Пленники дорог
Шрифт:
Завернув две сшитые рубашки в чистую холстину, я спустилась вниз. Муженек Даи, сидя за столом, с недовольным видом жевал мясо, отрывая его зубами прямо от запеченной бараньей ноги. Хоть бы отрезал себе кусок и положил на тарелку — так нет, выгрызал то, что ему нравилось. Бараньим жиром уже была измазана тонкая шелковая рубашка, которую Дая только что унесла из моей комнаты среди отобранных вещей. Но вот что меня искренне порадовало, так это заплывший, светящий огромным синяком глаз, отливавшая желтизной щека, да и прежде изящный нос распух, как огромная слива. Должна с гордостью признать — я не промахнулась!
— Зараза! — с ненавистью глядя на меня, приветствовал побитый красавчик. — Чтоб ты сдохла! Дая, а почему она все еще здесь? Я ж те сказал — выбирай: или я, или она! Пусть убирается из дома куда хочет, или я уйду. Под одной крышей с ей я жить не желаю!
— Можешь пойти жить в дом своих родителей. Там вообще крыши нет уже который год. И тебе очень к лицу это небольшое изменение внешности, — не осталась я в долгу. — От тебя просто глаз не оторвать, душка!
В ответ зятек схватил со стола горшок с кашей и швырнул его в меня. Я пригнулась, и горшок разбился о стену рядом со мной, заляпав все вокруг густой пшенкой с тыквой. Атмосфера снова стала сгущаться, но тут вмешалась Дая.
— Лия, — холодно сказала она, — Лия, ты, мне кажется, куда-то хотела идти.
Махнув рукой на зло бурчащего вслед мне красавчика, я пошла со двора. Бедную Даю супруг поставил перед нелегким выбором: он или я, и сестрица, как умеет, пытается сгладить шероховатости между нами. Как дальше вместе будем жить — в голове не укладывается!
Все еще кипя от возмущения, я шла по улицам поселка, не обращая внимания на любопытные взгляды, но с улыбкой здороваясь с встречными. Взглядами меня провожали все, некоторые даже из окон и ворот выглядывали, работу бросали, чтоб поглядеть на брошенную невесту, на то, как я выгляжу, как себя веду. А то как же не посмотреть! Сейчас обо мне судачит половина поселка! Впрочем, почему только половина? Без сомнения, говорят все. Думаете, покажу вам свою слабость? Не дождетесь! Пусть все видят, что женитьба Вольгастра меня нисколько не расстроила, а что по-настоящему творится в моей душе — это только мое дело.
Одна из поселковых сплетниц, едва увидев меня из своего окна, настолько далеко высунулась наружу, что едва не выпала прямо в буйные заросли крапивы. Лучше б ты, балаболка, вместо того, чтоб в окно впустую глядеть да сплетни собирать, те же самые окна помыла, а не то они скоро грязью в палец толщиной покроются, обзор закрывать начнут!
Сейчас я, и то, что меня оставил жених — самая обсуждаемая новость во всей округе. Ага, вон несколько бабонек стоят у колодца, настолько занятые перемыванием чужих костей, что, кажется, не замечают ничего вокруг. Им есть что обсудить, особенно после вчерашнего: не каждый день в поселке гуляют свадьбы и бросают невест… Когда я прохожу мимо, они дружно замолкают и с жадным интересом смотрят в мою сторону. Мы здороваемся, и я, не задерживаясь, иду дальше, хотя они и пытаются мне что-то сказать и поговорить о вчерашнем. Простите, но сейчас я не в том настроении, чтоб выслушивать последние новости и отвечать на вопросы. Просто кожей ощущаю, как утихнувшие было голоса соседушек за моей спиной снова набирают силу. Говорите вы что пожелаете, а для меня сейчас самое главное — показать всему поселку, что со мной все в порядке, а слез и в помине нет.
Вчерашние новости будут перемалывать еще долго. Кто смотрел сочувственно, кто злорадно, кто ехидно, но взглядами провожали все без исключения. Хорошо, что платье новое надела… Знаю, что красивое, оттого-то, наверное, почти во всех женских взглядах появлялось удивление пополам с завистью.
