Пленник времени
Шрифт:
– Ты что, Рустам? Какие подводные лодки на Иссык-Куле? Я же там каждый год по нескольку раз бывал и, ни о чём таком не слышал!
– А кто бы тебе сказал? Это я тебе сейчас говорю, что там, в то время, были построены и спущены под воду три подводных лодки. Правда, они размером меньше тех, что бороздят просторы мирового океана, но, всё же, это три, нормально функционирующие, подводные лодки! Оснащение у них, то же самое, что и на нормальных боевых кораблях. Базировались они на южном берегу озера, там, где закрытая зона, подальше от любопытных глаз. Да и берег с южной стороны круто уходит в глубину, нежели с северной стороны. Сколько километров озеро Иссык-Куль в длину, если помнишь?
– От города Рыбачьего, до посёлка Тюп, северный берег почти прямой, около 180-ти километров. Это самые дальние точки на озере, - не задумываясь, ответил Генка.
– Совершенно верно! Так вот, на подводную лодку возле города Рыбачьего установили нашу опытную гидроакустическую установку. На другой подлодке имитировали повреждение двигателей, с залеганием лодки на грунт, ну, и как будто бы, производиться ремонт. Обе лодки лежали на грунте, на глубине около 50-ти метров. Для дальнейшего анализа, всё время ремонта лодки, записывалось на сверхчувствительную магнитную плёнку, с помощью нашего аппаратного комплекса, на подлодке возле города Рыбачьего! На второй подлодке, тоже производилась магнитофонная запись шумов ремонтных работ. И что ты думаешь? Когда мы расшифровали запись, то чётко были различимы всевозможные звуки, по характеру напоминающие производство ремонтных работ на подлодке у города Пржевальска! И это всё было слышно под водой, почти, за 150 километров! Правда, были записаны и посторонние подводные шумы, но в процессе расшифровки мы их отфильтровали. Записи с обеих подводных лодок сравнили, и они совпали как по времени, так и по характеру воспроизводимых шумов на подлодке возле Пржевальска! За создание этого прибора, шефа нашей лаборатории, меня, и руководство «почтового ящика», представили к правительственным наградам. К тому же у меня появилась возможность досрочно защитить кандидатскую
– А причём здесь воинское звание майор? – недоуменно спросил Генка.
– Ну, ты что, Гена? Организация-то военная! Все, кто с высшим образованием, на должностях офицеров, кто имел только среднее образование, в званиях от рядовых до старшин, в зависимости от выполняемой работы и должности. У нас было и три генерала! Директор, он кадровый военный, назначенный Министерством Обороны, занимался только представительством, в смысле, что представлял наше предприятие в различных инстанциях, свадебный генерал! Основную техническую политику предприятия осуществлял главный конструктор, доктор технических наук. Мне кажется, что он ещё и академиком был, какой-то академии, не знаю точно. Тоже генерал, но на звёздочку поменьше. На главном инженере лежали все хозяйственные функции, кандидат технических наук, но тоже был генералом. Наш заведующий лабораторией был доктором технических наук, но занимаемая должность была не выше воинского звания полковник. Военные в ту пору получали неплохие деньги. Во всяком случае, я получал раза в три больше, чем специалисты моего уровня, работавшие на гражданских предприятиях. Всё шло хорошо! Наше предприятие изготовила небольшую партию нового оборудования, для опытной эксплуатации. Потом мне пришлось покататься по командировкам, для установки аппаратуры на военных подлодках. Побывал я на Тихом океане, в Находке, и на Северо-Ледовитом, в Североморске, и на Чёрном море побывал несколько раз. В процессе эксплуатации, возникали кое-какие проблемы, приходилось опять лететь и настраивать оборудование на месте. Интересно было. Ко мне напарника приставили из КГБ, Витю Садовникова. Пару лет в командировках был только с ним. Командировки, иногда, были больше месяца. Сдружился я с ним крепко, ровесниками мы были. Хороший, простой парень, без выкрутасов комитетских. Накануне Ташкентского землетрясения, в понедельник 25 апреля, на «почтовый ящик» пришёл от военного ведомства новый заказ. Документы на разработку нового оборудования, с сопроводительным письмом под грифом «Совершенно секретно», выдали под расписку в первом отделе моему шефу. Время приближалось к концу рабочего дня, а «Главный» требовал дать предварительное заключение, по новому проекту, уже к утру следующего дня. Техническое обоснование нового проекта, должно было лежать у него на столе в 9 часов утра. Шеф попросил меня задержаться, чтобы вместе составить необходимое техническое заключение. Просидел я с ним до 11 часов вечера. В принципе, мы пришли к выводу, что