должны устроить еще один пир, – решил Генрих. – Устроим его в твоем доме, пригласим моих ревнивых придворных. Пусть они увидят, что ты пользуешься моим уважением и получаешь дары по заслугам.
– Разумно ли это? – спросил Бекет. – Может быть, лучше устроить пир здесь, во дворце. Ведь ваши бароны всегда ворчат, мол, двору не хватает шика и празднеств, а пир покажет, что вы и им отдаете должное.
– Мне надоели все эти празднества, – ответил Генрих. – Но в твоих словах есть резон. А особого шика не бывает, когда английская знать напивается! – Он хмыкнул при этой мысли. – Помнишь их в прошлый раз – упасть мордой об пол или хватать девок за задницы? – Смешок перешел в хохот, и Бекет тоже улыбнулся. – Устрой-ка это, Томас, – попросил Генрих. – У тебя такие дела хорошо получаются.
– А дамы? Королеву приглашать?
– Лучше не надо! – ухмыльнулся Генрих. – Нам придется сдерживать себя, а она потом, когда мы напьемся, только будет сетовать.
– Когда вы напьетесь, мой король, – поправил его Бекет.
– Мне еще предстоит сделать из тебя настоящего мужчину, друг мой, – поддел его Генрих.
Отношения Генриха и Бекета больше не беспокоили Алиенору. Она знала, что они чисто дружеские. Но все же они необычно – и подозрительно – близкие. Их дружба ничуть не похожа на ту, что расцветает между двумя бойцами, которых свела военная судьба. Это было своего рода рабство, в котором Генри держался за каждое слово Бекета и его советы предпочитал советам всех других. Королева с горечью поняла, что ее вытесняют с положенного места, муж больше не спрашивает ее совета, а с Бекетом проводит гораздо больше времени, чем с ней. Правда, король часто приходит к жене в постель и ублажает всеми возможными способами, да и внешне все между ними хорошо, но теперь Алиенора сильнее, чем когда-либо прежде, чувствовала, что во всех остальных отношениях Бекет ее соперник.
Королеве
Бекет пришел к королеве, когда она сидела со своими чиновниками, просматривая последние просьбы. Они разложили письма на две стопки: одна – письма, не подлежащие удовлетворению, другая – письма, которые королева представит королю с собственными рекомендациями. Но неожиданно, чуть ли не символически, стол и бумаги застила тень, а когда Алиенора подняла взгляд, то увидела перед собой Бекета. И за мгновение перед тем, как он поклонился, она прочла презрение в его глазах.
– Что я могу для вас сделать, милорд канцлер? – вежливо спросила она.
– Думаю, мадам королева, что вопрос нужно перевернуть: что я могу для вас сделать? – спросил он, глядя на бумаги. – Я займусь этими петициями после вашего ухода.
Алиенора была потрясена, разгневана! Эти петиции адресованы ей – привилегия королевы рассматривать их. Какое имеет право этот выскочка-дьякон так ее оскорблять?
Даже ее чиновники рот разинули от такой наглости Бекета. Алиенора поднялась со своего стула, глаза ее горели яростью.
– Милорд канцлер, вы недавно на службе, и вам, естественно, еще многому предстоит научиться, – резким тоном произнесла она. – Вам неизвестно, что эти петиции отправлены не королю, а мне, его королеве по закону, в надежде, что мне удастся убедить короля удовлетворить эти просьбы.
Он улыбнулся и вытянул руку:
– Напротив, мадам королева, я думаю, вы вскоре обнаружите, что король хочет, чтобы я занимался петициями. Если вы спросите его, он, я уверен, подтвердит это.
Алиенора утратила дар речи. Ответ Бекета привел ее в бешенство. Она еще не подвергалась такому унижению, даже пренебрежительные старые церковники при дворе Людовика так с ней не обращались.
– Оставьте эти бумаги, – ледяным голосом произнесла она. – Я вам приказываю! Я и в самом деле поговорю с королем. А сейчас требую, чтобы вы удалились отсюда.
Показалось ли ей это, или Беккет и в самом деле пожал плечами, прежде чем уйти, поклонившись и улыбнувшись своей презрительной улыбкой, которая приводила ее в бешенство? Ему эта наглость не сойдет с рук, поклялась себе Алиенора, отправившись на поиски мужа.
Она нашла Генри лежащим в ванне, он напевал что-то себе под нос, пока слуги мыли его. Когда королева вбежала в его комнату, чуть ли не дыша огнем, король, нахмурившись, дал знак слугам, чтобы они вышли.
– Моя прекрасная Алиенора, что случилось? – спросил он, поднимаясь и беря полотенце, чтобы прикрыть наготу. Но сейчас его тело ее не интересовало.
– Случился твой лорд-канцлер, этот нахал Бекет! – кипятилась она. – Он потребовал, чтобы я передала ему мои петиции. Сказал, что это твое желание!
Генрих покраснел, но вовсе не от пара из ванны. Наступила гнетущая тишина. Алиенора в ужасе смотрела на мужа.
– Значит, это правда, – сказала она, сама еще не веря своим словам. – Это действительно твое желание.