Плени меня
Шрифт:
Я всегда думала, что все сплетни о нем были просто беспочвенными слухами. Я никогда не думала, что что-то из этого может быть правдой. Что парень, нанятый для обеспечения нашей безопасности в кампусе, на самом деле самый опасный среди нас. Хищник, ищущий свою жертву.
И он выбрал меня.
Он медленно встает. Низкий, гортанный голос доносится и царапает мой позвоночник.
— Расслабься. По моему опыту, вы, девочки, любите, когда вас связывают и затыкают рот кляпом.
Я морщусь. Я не знаю, имеет ли он в виду
Он подходит ко мне, двигаясь бесшумно. Паника, кипящая в моих венах, переходит в крик. Он выше, чем я помню. Стройный, с выступающими ключицами и намеком на мускулы под курткой.
Он приседает и протягивает руку, касаясь пальцами моей щеки. У меня перехватывает дыхание. Легкое прикосновение его кожи к моей посылает молнию по моему позвоночнику. Мурашки покалывают мои руки.
Его серые глаза медленно блуждают по каждому дюйму моего тела, задерживаясь на моих губах, моем горле, моей груди, моих бедрах. Как будто он заключенный, только что вышедший из тюрьмы после тридцати лет за решеткой.
Я никогда в жизни не была так напугана. Даже той ночью с Хантером.
Но на дикую, разрывающую сердце секунду я не беспокоюсь о том, что Бо Грейсон планирует со мной сделать. Может быть, я хочу, чтобы он это сделал.
Я отпрянула назад, подальше от его прикосновения, и прогнала ужасающую мысль прочь.
Его голос звучит соблазнительно протяжно.
— Ты дерьмово выглядишь, принцесса. — Он хватает меня за руку, и я снова пытаюсь закричать сквозь кляп, пока он рывком ставит меня на ноги. — Посмотри сама.
Он тащит меня к зеркалу, ледяной бетон впивается в мои босые ноги, каждый дюйм моего тела болит от того, что я практически спала на полу. Его захват на моей руке не смертельная хватка гадюки, как прошлой ночью у моей матери, но он крепкий. Непоколебимый.
Я смотрю на свое отражение. Обесцвеченные светлые волосы, которые обычно ниспадают объемными, идеальными волнами, неукротимы, беспорядочны. Мои глаза налиты кровью, радужки тускло-голубые. Размазанный макияж портит мои щеки. Одной из моих бриллиантовых сережек не хватает.
Я быстро отвожу взгляд от своего отражения, как всегда.
Всякий раз, когда мама сажала меня перед зеркалом — перед конкурсом, перед съемкой, перед школой, — она указывала на все мои недостатки. Все части меня, которые могли бы быть красивее, тоньше, лучше. Мой нос пуговкой, который слишком сильно загибался кверху. Мои голубые глаза, которые были слишком опухшими или слишком широко расставленными. Мои губы, которые были слишком потрескавшимися или слишком бледными. Мои брови, которые были слишком густыми или слишком тонкими. Ни одна часть меня никогда не была достаточно хороша.
Бо толкает
Когда он снова тянется ко мне, крик переходит в бульканье, и я закрываю глаза. Малыш, желающий, чтобы монстр ушел.
Он вытаскивает тряпку у меня изо рта.
Я ошеломленно моргаю. Он все еще сидит на корточках передо мной, его сжатые челюсти напряжены. Судя по тому, как его глаза обводят изгибы моего лица, посторонний человек, заглядывающий внутрь, мог бы принять этот момент за близость.
Пока я, наконец, не прихожу в себя и не вспоминаю, что нужно кричать.
Он съеживается, но не отстраняется, не дает мне пощечину и не засовывает тряпку обратно мне в рот. Мы сидим в тишине, когда я кричу до хрипоты, а потом ничего не происходит.
Ни звука шагов по этажу над нами. Никто не спешит к двери. Никто не спрашивает, нужна ли мне помощь.
Никто не придет, чтобы спасти меня.
— Ты закончила? — Он приподнимает бровь. — Или ты хочешь, чтоб я засунул тряпку обратно в твой хорошенький маленький ротик?
Эти слова должны вызывать у меня тошноту. Вместо этого при этих словах по моему телу разливается жидкий жар. Хорошенький маленький ротик. Именно на нем сейчас останавливается его взгляд. Как будто он представляет, как целует его. Или засовывает в него свой член. Отвратительно.
— Я знаю тебя, — выдыхаю я. — Ты работаешь в университете.
Он наклоняется на дюйм ближе, в уголках его рта появляется намек на ухмылку.
— Да? Сколько раз ты приходила, думая обо мне?
Жар ползет от моей шеи к лицу. Какой высокомерный кусок дерьма.... Хотя он не ошибается. Я начала думать о нем. Только один раз. Может быть, два. Самое большее, три раза. Я ничего не могла с собой поделать. У него одно из тех лиц, которые, увидев однажды, уже не можешь выбросить из головы. Такое лицо, от которого у меня руки чешутся нарисовать каждую линию и краешек. От этого моя рука скользит вниз по трусикам. От этого мне до боли хочется увидеть его целиком.
—Ни разу.
Он ухмыляется.
— Лгунья.
— Зачем ты привел меня сюда? — Я хочу, чтобы слова прозвучали как требование, но они маленькие, слабые.
Последнее, что я помню, это ссору со своей матерью, выход из дома в темноте и движение по тротуару. Я дрожу, по моим щекам текут слезы. Пишу своим друзьям о ссоре, прежде чем засунуть телефон обратно в карман.
Потом ничего. Никаких воспоминаний о том, как я шла по тротуару и оказалась здесь.
— Как ты думаешь, зачем я привел тебя сюда? — В его голосе появились дразнящие нотки.