выполнение заказа нам по плечу. Осталось только грамотно изложить на бумаге все наши соображения по проекту. Шеф мне сказал, что все бумаги подготовит сам, посидит за составлением бумаг всю ночь, но к утру всё будет готово. Меня отпустил, а сам остался в лаборатории. Когда уезжал домой, на улице моросил нудный дождь. В шестом часу утра, меня разбудил какой-то непонятный гул, который шёл отовсюду. Выглянул в окно, на ясном небе ярко горели звезды. В предчувствии непонятной тревоги, я накинул на себя халат и вышел во двор. Глянул на часы, было 5 часов 22 минуты. На фоне ясного неба, уже начинавшего светлеть, из-под земли с шипением и треском, вырвался и взвился над городом исполинский купол света, напоминавший пламя свечи. Он имел резкий контур сверху, и размытый у основания. Медленно расширяясь, свечение поднялось в зенит, и растворилось в сполохах зарниц. Тотчас раздался подземный удар. Я был ошеломлён, ничего подобного я никогда не видел. Да что там говорить, не видел, даже и не слышал, что такое может быть при землетрясениях. Земля у меня под ногами вздыбилась, как будто я стоял на каком-то живом существе, которое резко набрало полную грудь воздуха, и тут же выдохнуло! Я еле удержался на ногах, и обернулся в сторону своего дома. Дом, в котором я жил, был сложен из сырцового кирпича, и каких-либо видимых повреждений на нём не было видно. Как намного позже я узнал, в Ташкенте уцелели именно такие дома. Мой дом находился на небольшом возвышении по отношению к городу. Я отчётливо видел, как в предрассветных сумерках, кое-где началась подниматься пыль, и появились первые всполохи пожаров. Возвращаться в дом, я боялся, но через двадцать минут, преодолев страх, я вошёл в квартиру. На стенах, кое-где, виднелись трещины, на полу валялись осколки разбитой посуды. Всё это было уже не страшно, и я начал быстро собираться на работу. Поскольку наше предприятие находилось почти в центре города, а как мне удалось разобрать в предрассветной темноте, наибольшие разрушения стихия нанесла именно, по центру города. Кое-как, на работу, я добрался лишь часам к семи. Первым делом в глаза бросилось то, что здания нашего «почтового ящика» не пострадали, во всяком случае, внешних повреждений видно не было. На территории предприятия суетились члены добровольной пожарной дружины. Главный инженер, по ходу дела, отдавал какие-то распоряжения своим помощникам. Я поспешил в свою лабораторию. Входная дверь, в нашу лабораторию, висела на одной петле и жалобно поскрипывала. По всей вероятности, здание хорошенько тряхнуло. В этот ранний час, в лаборатории никого не было. Я мельком взглянул на приборы, которые были расставлены на столах и полках, большого ущерба не приметил и направился в кабинет шефа. Дверь в кабинет была открыта настежь. Я медленно вошёл в кабинет, как будто боялся увидеть внутри помещения, чего-то страшное. Моё предчувствие меня не подвело. Шеф лежал на полу, лицом вниз, возле массивного, с открытыми дверками, сейфа. На полу, рядом с головой, растекалась лужа крови. Я наклонился к шефу, намереваясь пощупать пульс. Шеф был мёртв. На одном из острых углов открытого сейфа, темнело кровавое пятно. Я ничего не стал трогать и, почти бегом, направился в приёмную нашего директора. Только там можно было позвонить по городскому телефону и вызвать милицию, и скорую помощь. В то время, я ещё не знал, что подземная стихия вывела из строя всю городскую телефонную сеть. Хотя я смутно понимал, что нужно делать, но одно знал точно, что надо известить о смерти шефа нашего директора и главного конструктора. В приёмной директора толкались какие-то люди. Двери в кабинеты руководителей были широко открыты. Тут я увидел начальника первого отдела, который что-то выговаривал своему подчинённому. Я решил, что в данной ситуации, эту страшную весть, лучше всего будет сообщить, именно, начальнику первого одела. Всё-таки он отвечает за безопасность нашего предприятия и пусть, потом думает, что дальше делать. Так я и сделал. Начальник режима, так его у нас ещё называли, коротко бросил своему сотруднику и мне, чтоб мы следовали за ним, и мы быстрым шагом направились в сторону нашей лаборатории. За время моего отсутствия, в лаборатории ничего не изменилось. Лаборантов и техников, в этот ранний час, ещё не было на рабочем месте. Начальник режима приказал своему подчинённому оставаться в кабинете моего шефа, никого внутрь не пускать, и ничего не трогать. Сам же отправился доложить руководству о случившейся трагедии и постараться, каким-то образом, связаться с милицией, скорой помощью и КГБ. Ну, а дальше началось… - Рустам махнул рукой и потянулся за бутылкой.
