Пленник короны
Шрифт:
Сварог почувствовал, что приближается к рубежу. За которым ждет либо окончательная победа, либо смерть. Третьего не дано.
Окружающий мир вновь преобразился. Сейчас лодка двигалась по узкому круглому тоннелю, стены которого были сотворены будто из мерцающего внутренним светом мрамора, а киль рассекал рубинового цвета жидкость, похожую на кровь. Потом лодку и гребца окутала беспросветная мгла.
И вот стало разгораться свечение, рассеивающее темень. Лодка покачивалась на спокойной воде. У самой кормы проступали очертания железной решетки,
Звук, напоминающий сильный удар в стену, сотряс воздух. За ним тут же последовал еще один удар. Часть стены напротив лодки задрожала и рухнула, образовав огромную, с неровными краями дыру, внутри бреши что-то зашевелилось… и стало выползать наружу.
Что-то огромное, темное, как и сами стены, выбралось из отверстия и шагнуло на освещенную синеватым светом площадку. Отовсюду вдруг потянуло невыносимым, нездешним холодом… Сварог проснулся от холода. Рывком поднялся с постели. Затряс головой, выгоняя из сознания остатки дурацкого сна, протер глаза, выдохнул… Изо рта вырвалось облачко пара. Своим пробуждением он был обязан отнюдь не сновидению, в каюте взаправду стоял зверский холод… Но этого же никак не может быть! Мы ж должны плыть по теплым водам!
Кстати, они никуда не плыли, на это Сварог обратил внимание только сейчас. Не слышно гула электромоторов, не ощущалось покачивания, даже самого слабого.
Сварог метнулся к иллюминатору. Здравствуйте, девочки – иллюминатор затянут коркой изморози.
Он выскочил в коридор, заполошно огляделся. Настенные лампы на затейливых бронзовых ножках горели в треть накала. В коридоре стояла такая же стынь, как и в каюте. Металлические предметы уже подернула тонкая пленка инея. Блин, откуда на современном корабле минусовая температура! Или я еще сплю?
Из каюты напротив донесся храп. Это сугубо прозаическое проявление естественной жизни несказанно обрадовало Сварога. Потому что на миг закралось донельзя неприятное ощущение, что он на корабле один.
Сварог отодвинул дверь каюты напротив и обнаружил Монаха – тот лежал на нижней койке, по-детски сунув под голову кулак. И вот что неприятно: здесь, как и на всем корабле, было невыносимо холодно, но это, похоже, Монаха ничуть не беспокоило.
– Эй, высокопреосвященство, подъем! – Сварог потряс любителя Многоуста за плечо. – Да вставай ты!..
Сварог уже тряс Монаха всерьез. Того мотало, как куклу, в руках Сварога, но уголовный элемент просыпаться не желал. Ноль, никакой реакции, все та же блаженная улыбка на физиономии, и не менее громкий храп из глотки. Ну, раз так…
Сварог применил болевой прием, от которого и мертвый должен был, взвыв, подскочить и запрыгать от боли по каюте. Мертвый, может быть, и вскочил бы, Монах же – нет.
Но он же жив! Сварог приложил руку к его голове. Температура вроде бы нормальная. Так, необходимо срочно определить, где мы находимся, что за бортом…
Чуть ли не бегом Сварог бросился в рубку.
В
Дверь на мостик Сварог открыл не без труда – ее крепко приморозило к косяку. Пришлось отбивать ногой, пока та не поддалась. Внутрь корабля, как припозднившиеся гости в Новый год, ворвалось морозное облако. Сквозь него Сварог выбрался на гулкий металл мостика. И наконец-то увидел…
Повсюду, насколько хватало глаз, неприступные, покрытые снегом горные кручи возносили свои вершины в сереющее вечернее небо. Со всех сторон… Как великая снежная стена… А их корабль находился в центре огромной котловины – не иначе, горного озера. «Пронзающий» вмерз в лед. Причем совершенно невозможно было даже предположить, как он здесь оказался, поскольку никакого прохода, пусть и замерзшего, в округе не наблюдалось. Прошел, что ли, подземным туннелем? Как в его, Сварога, сне?..
Было время заката. Пурпурный свет умирающего светила окрасил снег кровью, горные склоны, изрезанные трещинами и уступами, отливали медью. Игра света и тени завораживала. Если б сейчас можно было предаваться созерцательным восторгам – цены бы такому пейзажу не было…
Сварог включил «третий глаз».
– Мама родная!
Реальность вокруг отсутствовала напрочь. Вернее сказать, то, что он принимал за реальность, глядя нормальным зрением, оказалось сплошным порождением магии. И все, что окружало несчастный корабль, было чьей-то колдовской фантазией.
Горы были не белые от снега, а синие, втыкающиеся в небо (хоть небо-то настоящее) фиолетовыми верхушками. Ближе к подножию горы становились бирюзовыми, а сковавший скоростник лед в магическом зрении имел сапфировый цвет. И посреди всего этого калейдоскопа выделялся иссиня-черный, пульсирующий, как сердце, зыбких, колеблющихся очертаний, сгусток. Или пятно, как хотите. И к нему отовсюду, словно кровеносные артерии к сердцу, тянулись жилы небесно-голубого оттенка.
Ну и что там такое, если посмотреть обычным глазом? Сварог отключил магическое зрение.
Изломленные тени причудливо тянулись через глубокую, начинающуюся в пятистах уардах расселину, противоположный конец которой терялся в дымке. У ближнего края расселины на белом снежном фоне отчетливо выделялось все то же темное пятно…
Хижина – вот что это такое. Небольшой кривобокий домик, сколоченный, похоже, кое-как и из всякого хлама. Сварогу даже удалось разглядеть над хибарой тоненькую струйку дыма.
Какие отсюда выводы, господа? А такие: кто бы или что бы не скрывалось в хижине, оно имеет прямое… прямейшее, а то и главнейшее отношение к происходящему. И если где-то и можно найти ответ, а с ним и выправить ситуацию, то только там – в этой лачуге.