Пленительные наслаждения
Шрифт:
— Может быть, я загляну позже, — нехотя протянул Квил, изрядно себе удивляясь.
Габби наградила его широченной улыбкой.
— Это было бы замечательно, Квил! Я буду высматривать вас.
Питер поторапливал ее, говоря, что пора идти к экипажу, и одобрив по ходу дела бархатную мантилью — изобретение мадам специально для нового платья.
— Сегодня вы смотритесь вполне хорошо, — заявил он в полумраке кареты.
— Она красавица, — подтвердила леди Сильвия. — Тебе повезло, Питер. Выписывать невесту из-за границы — всегда дело рискованное. Один из моих кузенов в свое время заключил брачный контракт с девушкой из Шотландии, а когда увидел эту бледную крошку с одутловатым лицом, сбежал в Америку.
Габби вздохнула с облегчением —
— Вы умеете танцевать? — вдруг встревожился Питер.
— Да. Мой отец нанимал англичанку учить меня. Но я ни разу не танцевала с мужчиной.
Питера это вполне устраивало. Если Габби сделает неверный шаг, можно будет обронить невзначай, что ей еще не доводилось бывать в объятиях мужчины. Не многие джентльмены в Лондоне могли сказать такое о своих невестах.
— Не волнуйтесь, — успокоил он ее. — Я вам буду подсказывать.
Он вел себя в точности как мужчина ее мечты — внимательный, заботливый. Ее переполняло счастье.
— О Питер! — воскликнула она. — Я так рада, что мы поженимся!
Он был застигнут врасплох. Какого черта она говорит о таких интимных вещах в присутствии леди Сильвии? И как он должен реагировать на это?
— Вполне закономерная вещь, — изрек он наконец. Габби была чуть-чуть разочарована. Конечно, Питер пока слишком мало ее знает и не может испытывать те же чувства, что и она. Но возможно, сегодня они будут целоваться. Так же, как с Квилом. И в предвкушении удовольствия она вспомнила его плотное тело и потемневшие во время поцелуев глаза. Она ожидала того же самого от Питера к концу вечера.
Ежегодные балы Изабеллы Фестер были вторым по значимости событием после возобновления работы парламента — факт вполне достаточный, чтобы им гордиться, и обязывающий придерживаться тех же сроков. Действительно, когда в 1804 году парламент отложил открытие в связи с ухудшением здоровья короля, леди Фестер тотчас отменила свой бал, сославшись на те же причины. И приглашения были снова разосланы, как только миновала опасность. С известной долей уверенности можно было сказать, что для тех, кто не мог ждать до марта — апреля, включая и саму леди Фестер, ее знаменитые балы служили сигналом, что la haute societe [8] (устроительница вечеров, воспитывавшаяся гувернанткой-француженкой, любила щегольнуть своей образованностью) уже вернулось в Лондон. Таким образом, мамашам, ищущим приличные партии для дочерей, не нужно было сидеть в своих унылых загородных домах до завершения Пасхи. По убеждению леди Фестер, истинно элегантным манерам — она произносила это прилагательное тоже по-французски — нельзя научиться вне Лондона. В подтверждение этого кредо хозяйка дома придала своей вежливой улыбке оттенок радушного гостеприимства, когда дворецкий объявил о появлении одного из самых элегантных мужчин в Лондоне. В зал вошел Люсьен Бош.
8
высшее общество (фр.)
— О, дорогой маркиз! — проворковала леди Фестер. Она прекрасно знала, что Бош отрекся от своего титула, но считала, что на подобные мелкие ошибки можно смотреть сквозь пальцы.
Люсьен приветствовал ее низким поклоном и поцеловал кончики пальцев.
— Милейшая леди Фестер, — произнес он затем, — позвольте представить вам миссис Юинг.
Хозяйка дома слегка напряглась. Эмили Торп — мало ли как она сама себя называла! — не принадлежала к числу тех, кого леди Фестер желала видеть у себя на балу. Но прежде чем дать понять это нежданной гостье, глаза леди Фестер задержались на туалете миссис Юинг. На ней было платье из желтоватого итальянского газа, посаженное на креп чуть более темного оттенка, со вставками в виде янтарных лент и бисером на лифе и рукавах. Своей оригинальностью ее наряд превосходил все туалеты, какие леди Фестер видела в этот вечер. Несомненно, столь божественный наряд будет детально проанализирован в следующем номере «Ля бель ассамбле». Хозяйка дома и сама мечтала о такой чести, а сейчас чуть не ослепла от зависти.
