Пленница Вепря
Шрифт:
— А где мои вещи? — спрашиваю я. — Сумка? Шуба?
— Не знаю, милая, — разводит руками бабулька. — Тебя к нам привезли в платьишке и в сапожках. Я тебя в больничное переодела, — бормочет старуха, — и все вещички Родиону Александровичу передала. Он так велел.
— Ну понятно, — хмыкаю я и думаю, что делать дальше. Живи я с кем-нибудь из родственников, то запросто могла бы и в ночной рубашке усесться в такси и около дома быстренько забежать в подъезд.
«Но у тебя, Маечка, — напоминаю себе, — нет ни денег, ни телефона, ни ключей от квартиры. Сумка, видимо, осталась в кабинете у Вепря, —
— А где я вообще? — прикинувшись овечкой, спрашиваю у сиделки. — Что это за заведение? Где находится? Пешком я, конечно, не дойду. Но с обычного телефона можно позвонить брату. Пусть приедет и заберет.
— Клиника доктора Марьинского, — удивленно лопочет старуха. — Валерия Ивановича то есть. Он нарколог. Самый известный в городе. Сюда обычно из клубов народ везут. На ноги быстренько ставят. Очень удобно. И люди живы, и врачам хлеб.
— А где мы территориально? — пытаюсь выведать у бабульки страшную тайну.
— Так на Никитина, — пожимает она плечами, будто хочет сказать: «По клубам шастаешь, а где вот таких, как ты, откачивают, не знаешь!».
«На Никитина, — пытаюсь сообразить я. — Значит, рядом с «Пантерой» — самым любимым детищем Веприцкого. Нужно найти телефон и позвонить Славке. Пусть возьмет какое-нибудь Ксюхино платье и пальто в придачу», — решаю я, когда в палату возвращается Родион. Следом за ним плетется какой-то парень со свертком.
— Поедем, красотка, кататься, — ухмыляется Вепрь, а за ним подхихикивает и сиделка, ржет в голос помощник. Я поднимаю на него глаза и мотаю головой.
— Я не хочу с тобой ехать! — кричу, понимая свое бессилие. — Отвали от меня!
— Ну, ну, милая, — улыбается Родион, забирая у своего парня сверток. Встряхивает небрежно и накрывает меня огромным пледом, наверное снятым с двуспальной кровати.
— Отцепись от меня, слышишь, — пытаюсь сорвать с себя дурацкую тряпку. Брыкаюсь, кричу и стараюсь освободиться из стальных лапищ Веприцкого.
— Мне это надоело, — рассердившись, делает шаг в сторону Родион. А потом и вовсе уходит из палаты.
— Быстро ты сдался, красавчик, — шиплю я с ненавистью в голосе. Ложусь в постель и чувствую, как глаза сами закрываются от усталости. Нет сил даже подумать, что делать дальше…
— Все хорошо, — с порога заявляет Валерий Иванович. — Ты пока остаешься здесь, Майя, — весело объясняет он. — Сейчас процедуры, потом обед и тихий час, — сообщает серьезно. — А ближе к вечеру обсудим, что нам с тобой делать. Идет?
— Да, — киваю я. — Я продиктую телефон брата. Он сможет забрать меня…
— Потом, — отмахивается Марьинский. — Пока просто прошу. Будь хорошей девочкой.
Минут через пять в палату деловито входит медсестра. Из-за шапочки, скрывающей лоб, и насупленного взгляда трудно понять, сколько ей лет. Она даже симпатичной не кажется. Строгая и предельно отстраненная. Ставит мне уколы. Один в ягодицу и два в вену. Она напряженно всматривается мне в лицо. Я не сразу понимаю, что не могу на нем сфокусировать взгляд. Медсестра аккуратно укладывает меня на кровати и накрывает одеялом.
— Вот и хорошо, милая, — шепчет негромко.
Это последнее, что я слышу. И снова оказываюсь на берегу океана. Бегаю с дочкой по кромке воды, мокрая и счастливая. Алекс лежит в шезлонге и добродушно улыбается нам с Мелиссой. Я машу ему рукой, а потом беру дочку на руки и бегу к мужу. Он быстро поднимается и укрывает нас с малышкой махровым полотенцем. Я чувствую тепло и радость. А после просыпаюсь, захлебываясь от слез. Реву как от великой потери. Впрочем, так оно и есть…
Я оглядываюсь по сторонам и с ужасом понимаю, что уже нахожусь в совершенно другом месте. Лежу на широкой кровати с кожаным изголовьем. Из высокого французского окна виден край забора и лес.
«Твою мать, — шепчу я, рассердившись на Веприцкого, доктора Валеру и его медсестру. Он все-таки вывез меня из клиники. Велел ввести снотворное и, как пластмассовую куклу, вынес из клиники. — Идиотка, — злюсь на саму себя. — Размякла как дура! И так полно неприятностей, еще угодила в историю с Вепрем! Не нужно было к нему вообще обращаться, — вздыхаю тяжело и от отчаяния валюсь обратно в постель. — Если не он, то кто тогда поможет?!» — реву белугой, утыкаясь носом в подушки.
— Если тренируешься, чтобы меня разжалобить, — слышу я недовольный голос. — То зря стараешься.
От неожиданности я подпрыгиваю на постели и снова натыкаюсь на ледяные глаза Вепря.
— Слезами взять многие пытались, — усмехается он, садясь в изножье кровати, и заявляет не терпящим возражения голосом: — Ты — моя гостья, дорогая. Чувствуй себя как дома.
Что это? Неприкрытый сарказм или откровенная издевка?
— Так нуждаешься в обществе? — хмыкаю я, понимая, что мне обязательно нужно разжалобить эту зверюгу и все-таки договориться с ним.
«Кроме него помочь некому», — тяжело вздыхаю я и замираю на месте, чувствуя, как ладонь Веприцкого нежно касается моей ступни.
«Твою мать! — про себя вою я. — Только этого мне и не хватало!»
И осторожно убираю ногу. Но цепкие пальцы моего противника смыкаются вокруг моей щиколотки и чуть тянут на себя, совершенно не больно, но властно.
— Не рыпайся, — криво усмехается он, — а то трахну и разрешения не спрошу.
«Кажется, в переводе на русский это называется изнасилованием», — замечаю я про себя и чувствую нарастающую дрожь во всем теле. Нет. Не страсть меня захлестывает, а дикий страх. Я боюсь пошевелиться, прекрасно понимая, что на мне кроме больничной ночнушки ничего нет. А сам Веприцкий в спортивных штанах и белой майке лежит у меня в ногах, и одно мое неверное движение или слово, он может запросто их раздвинуть… Я отгоняю от себя крамольные мысли и, приподнявшись на локте, переспрашиваю как дурочка:
— Гостья?
— Да, — серьезно кивает он. — Мне дешевле держать тебя здесь, чем потом искать по всему городу. Опять исчезнешь куда-нибудь. А мне людям плати за дурную работу.
— Зачем я тебе? — спрашиваю предельно серьезно.
— Хочу разобраться, — бурчит он. — У меня пазлы в башке не складываются, — сообщает он недовольно.
«Ну конечно, — хмыкаю я мысленно. — В голове фигурно нарезанные картонки? Заметно!»
— Что ты хочешь выяснить? — осведомляюсь спокойно, насколько это возможно.