И ведут себя все по-разному, в зависимости от того, как кто ко мне относится. Проезжающий мимо на телеге бородатый мужик ехидно оскалился прямо в лицо. Ну как же ему не порадоваться: он сватался ко мне, да я ему отказала — не выносила его грубости да вечного недовольства, и вот теперь он руки потирает да думает — поделом ей…
Еще один проходящий мимо хотя и смотрит с сочувствием, да при том приветливо улыбается — не расстраивайся, мол, все у тебя будет в порядке! Хороший парень, добрый. И этот ко мне сватов засылал, причем трижды, да только матушка ему каждый раз отказывала, не знаю и отчего… И отец его не раз к нам в дом заглядывал, все матушку пытался уговорить дать согласие на брак: страдает, мол, парень, любит твою дочь… Да только без толку все было. Так и женился парнишка на другой. Марида, правда, говорила потом, что боится матушка без меня остаться, вот и отказывает всем подряд… Жена этого парня меня невзлюбила. Где бы мы ни встретились, она вечно враждебно косилась что на меня, что на сестрицу. Вот и сейчас: едва завидев меня, она вцепилась обеими руками в своего мужа, оттаскивая его подальше в сторону. Неужто чего-то опасается? Зря… Ой, бабы, бабы, ревнивый вы народ! Теперь что же, все поселковые бабоньки от меня своих мужей прятать начнут? Тут не знаешь, что и сказать…
Стайка молоденьких девушек, возвращающихся из леса с полными туесками первой спелой земляники, уставились на меня с превеликим любопытством, смешанным с жалостью и насмешкой. В их взглядах читалась уверенность, что уж с ними-то такой беды никогда не приключится. Эх, девоньки, не говорите гоп, пока не перепрыгните! Я вон тоже совсем недавно насчет любви Вольгастра не сомневалась ни единой секунды… И что в итоге?
В общем, такого повышенного внимания к себе со стороны всех жителей поселка до сегодняшнего дня я никогда не испытывала. А, гори оно все синим огнем, мне перед людьми стыдиться нечего! Не сделала я ничего дурного, а то, что Вольгастр предпочел меня другой, так я не первая, и не последняя из тех, кого бросают перед свадьбой. Правильно мне сказала Марида: жизнь на этом, слава Великим Небесам, не кончается!
Постоялый двор "У дороги" стоял на самом краю поселка. Там обычно останавливались погонщики скота — близко от дороги, удобные загоны. Кстати, именно здесь я и купила Медка. Только сейчас в одном из загонов были не лошади — там находились люди. Рабы.
В нашей стране рабства нет, продажа людей также запрещена, и вечная хвала за это Светлым Небесам! Однако, хотя Правитель и не одобряет, но все же иногда, по особому разрешению, по дорогам проводят караваны рабов. Они идут мимо нас, в другие страны, туда, где находятся рынки по продаже людей. Я за всю свою жизнь лишь несколько раз видела подобные караваны, и должна признать — они производят тяжелое впечатление.
Вот и сейчас: около сотни худых, грязных, оборванных, дурно пахнущих людей сидели в загоне, полные животного безразличия к окружающим. В основном мужчины, но среди них было и с десяток женщин. Возле загона ходило несколько охранников, отгоняя излишне любопытных зрителей от изгороди. Вот уж зевак набежало предостаточно. Многим из тех, у кого в поселке сейчас найдется хоть чуток свободного времени, хочется поглядеть на редкое для наших мест зрелище. Великие Небеса, не приведи никому оказаться на месте этих рабов! Вот потому-то каждый, не отдавая себе в этом отчета, и радуется, что миновала его такая участь. Ох, люди, люди, грешный мы народ…
Стоявший рядом со мной мальчишка держался за разбитый нос. Посмотрев на капающую из его носа кровь, я оторвала лоскуток от холстины, в которую были завернуты рубашки. Без спора мальчишка позволил мне вытереть кровь с его лица и затолкать кусочек тряпочки ему в ноздри.
— Кто это тебя так?
— Они, — кивнул мальчишка на охранников. — Тут еду этим, что в загоне сидят, вынесли, на землю перед ними бросили. Эти и накинулись на хлеб, отталкивают друг друга… Дрались между собой за еду. Интересно было посмотреть. Я и полез поближе, там видно лучше… А тот, с копьем, и врезал мне по носу древком…