– Что началось? – спросил Генка, подставляя свою рюмку.
– А то и началось, что пропали все документы, которые относились к новому проекту заказа. Даже черновики, которые мы набрасывали накануне вечером, и те исчезли. На счёт смерти шефа, вроде как, сомнения не возникали. Закончил работу, хотел положить бумаги в сейф, открыл его, а в это время и тряхнуло хорошо. Шеф не устоял на ногах, и ударился виском об острый угол открытой, стальной дверцы, массивного сейфа. Это была официальная версия причина смерти нашего шефа лаборатории. На самом деле, как потом показала судебно-медицинская экспертиза, смерть наступила на полтора часа позже, начала первых подземных толчков. То есть получалось, как раз в тот момент, когда я появился на территории предприятия. Все улики были против меня. Когда появились комитетчики, то сразу увезли меня к себе. Трое суток меня прессовали, а тридцатого апреля, накануне первомайских праздников выпустили под подписку о невыезде, или попросту говоря, под домашний арест. Взяли с меня подписку, что в ближайшие три дня, выходить из дома не буду. Я подписал, жалко, что ли? Виновным то я себя не считал. Видимо им самим хотелось немного отдохнуть, ведь в городе царил хаос, да ещё тут с Москвы Брежнев приезжал, посмотреть на разруху. Так, что КГБ в это время было просто не до меня, но на будущее не хотели выпускать из виду. Ночью слышу, лёгкий стук в мою входную дверь. Странно, думаю, звонок у меня есть, звони, кто там пришёл? Нет, слышу, опять, даже не стучится, а как будто скребётся кто-то. Открыл дверь, а на пороге Витька Садовников стоит, и палец к губам прикладывает. Жестом приглашает выйти на улицу, а дверь не захлопывать, открытой оставить, чтоб не шуметь. Вышли во двор, ночь тёплая, утром первомайские праздники, а город, большей частью, разрушен. Сели на скамейку во дворе, недалеко от дома, и Витька начал мне на ухо шептать. В общем, нашептал он мне то, что в комитете не верят ни одному моему слову. Я у них главный подозреваемый. А отпустили меня потому, что надеются с помощью установленной подслушивающей аппаратуры, которую установили у меня в квартире во время моих допросов, найти исчезнувшие документы. Надеются, что я где-то проколюсь. Про несовпадение смерти шефа, по времени с началом подземных толчков, тоже сказал. И вдруг неожиданно посоветовал сматываться не только из города, но и вообще из страны. Я его ещё спросил, зачем он мне это советует, я же ни в чём не виноват, а он мне отвечает, то-то и оно, я тоже не верю в то, что ты убил шефа и забрал бумаги, но в комитете считают иначе. Раз комитетчики зацепились, то спуску не дадут, виноват ты, не виноват, раскручивать будут на всю катушку. Лучше уехать куда-нибудь, да живым остаться, чем, в лучшем случае, баланду хлебать лет 15, а, то и вообще, под расстрельную статью подведут. Потом, может быть, и оправдают, да поздно будет. А сейчас беги, говорит он мне, включи телевизор на московскую программу, пусть думают, что ты лежишь на диване и первомайский парад трудящихся на Красной площади смотришь. Если удастся тебе выбраться из страны, года три не высовывайся нигде, нет тебя и проблем нет. Исчез, без вести пропал, и точка! Когда всё успокоится, позабудется, я тебя найду, обещаю тебе. Где бы ты ни был, но я тебя найду, главное, я буду знать, что ты жив. Так он мне обещал. Мы обнялись на прощанье, он мне в карман брюк что-то сунул, и исчез в ночи.
