Пленники астероида
Шрифт:
День прошел. Осталось тридцать девять, потом тридцать восемь, потом тридцать семь дней жизни…
Не поспевает помощь!
Карты перечерчены начисто, собрана коллекция минералов, тщательно переписан отчет об экспедиции на спутники Юпитера, упомянуты заслуги каждого. Земля не должна забыть погибших знаменосцев. Написаны письма советскому правительству, а также и Вадику — о его отце. Помощь запаздывает, но когда-нибудь люди придут сюда. Человек пытлив, он не любит оставлять местечки, где не ступала его нога. Конечно, прибывшие
И последние дни Надежда Петровна работает с лопаткой. Она копает в вулканическом пепле окопчики в форме стрелок. Окопчики глубокие и узкие, и тени тотчас же заливают их черной тушью. Черные стрелки ведут от телескопа к подвалу золотого запаса — к их жилищу и будущей гробнице.
Роберт копает вместе с ней. По радио слышно его тяжелое дыхание. Роберт отдувается, потом спрашивает:
— Тетя Надя, расскажи мне, как ты любила.
Бедняга, ему предстоит умереть, не испытав любви!
Он знает это, потому и допытывается:
— Что такое настоящая любовь, тетя Надя?
— Это нельзя рассказать словами, — говорит Надежда Петровна. — Слов таких нет.
Сил у нее совсем мало. Накопавшись до изнеможения, Нечаева возвращается в кабину одна. В душном помещении Ренис встречает ее попреками.
— Это несправедливо, — жалуется он. — Вы слишком глубоко дышите, копая. Вы дышите чаще меня. Давайте разделим кислород поровну. Я согласен делить поровну, хотя у меня объем легких больше.
Тридцать шесть дней жизни осталось!
Нечаева смотрит на него скорее с жалостью, чем с осуждением. Как он постарел, опустился! Седая щетина на щеках, слезящиеся веки, бегающие глазки. Куда девался видный мужчина, который ухаживал за ней, делал предложение, сгорая от страсти! Испуганный скупец умоляет ее:
— Не дышите так глубоко, прошу вас!
— Эрнест, — говорит она, — когда-то вы были человеком. Будьте человеком в последний раз. Я уже все обдумала, другого выхода нет. Одному воздуха хватит втрое дольше, чем троим.
— Жребий? — переспрашивает Ренис. Глаза его загораются. Он так верит в провидение!
Надежда Петровна удивляется даже. Нет, она не имела в виду жребий. Воздух надо отдать Роберту, мальчику. Ведь он не жил совсем.
— Нет! — кричит Ренис. — Не уговаривайте. Я не хочу быть благородным трупом! Мне плевать на вас и на племянника! Я буду жить, я жить хочу!
Воздуха не хватает для крика. Ренис переводит дух и грозит пальцем, понимающе подмигивая:
— Вы хотите завладеть золотом, многоуважаемая? Не получится!
Как быть? Спорить с Ренисом бесполезно и противно. Пожертвовать собой? Не хочется продлевать жизнь и этому полубезумцу. Разделить воздух, а потом отдать свою долю Роберту? Как это сделать?
Ночью она просыпается, заслышав шаги. Ренис стоит возле нее, тяжко вздыхает, затем тормошит:
— Надя, не спите, у меня гадкие мысли. Мне хочется убить вас, чтобы надышаться.
И Нечаева отвечает недовольным голосом:
— Идите спать, Эрнест, не мешайте мне. Все равно вы не убьете, решимости не хватит. Роберта побоитесь, он вам не простит.
Остается тридцать пять дней жизни.
Потом тридцать четыре дня…
Тридцать три…
Что же ты медлишь, родная Земля? Неужели ты не слышала нашего призыва?
Они экономят кислород, в кабине нестерпимо душно. Нечаева просыпается с головной болью, морщится, трет виски. Когда голова болит, трудно рассуждать. Но, кажется, пора. Нельзя откладывать больше. Сегодня они разделят кислород, и свою долю она отдаст Робу.
Месяц жизни. Не слишком щедрый подарок.
Зачем она выходит из кабины? Кажется, для того чтобы обдумать все как следует. Она стоит в воронке у выхода, жадно смотрит на черно-желтые скалы астероида. Даже с ними жалко расставаться, столько прожито здесь, столько пережито. Жить хорошо, очень хочется жить! Потом она переводит взгляд на небо, ищет яркую голубоватую звезду. Где ты, Земля? Прощай, родная!
И тут на звезды наплывает остроносая тень. Удлиненный черный силуэт прорезает созвездие Льва, вспыхивает алое зарево, освещает звезду на вороненом боку.
— Наши! — кричит Нечаева. — Наши!
В ушах слышны голоса: “Вы с ума сошли?” — спрашивает Ренис. Роберт просит: “Дядя, дай скафандр, я посмотрю, что с ней”. А Надежда Петровна ничего не может объяснить им, она забыла все человеческие слова, только кричит, рыдая:
— Наши! Наши! Наши!
Кричит и машет руками, словно ее могут увидеть. Впрочем, может быть, видят. Слышат во всяком случае и настраиваются на их волну. В ушах грохочет чужой, необычно явственный голос:
— Привет, товарищи! Ваши испытания кончились.
Кто вы такие? Не команда ли “Джордано Бруно”?
— Наши, наши! — шепчет Надежда Петровна и глотает сладкие слезы.
Ренис — он уже оказался рядом — отвечает за нее:
— Да, мы из команды “Джордано Бруно”. Нас трое осталось в живых: Ренис Эрнест, Нечаева Надежда, Ренис Роберт.
— Поздравляем вас, товарищ Ренис, — говорит другой голос, уже не по-русски, на родном языке дяди и племянника.
— О, тут мои соотечественники! — радуется Ренис. Опять смешанная экспедиция!
— Тут все ваши соотечественники, — отвечают ему. — Наша родина уже три года назад вошла в Союз Коммунистических Стран. Уже три года у коммунистов большинство в парламенте. Мы тоже ввели бесплатный транспорт и бесплатное питание. Скоро отменим деньги…
Надежда Петровна улыбается сквозь слезы. Едва ли это приятное известие для Рениса. Впрочем, не хочется даже думать о нем. Пришли свои, родные, правильные люди, понимающие, что лучшая мечта — это коммунизм, а золото — только металл, тяжеловесный, желтого цвета, электропроводный и химически инертный, не окисляющийся на воздухе.