— Рада видеть вас, миссис Юинг, — почтительно обратилась к ней леди Фестер. — Платье одержало победу.
— Должен вам сказать, если вы еще не заметили, — прошептал Люсьен Эмили на ухо, когда они прошли в залу, — там, у входа, стоял настоящий дракон. И вы только что его миновали.
— Разве могло быть иначе? — Эмили подняла на него сияющие глаза. — Ведь рядом со мной истребитель драконов. — Люсьен усмехнулся:
— В данном случае у меня как раз не было полной уверенности. Вы хотите танцевать?
Эмили замялась, оглядывая зал. Какое разнообразие нарядов! Здесь были представлены все фасоны — и строго классические, и кокетливые, с украшениями в виде атласных роз и кружев вокруг декольте. Некоторые декольте были настолько глубокими, что между ожерельями на шее и поясом у талии оставалась лишь узкая полоска материи.
— О Боже, какая красота! — вздохнула Эмили и вдруг схватила Люсьена за руку. — Мистер Бош, вы, случайно, не знаете, кто та молодая дама с высокой прической?
— На ваше счастье, я с ней знаком и готов представить вас, — неодобрительно нахмурился Люсьен.
Он поклонился Сесилии Морган, и через несколько минут Эмили с Сесилией — или Сисси, как сия дама велела Эмили ее называть, — уже обсуждали достоинства и недостатки современной моды. Мужчин на время попросили отойти в сторонку.
Люсьен с изумлением наблюдал, как Эмили, с таким трудом поддавшаяся уговорам пойти на бал, очаровывала то самое общество, которое ее отвергло. Игнорируя холодность первых приветствий, она быстро заражала женщин своим интересом к моде. Люсьен внезапно почувствовал щемящую боль в сердце. Место Эмили — не в крошечном домике с обшарпанной мебелью и двумя-тремя слугами, а здесь, в роскошном дворце. Наконец он вытянул ее из «дискуссионного клуба» и увлек на паркет.
Эмили плыла в его объятиях, такая же элегантная в танце, как и в одежде. Пока они вальсировали по залу, ее газовое платье то захлестывалось вокруг его ног, то облаком взметалось ввысь. Он был убежден, что они с Эмили танцуют лучше всех в зале. Эта мысль вызывала в нем пьянящее чувство, хотя и не столь сильное, как от ощущения хрупкого тела, которое он держал в своих руках.
Габби улыбнулась одними уголками рта. От этой милой улыбки лицо ее сразу расцвело. Питер был удивлен — оказывается, не он один ждал этого события. «Держи ухо востро», — сказал он себе. Вообще к вечеру, в предвкушении приятных часов он всегда начинал нервничать. Он старался предстать перед обществом в наилучшем виде, убедив себя, что с каждым балом упрочивает свое положение. Сегодня он волновался больше обычного.
Пока все складывалось хорошо. Питер представил Габби своим друзьям. В зависимости от их интересов они или откровенно пялились на ее грудь, или выясняли, не одевается ли она у Карем. Браво, мадам! Ваши слова сбываются. Все мужчины в зале, похоже, смотрели только на мисс Дженингем.
Питер находил, что Габби ведет себя вполне прилично. Но кажется, атмосфера лондонского бала, блистательная и экстравагантная, действовала на нее слегка угнетающе. Далее он сделал важное открытие, что его невеста довольно неплохо танцует. Питер относил танцы к первейшему умению джентльмена. Другие изнурительные способы поддержания формы он оставлял своему брату. Сам он редко пропускал даже возбуждающий контрданс, но предпочитал медленный и величавый полонез. Стороннему наблюдателю танец мог показаться слишком простым, но он требовал плавных и синхронных до доли секунды движений. По мнению Питера, не было большей безвкусицы, нежели резкие или опережающие музыку движения. В этом отношении Габби заслуживала похвалы.