– Ну, что он нашёл тебя?
– нетерпеливо спросил Генка, когда Рустам сделал небольшую паузу в своём рассказе.
– Да Гена, нашёл, как и обещал через три года. Слово своё сдержал. Он потом мне рассказал, как на самом деле всё произошло. Мой шеф, действительно, не устоял на ногах. Скорее всего, поскользнулся на разбитом стекле от какого-то прибора и ударился головой об угол дверцы сейфа. Все документы нашлись, месяца через два. Вероятнее всего, шеф хотел бумаги из сейфа вынуть и унести в первый отдел, было около семи часов утра, и в окно он видел, что начальник режима уже был на предприятии. Вытащил бумаги и положил наверх книжного шкафа, что стоял рядом с сейфом. По верху книжного шкафа был приделан небольшой бортик. Получилось, что документы легли в ямку. Шкаф был высотой около двух метров и снизу заметить, что на нём лежат какие-то бумаги, не представлялось возможным. В те дни перерыли весь кабинет и всё предприятие в целом, но догадаться, что папка с документами лежит сверху книжного шкафа, никто не соизволил. Когда назначили нового шефа лаборатории, он и обнаружил, пропавшую папку с документами во время наведения порядка в кабинете. А в ту первомайскую ночь, распрощавшись с Витькой, пробрался в свою квартиру неслышно, как кошка, собрал небольшой рюкзачок, включил телевизор на московскую программу, и тихонько вышел…
– Постой, как ты мог включить телевизор, ведь ночью то вещание не ведётся? Включишь звук, будет лишь шипение. До самого утра телевизор бы шипел. Подозрительно это было бы всё-таки, - засомневался Генка.
– Молодец Гена! Сразу видно в тебе связиста! Но я же тоже в институте учился, а там научили кое-чему. Я давно собрал, так, ради забавы, реле времени. Не помню, для чего я его делал, но тут про него вспомнил. Настроил, на шесть часов утра, через него подключил телевизор в сеть и подался, сам не зная куда…
– Сплошной детектив, получается…. Ну, а дальше то что? Я же знаю, что ты был в отряде Мустафы, контрабандой занимался, года три, так он мне говорил. Как к нему-то попал? Подожди Рустам, я пропущу эту рюмку, а то так и недолго напиться, - предупредил Рустама Кулаков, когда тот поднял в характерном жесте свою рюмку.
– У нас с тобой же уговор, хочешь - пей, хочешь - пропускай, насиловать друг друга не будем, - согласился с Генкой Рустам и опрокинул в себя рюмку с огненной жидкостью, - хорошо пошла! Сейчас дойдём и до Мустафы. Первым делом, когда я выбрался из города, было желание сразу же рвануть к своим - в Термез. А потом, вдруг, сообразил, если начнут меня искать, то обязательно с Термеза и начнут. Я тут же резко изменил, свои планы и, для начала, решил убраться из Узбекистана. На попутных машинах добрался до Янгиюля, а там, уже, и светать начало. Тут я вспомнил, что Витька мне что-то в карман сунул. Решил посмотреть, чего это он там мне на дорогу дал. Вытащил из кармана три бумажки, две сотенных купюры и записку, написанную печатными буквами: «ХОРОГ СОВЕТОВ 17 БАХУТ». За деньги я Витьку от души поблагодарил, хотя у меня и было немного денег, но эти могли быть не лишними, тем более не знал, что со мной будет дальше. Прочитал записку, и до меня дошло, что Витька даёт мне путеводную нить, по которой я должен идти дальше. Не буду я тебе долго рассказывать, как я добирался до Хорога, но на это у меня ушло около недели. Вначале поездом до Андижана, с Андижана автобусом до киргизского города Ош, а потом, попутками, до самого Хорога. Когда я постучался в ворота глинобитного забора, меня оглушил лай собак, но через минуту собак утихомирили, и ворота открыл бородатый мужик неопределённого возраста. Он осмотрел меня с ног до головы и скорее утвердил, чем спросил: «Сайдулаев Рустам? Заходи!». Я признаться опешил, откуда в этом городе знают меня? Я первый раз в своей жизни в этом городе! Но спрашивать не стал, зашёл во двор, и пошёл следом за Бахутом, потому что, скорее всего, это он и был. «Мне сообщили о тебе, что ты должен приехать, - сказал бородатый мужик, - Бахут!», он протянул мне руку. Я тоже представился, но он махнул рукой, давая понять, что обо мне ему всё известно. «Пойдём в дом, я покажу тебе комнату, где ты временно будешь жить. Из дома не высовывайся, накормить - тебя накормят, а когда прибудет нужный человек, то потом с ним и уйдёшь»: - сказал Бахут, и повёл меня в дом. Дней семь или восемь, я из дома не выходил. Когда приходило время приёма пищи, меня Бахут звал на свою кухню, и мы вместе, правда, большей частью молча ели. Не скажу, что были изысканные блюда, но мне хватало. А потом в доме появился Мустафа, которому меня Бахут, и вручил. Бахут мне сказал, что это мой шанс уцелеть, и кое-что заработать. Не скрывая, сказал мне, что Мустафа занимается контрабандой, и мне, какое-то время, придётся этим заниматься. На тот момент, мне было всё равно, чем заниматься и, с помощью Мустафы, стал опытным контрабандистом. Много тропок исходил по горам Таджикистана, Афганистана и Пакистана. Сезон у нас начинался, где-то в мае и до конца октября, практически без перерывов, возили контрабанду. В Союз наркотики, а оттуда оружие. Хорошие деньги на этом делали. Зиму пережидали, либо у Мустафы в нижнем кишлаке, в Афганистане, либо спускались в долину, у Мустафы там был ещё один дом. Последнюю зиму я провёл здесь, в Читрале. Летом мы с Мустафой часто заезжали в Читрал, а вот зиму провёл в нём впервые. Во время зимовки, познакомился с нужными людьми и, практически, стал жителем этого городка. В 1969 году, когда мы очередной раз прибыли в Хорог, Бахут ночью тихо разбудил меня и жестом показал, чтоб я шёл за ним. Пройдя несколько дворов, мы вошли какой-то дом. Свет в доме не горел, но кто-то ждал нас в темноте. Потому что, как только мы вошли во двор, входная дверь приоткрылась и Бахута шёпотом, назвали по имени. Что-то знакомое показалось мне в этом шёпоте, и тут я вспомнил, три года назад таким голосом шептал мне на ухо первомайской ночью, Витька Садовников! Вот так встреча! Мы крепко пожали друг другу руки, и Витька сказал Бахуту, чтоб он зашёл за мной через пару часов. А дальше, мне Витька в тёмной комнате чужого дома, коротко рассказал о том, что произошло после моего исчезновения. Вначале, в КГБ была паника, упустили иностранного шпиона и убийцу. Когда нашли документы, шумиха с пропажей бумаг, поутихла, и стало ясно, что я к смерти шефа никакого отношения не имею. Просто, произошёл несчастный случай. Дело закрыли, а меня так и не нашли. Витька меня уже через год пытался найти, но наши пути никак не пересекались во времени, и пространстве. Мы бы ещё долго разговаривали с Витькой, но он вовремя заметил, что у нас время ограничено. Тут он мне передал какую-то увесистую папку. Я его спросил, что в этой папке, он мне ответил, что в ней находятся чертежи и, вся сопроводительная документация, по гидроакустическому оборудованию, когда-то разработанному мною. На мой немой вопрос, зачем мне это всё нужно в горах Афганистана и Пакистана, он только рассмеялся над моей несообразительностью. Короче, получалось так, что это оборудование уже устарело в СССР, изобрели новые установки, но для иностранных государств, в том числе и США, они до сих пор являются предметом особого вожделения. Витька без всяких предисловий сказал, что эти документы должны попасть в руки военной разведки США. Это должен был сделать я, поскольку являюсь автором изобретения. С этими документами мне будет легче войти в контакт с иностранной разведкой, и начать новую жизнь военного, но уже иностранного государства. Вот так меня КГБ из подследственного, превратило в своего агента. Да, Гена, я от тебя не скрываю, что в данный момент являюсь и агентом ЦРУ, и секретным агентом КГБ. Так было нужно для пользы нашей страны. Я не стал отказываться, тем более что открывались возможности для занятия любимым делом. Я очень на тебя надеюсь, что всё сказанное сейчас здесь, ты никогда и нигде не произнесёшь, и тем более, не напишешь, - очень серьёзно Рустам посмотрел на Кулакова.
– Ну, ты и даёшь, Рустам! Я, конечно, болтать не собираюсь, обещаю тебе. Всё, что ты мне сейчас сказал, останется между нами, клянусь тебе в этом! – пообещал Генка.
– Гена, это и тебе надо, без меня тебе отсюда выбраться будет, ой, как сложно! Постараюсь через того же Садовникова, чем-то тебе помочь.
– А ты что, с ним связь имеешь? И кто он теперь? – заинтересовался Генка.
– Садовников, в данный момент, является генералом в ПГУ КГБ, в Москве он сейчас работает. А связь только конспиративная, и то, в исключительном случае. Я, конечно, всё равно с ним должен связаться, попробую твою проблему ему переправить, может чего дельное и посоветует, - с надеждой сказал Рустам.
– А что такое ПГУ КГБ? С КГБ, вроде, всё понятно, а ПГУ, что означает? – очередной вопрос задал Генка.
– Первое Главное Управление, это элитное подразделение КГБ, короче говоря, военная разведка, – просто объяснил Рустам.
– Ох, ты! Всё, я тебя больше ни о чём спрашивать не буду, опасно это! Дальше можешь не рассказывать, я обо всём догадался, а детали меня интересовать не должны. Меньше знаешь, лучше спишь! Наливай! – и захмелевшие друзья выпили ещё по одной рюмке виски.
В этот раз Рустам не всё рассказал Кулакову. Лет через двадцать, когда уже давно не будет Советского Союза, когда КГБ станет называться ФСБ, а Первое Главное Управление станет самостоятельной структурой с названием «Внешняя разведка», вот тогда, в приватной беседе, бывший полковник КГБ Сайдулаев Рустам, расскажет сотруднику Колумбийского университета, Генри Кулену, кем был на самом деле начальник разведшколы в пакистанском городе Читрал. Произойдёт эта беседа в уютном русском ресторанчике «SINBAD» в нью-йоркском районе Брайтон. А пока друзья выпили первую бутылку виски, и перешли ко второй. Дальнейший разговор перешёл на воспоминания студенческой жизни.
Утром, от чрезмерного выпитого накануне спиртного, как ни странно, голова у Генки не болела. Чувствовалась какая-то тяжесть в желудке, но общее состояние было удовлетворительным. Рустам ещё до начала завтрака принёс пару баночек холодного пива, по 0,33 литра, и Генка с большим удовольствием выпил. Буквально через минуту, тяжесть в желудке исчезла, а состояние лёгкой эйфории, подняло настроение. После завтрака друзья сходили к фотографу, а от него сразу прошли в полицейский участок. В полицейском участке Рустама встретили, как хорошего друга, и уважаемого господина. Рустам объяснил начальнику участка причину посещения полиции, и заполнил необходимые формуляры, под которыми Кулаков потом поставил подпись. Выдачу временного удостоверения личности Кулакова, назначили только через две недели, ссылаясь на то, что заполненные документы нуждаются в проверке, и регистрации в соответствующих инстанциях.